— Сема, по скольким делам он проходит?

— По трем убийствам и четвертое — покушение на убийство.

Вадим услышал их разговор и хмыкнул:

— Так она жива? Дурам порой везет.

— Да, Артамонова жива, — кивнул Семен. — Но в коме.

— Мне было ее жаль, — задумчиво проговорил Вадим, глядя в небо. — Глупая тетка…

— Один ты умный! — сплюнул Семен.

— Разве нет? — Долгов осклабился. — Если бы я сам не захотел, вы бы меня никогда не поймали!

Алене пришлось снова сдерживать Семена, чтобы он не разобрался с Долговым до приезда ребят.

— Несколько лет назад он убил еще одну женщину. Он мне сам рассказывал… Где-то в горах. Номер первый.

Алена покосилась на Вадима. Конечно, он слышал ее, но, казалось, ему нет ни до чего дела: шел себе, держась за плечо, иногда спотыкался, но помогать никто не спешил.

— Двигай ногами, маменькин сынок! — подгонял Семен.

— Я не обязан слушать оскорбления…

— Не нравится? Ничего, в тюрьме еще и не такое услышишь. А на «сынка» еще и откликаться будешь. Быстренько так…

Вадим осклабился:

— Твоя женщина красивая. Я бы мог…

— Еще раз рот откроешь…

Семен двинул Долгова по спине рукояткой пистолета.

— Семен, не надо! Он хочет этого, разве ты не видишь? — удержала Алена.

Скоро они добрались до Влада — он сам вышел навстречу.

— Живой? — Семен бросился к другу. — Ты весь в крови!

— Он мне шею порезал… ерундовый порез, но крови много попортил… Спасибо твоей Алене: она кровь остановила. А то совсем истек бы…

Алена держалась в сторонке из-за Долгова, шнырявшего по ней взглядом. И ведь никак не угомонится! Даже раненый! Губами перебирает, что-то шепчет. Алена прислушалась. Какая-то Зизи… Псих!

Чтобы не видеть его глаз, отвернулась. Под ногой валялся толстый корявый сук, тяжелый на вес. Чем-то напоминает биту… Она подняла его, повертела и хотела показать Семену, но слова застряли в горле. Вадим подкрался к Краснову, возившемуся с пистолетом. Влад сидел на корточках, закрыв глаза и обхватив голову. Они не видели его и не слышали!

Алена открывала рот и не могла крикнуть, что у Долгова в руках скальпель. Откуда он его взял?! Почему они не обыскали его сразу? Вадим целился Семену в шею. Он не промахнется…

Она не помнила, как ударила Долгова по затылку палкой. Глухой стук, что-то хрустнуло. Алена сжимала остатки палки, оседая на руках подбежавшего Семена. Влад из последних сил прижимал к земле Долгова, рычавшего диким зверем. Голову Вадима и лицо заливала кровь. Неужели это сделала она?..

Больше Алена ничего не видела, разве что через многослойный туман слышала мужские голоса и вой сирен.

Потом стихли и эти звуки.

Семену выдали больничный халат, велели надеть бахилы, но их он запихнул в карман.

Он так спешил, что едва не сшиб на повороте тонконосого мужика. И только потом подумал, что там, откуда носатый шел, была только одна палата — Аленина. Что он там делал?!

Мать встретила его улыбкой, поправила сбившуюся челку. Да-да, он никак не найдет времени подстричься.

— Наконец-то! Мы уже думали, ты не придешь.

— Ма, а кто тут недавно был?

— Борис был…

Семен покачал головой:

— Бориса я видел внизу. Он спешил. Бизнес…

— Тогда ты, наверное, имеешь в виду Георгия…

— Какого еще Георгия? — Семен хватался за ручку двери в палату Алены, а мать легко шлепала по рукам.

— Успокойся. Это ее бывший муж.

— Аленкин?! Чего ему надо? Он же бывший!

Мать гладила по спине, успокаивала, как маленького.

— Ну и что, что бывший? Он волнуется за нее. Хороший человек…

Семен набычился:

— Кто сказал, что хороший? Алена?

— Я сказала. Я так думаю. Плохой не навестил бы. А он цветы принес, фрукты.

— Выкинь их! — приказал Семен. — Что я, яблоки со сливами не куплю?!

Подошел отец, хлопнул по плечу.

— Здорово, сын!

— Привет, батя.

Они крепко пожали руки. Но Семена все еще волновал Жорик.

— Мам, не пускай к ней ни бывших мужей, ни бывших друзей — никого! Поняла?

Мать ответила вздохом и развела руками.

— Семен, ты как маленький! Почему я должна прогонять их?

Но Семен настоял, чтобы в первую очередь в палату не впускали «мазилу» — Гришу Кудинова.

Однажды Семен застал Кудинова, притащившего Аленин портрет, у себя дома. Оказалось, что адрес мазила выклянчил у Мимочки. Вот и пришлось терпеть его несколько часов. Гость был прилипчивым и никак не хотел уходить, хотя Семен всячески намекал, предлагал проводить и даже вызвал такси. Алена смеялась и хвалила портрет. Слава богу, у Кудинова хватило ума не рисовать ее голой! И что только в нем нашла подруга Алены? Семену было жаль Мимочку, вздыхающую по Кудинову при каждой встрече.

А вот Борис приходит не так часто, если только бывает проездом в Москве. Хороший мужик. Семену он нравился, особенно тем, что никогда не вмешивался в их с Аленой дела. Пару раз они ссорились при нем, отстаивали каждый свою точку зрения, а Борис посмеивался и читал бизнес-журнал. А потом они вместе шли в кафе, где о ссоре никто не вспоминал.

Подошли ребята, притащили огромные букеты. Поздравляли, хлопали по спине — у него там уже синяк образовался. Да, он молодец. Они с Аленой вместе молодцы — мальчишка получился на славу, крепкий, щекастый. Семен считал, что сын похож на него, Алена возражала. Новоявленные дедушка с бабушкой вообще ничего не считали — они просто радовались.

Собрав цветы, Семен зашел в палату.

Алена спала. Рядом в специальной кроватке спал малыш. Семен осторожно коснулся крошечного носика, поправил синюю шапочку и вздохнул. Пора возвращаться на работу. Они с ребятами вырвались ненадолго.

Вчера он снова встречался с профессором Коняшкиным — тот обследовал Долгова.

— Что вы думаете, профессор?

Тот сначала долго молчал, выписывал что-то в тетрадь, потом откликнулся:

— Если вы хотите меня спросить, сознавал ли он, что делал, отвечу: и да и нет.

— Как это?

— Люди, которые были подвержены домашнему насилию, редко оказываются способны вести нормальную социальную жизнь. Их мучения заканчиваются чаще всего с исчезновением домашнего тирана.

— Со смертью, хотите сказать? — переспросил Семен.

— Можно и так, — кивнул профессор. — Но именно в тот момент, когда они становятся свободны, они понимают, что потеряли слишком много. Почти все — жизнь, привычки, близкого человека. Наступает период попытки вернуться в прошлое…

— Он искал в женщинах образ матери?

— Именно, — подтвердил профессор. — Но потом человек понимает, что ничего не вернуть. Образ матери рассеивается — перед ним обычная женщина с недостатками и проблемами. А она ему не нужна.

Семен задумался:

— Но моя жена не подходила под образ его матери. Почему он похитил ее?

— Иногда и машина дает сбой, что уж говорить о мозге, не познанном нами до сих пор! Об этом знает только Долгов…

Сегодня у неба отвратительный цвет: серый, как у грязного белья. Серые клеточки перед глазами все время. Уже несколько месяцев. А впереди — годы клеточек.

— Привет, рыба!

Санитар с каменными плечами и толстой шеей — имени его Вадим не помнил — каждый раз издевался над ним, над его немотой, называл то «немым», то «рыбой», то «овощем».

Началась процедура, которую Вадим ненавидел, потому что все делалось против воли: его волокли мыть под холодной водой, стригли, запихивали горькую пасту в рот. Если он пытался сжать зубы, санитар нажимал на скулы, и рот раскрывался сам.

— Давай за мамочку… еще разок!

Вадима переодевали в то, что нельзя было назвать одеждой, заталкивали лекарство — сам он его пить отказывался, кормили, промахиваясь мимо рта. Руки и ноги по-прежнему слушались плохо. Последствия удара по голове… Врачи сказали, что таким он останется до конца. А когда он наступит, его конец? Наверное, скоро.

Вчера во сне он видел мать. Она плакала. Он раньше не видел ее плачущей ни наяву, ни во сне. Она всегда была сильной женщиной и вела его. А тут…