Семен шел с работы, морально готовясь к выяснению отношений с Аленой. Но возле дома понял: скандала не будет. Свет в ее окнах не горел. Ультиматум?

Поднявшись на этаж, Семен постоял у ее квартиры, почесал в затылке, а потом пошел к себе. Понадобится — придет сама. Только оправдываться он не собирается.

На всякий случай хлопнул дверью посильнее: если Алена дома, то услышит. В прошлый раз едва стукнул, а она уже прилетела, словно спала с прижатым к стене ухом. Но на этот раз ожидание оказалось напрасным. Прошло пять, десять, пятнадцать минут, но в квартире за стенкой словно все вымерли.

Убеждая себя, что ничуть не расстроился, Семен переоделся в тренировочный костюм, зашел на кухню и бросил в рот холодную котлету. Жевал и давился: Алена отучила его есть на ходу. Да и все равно без нее еда была невкусной, пресной. Не хватало нежного взгляда, шутки, прикосновения пальцев, дерзкого словца, чтобы после оказаться вместе в постели.

Запив скудный ужин молоком из пакета, Семен отправился в спальню. Включил диск любимой группы, лег на кровать, закинув руки за голову. Закрыл глаза и понял, что расхотел спать. Вот тебе и нервотрепка, беготня. Журналисты сегодня ездили по нему, словно он один ловит преступников, а остальные ни при чем. Если бы знать, как вычислить гада! Не будешь каждого подозревать! В глаза не заглянешь, душу не вывернешь наизнанку. Влад прав: он должен проявиться, особенно если видел встречу с журналистами. А если проявится, что это означает? Новый труп?

Плюнув на сон, Семен вышел на кухню, закурил. Смотрел в распахнутое окно и представлял, что тот гад сейчас тоже не спит и, возможно, так же смотрит на небо и мечтает о женщине… Только мечты у него грязные и убогие, как он сам!

Сколько раз они с Владом перечитывали дела серийных маньяков, всматривались в фотографии, пытаясь понять, отличает ли что-то этих зверей от нормальных людей. Получалось, что нет. У многих из них были семьи, жены и дети, которых они оберегали от своих делишек. Странно, но женщины их любили так же преданно и верно, как любого другого мужчину. Жалели и — какое кощунство! — оправдывали! Последнего он понять и принять не мог.

Завтра он собирался встретиться с профессором судебной психиатрии. Должна же быть ниточка, чтобы ухватиться и добраться до урода! Надо копать, чтобы вытащить на свет его подноготную.

Семен затушил сигарету. Он выкурил уже целую пачку: пепельница была полна окурков, а на кухне дым стоял коромыслом. Не помогало даже раскрытое окно: ночь была душная, безветренная.

Скребущие на душе кошки расшалились. Можно сто раз соврать, что ему наплевать на отсутствие Алены, только он каждый раз кидается к двери на шум лифта и пялится в глазок, ожидая увидеть знакомую фигуру. Сколько может продолжаться пытка неизвестностью? Он должен выяснить: она прячется от него или ее нет дома?

Семен вышел на лестницу, подошел к соседней квартире и вдавил кнопку звонка. Он готов признать, что виноват и даже попросит прощения за то, в чем не виноват. Как говорят французы, если женщина не права — извинись.

На звонок никто не ответил. Семен стукнул пару раз кулаком по закрытой двери, повертелся из стороны в сторону и уныло признал, что Алена его кинула.

Последнее средство — сотовый — тоже ничем не помог. Видимо, Алена отключилась от сети. Семен швырнул бесполезный телефон на кровать.

На ум пришел Шекспир. Толковый был мужик, раз понял: «О женщины, вам имя — вероломство!» У Алены крутой нрав, она непременно захочет отомстить. Самое простое — изменит ему. Женись на такой — совсем сон потеряешь. Как же мать с отцом столько лет вместе прожили и не развелись? В их жизни все было: ссоры, обиды, непонимание. Но раздели их — и они перестанут существовать, потому что могут быть только вместе! Не брак — мечта. У него так не получится, потому что уступать не научился. Все время тянет доказать свою правоту. И с Галиной тянуло, и с Аленой происходит то же самое.

Часы отстукивали час за часом. Глубокая ночь за окном сменилась чахлым рассветом, а Семен продолжал нервно мерить шагами спальню. Иногда он ложился на кровать и пробовал заснуть, но раздавался звук подъехавшей машины, и сон как рукой снимало.

Ауди Алены он определил сразу. Выглянул в окно и убедился, что на этот раз не ошибся. Вроде бы надо успокоиться — вот она, Алена, живая и здоровая. И даже веселая. Стоит возле машины, покачивается. Уперла кулачки в бедра и рассматривает окна в доме. Уверена, что он не спит и ждет ее? Но вместо успокоения на Семена нахлынула злость, замешанная на бессоннице и подпитываемая ревностью.

Не прячась, он наблюдал в окно, как Алена идет по двору. Вот остановилась, поболтала по сотовому. Он даже расслышал, как она говорила кому-то, что доехала нормально. Нормально — в таком состоянии?! Внутри Семена щелкнуло, словно там закипал чайник. И когда он закипит, ей мало не покажется! В конце концов он человек, и никому, особенно женщине, не позволит трепать ему нервы!

Семен ждал Алену возле ее квартиры, застыл как страж или как сфинкс, с таким же каменным лицом — чтобы она сразу поняла: шутки кончились.

Подъехал лифт, Алена вывалилась из него и нетвердой походкой направилась к двери. На Семена — ноль внимания, кило презрения. Ничего подобного, он не заговорит первый!

Алена покопалась в сумочке, достала ключ и ткнула в замок. Сейчас она откроет дверь, нырнет в квартиру, как рыбка в глубину, и им не удастся поговорить. А поговорить нужно, хотя бы для того, чтобы выплеснуть скопившуюся злость, иначе его разорвет прямо здесь, на лестнице.

— Алена, где ты была?

Он спросил спокойно, по крайней мере ему так показалось.

Она перевела на него неуверенный взгляд, вскинула брови, словно на самом деле увидела только что, и воскликнула:

— Боже мой, Краснов! А что ты тут делаешь в такое время? Не спится? Ай-яй-яй…

Он издал звук, напоминающий выдох быка на корриде. Осталось топнуть.

— Алена, знаешь, что мне сейчас хочется сделать больше всего?

Она пожала плечами:

— Понятия не имею. Лично я хочу спать…

Семен не помнил, как схватил ее за плечи и затряс что было сил. Пожалуй, переборщил с силой-то. Ее волосы, собранные в замысловатую копну, растрепались, упали на глаза. Светлые, пушистые, в которые он так любит зарываться губами.

— Шутишь, да? А мне не до шуток! Я целую ночь бегаю, как придурок, от окна к двери и обратно. Где ты шлялась? Кто тебе вообще позволил сесть за руль в таком состоянии?!

Неожиданно все кончилось. Семен ощутил, как ее размякшее тело подобралось, сжалось. Исчезла усмешка на губах, рассеялась в глазах дымка. На щеках — через слой пудры и румян — проступили красные пятна.

— Краснов, руки убери!

Только сейчас Семен поймал себя на мысли, что упустил важную деталь, которая в корне меняет дело: от нее не пахло спиртным! Она не пила!

Алена подтвердила его догадку.

— Не знаю, какое состояние ты имеешь в виду, но я просто устала и хочу спать. А вот тебе пора психику проверить. По-моему, у тебя с головой не все в порядке.

Она смотрела на него так, что руки разжались сами собой, упали по швам.

— Вот так… И вообще, Краснов, прекрати за мной шпионить! Все кончено. Понимаешь? Все!

Она прислонилась спиной к стене. Смотрела куда-то мимо него.

— Умные люди говорили, что у нас ничего не выйдет.

— Может, познакомишь с ними? — угрюмо буркнул он.

Хотел помириться — и снова все испортил. Видимо, карма у него такая.

— Я пыталась подстроиться под тебя, но увы… Разные мы с тобой люди, Семен. Ну что у нас — у меня и у тебя — может быть общего? Постель?..

— Разве этого мало?

— Краснов, это скучно! Ну перепихнулись, а потом поговорить не о чем. Мне хватило предыдущего брака. В тебе я искала совсем другое.

Он подошел ближе, коснулся кончиками пальцев разгоряченных губ. Интересно, их кто-нибудь сегодня целовал?