Официант, проходя мимо их стола, остановился, чтобы наполнить бокалы вином. Кларк Джонсон забрал у него графин с «божоле» и поставил на стол. Официант улыбнулся, но ничего не сказал.

– Тебе настолько понравилось работать в испытательном центре, что ты решил остаться. Так?

Джонсон кивнул.

– В январе будет четырнадцать лет. Мне нравится работать со сложными людьми. Это интереснее, чем в полиции. Мне кажется, я помогаю окружающим, по крайней мере тем, кто нуждается в этом.

Эстер смотрела на него, попивая вино из бокала.

– Работа дает мне возможность продолжить образование.

– Правда? Ты посещаешь лекции в колледже?

Джонсон полил тушеные помидоры сметаной.

– Я пишу докторскую диссертацию.

– Докторскую диссертацию! – Эстер отложила вилку. – Я поражена! Я не знаю ни одного доктора! Ты мечтаешь стать начальником испытательного центра?

Джонсон покачал головой:

– Нет, я целюсь повыше.

– О, извини! – засмеялась Эстер. – Поведайте мне, мистер Доктор, о чем ваша диссертация?

– О пенологии, – засмеялся он. – О тюрьмах, Эстер. Изучение тюрем и их действие на заключенных, обслуживающий персонал, тюремщиков. Когда-нибудь я стану главным начальником тюрем.

Эстер нахмурилась.

– Тюрьмы? Они вызывают только неприятные ассоциации. Запирают людей и прячут ключ. В основном черных людей. Почему тебя тянет к такой работе? Тебя, черного?

Он отодвинул тарелку в сторону.

– Мне нужна эта работа потому, что каждый день я общаюсь с людьми, вышедшими из тюрем в скотском, нечеловеческом состоянии, у которых нарушена психика. В тюрьмах они черствеют, ожесточаются, теряют жалость. Тюрьмы должны помогать заключенным осознать их ошибки и затем вернуться в нормальное общество.

– О, как ты серьезно настроен.

– Да, ты права.

– Думаешь, тебе удастся получить эту работу?

– Им придется назначить меня. Преступлений все больше. Особенно там, где живут меньшинства. Нынешняя администрация тюрем не справляется с работой. Скоро Америка осознает, что пора остановить преступления любой ценой. В тюрьмах от 0 до 70 процентов черных. Одним из средств борьбы с ростом преступности среди негров будут черные начальники тюрем.

– Ты можешь спокойно общаться с преступниками? – поинтересовалась Эстер.

– Я четырнадцать лет имею дело с подозреваемыми и подследственными. Не думаю, что с черным персоналом заключенные будут вести себя так же, как с белым.

– Ты уверен?

Джонсон наклонился к ней, положив локти на стол и сложил вместе ладони.

– Вся трудность общения с черными заключенными – в хорошо усвоенных всеми социальных различиях.

– То есть?

– Черные преступники точно такие же, как белые преступники, испанские, азиатские и любые другие. Все они хотят что-то иметь, не платя за это.

– Ты будешь крепким орешком.

– Очень крепким.

– Они полюбят тебя, – засмеялась Эстер.

– Я тоже так думаю, – серьезно ответил Джонсон. – Думаю, полюбят. Всего десять процентов преступников неисправимы. Все, что мы можем поделать с ними, – изолировать от общества до конца их жизни. Остальные девяносто процентов хотят в душе жить честным путем, даже если в действительности они этого не делают. Они хотят жить на свободе, найти преданную женщину, хорошую работу и иметь семью. У них есть своя американская мечта. Они просто не знают, как воплотить ее в жизнь. Вот почему они ищут спасения в наркотиках. Я считаю своим долгом подвести их шаг за шагом к их мечте. Я забочусь о своих клиентах, и они это видят и ценят. Мои клиенты редко совершают преступление снова. Думаю, из меня получится хороший начальник тюрьмы.

Эстер зажгла сигарету и выпустила облако дыма.

– Я верю тебе, Кларк. Я верю, что ты преуспеешь в любом начатом тобой деле.

Он улыбнулся. Выражение его лица становилось добрым и милым, когда он улыбался.

– Мне не нравятся неудачи, – продолжал Кларк.

– Их никогда не было?

– Была одна, – ответил он задумчиво. – Но большая.

– Когда же?

– Когда я женился.

Теперь Эстер наклонилась к нему через стол.

– Так ты был женат? Расскажи мне о своей семье.

Кларк Джонсон пожал плечами.

– Я только начал служить. Мы были очень молоды. Иначе ничего бы и не случилось. Служба была для меня всем, и я мало уделял внимания Ивон. А ей этого явно не хватало. Можно было понять, что у нее кто-то появился. Когда она ушла, это так потрясло меня. Она и ее... ее друг уехали в Коннектикут. И забрали Дину.

– Дину?

– Мою дочь. Ей сейчас восемнадцать. Она на втором курсе университета. Мы друг друга почти не знаем. Это самая ужасная часть моей жизни.

Эстер не знала, что и сказать, и молчала, сосредоточенно рассматривая красное вино в бокале. Наконец, посмотрев на него, твердо произнесла:

– Я бы умерла, если бы у меня забрали Бобби.

– Пусть этого никогда не произойдет! Все потом складывается так ужасно.

– Поэтому ты больше и не женился?

– Я... стал очень осторожен. Особенно в отношениях с женщинами. И стал скучным.

Эстер похлопала его по руке.

– Ты не скучный. Может, немножко заумный, как говорят дети. Но не скучный. И определенно очень симпатичный.

Он накрыл ее ладонь своей и погладил. Они смотрели друг на друга сияющими глазами, освещенные тусклыми огнями.

В этот момент подошедший мальчишка-помощник попросил разрешить ему вытереть стол. Эстер и Кларк быстро выпрямились и убрали руки. Появился официант с десертным меню. Но Джонсон заказал бренди. Музыканты, до этого отдыхавшие, заиграли медленный блюз.

– Потанцуем? – спросил он, поднимаясь.

– Может, подождем вальс?

Джонсон рассмеялся.

– Ну, пойдем! Я не такой уж неуклюжий!

Он взял ее за руку и вывел на площадку.

– Ты очень симпатичный и очень неуклюжий, Кларк, – пошутила Эстер.

Они перестали разговаривать, когда оказались в объятиях друг друга. Возникла пауза, а затем Эстер осторожно положила голову на плечо Кларка. Она была рада, что надела туфли на низком каблуке. Так, молча, они кружились по залу. Когда саксофон исполнял соло, Эстер слегка отстранилась от Кларка.

– Ты уверен, что не делаешь этого все время? – спросила она.

– Чего?

– Флиртуешь с женами своих подопечных?

Он решительно покачал головой.

– В первый раз.

Она снова положила голову ему на плечо, и они продолжили танцевать.

– Почему я? – прошептала Эстер.

– Ты не такая, как все, – тоже шепотом ответил Кларк, крепко обнимая ее обеими руками за талию.

– Ну же, – снова спросила она, – почему я?

Он легонько губами коснулся ее уха.

– Ты имеешь в виду, помимо чисто физического влечения?

Она улыбнулась.

– О-о! Как заговорил! Так ответь мне на мой вопрос.

– А я уже все сказал. Ты не такая, как остальные женщины.

– Я работаю прачкой. Я отменная прислуга. Может быть, и не столь отменная.

– Ты – маленькая деловая женщина. Ты олицетворяешь собой основу американской экономики.

– Что олицетворяю? – переспросила она.

– Я тщательно тебя проверил. Мне пришлось это сделать, когда Бобби выпускали на свободу.

– Ты меня проверил?

– Это обыкновенная процедура. Делается все тайно, конечно. Говорим твоим работодателям, что мы возможные клиенты или что-то в этом роде. Представляешь, каждый дал тебе блестящую характеристику, все о тебе высочайшего мнения. Эстер, у тебя большое будущее. Я прямо его вижу: «Эстер Фиббс энтерпрайзис», «Эстер Фиббс инкорпорэйтед», «Эстер Фиббс интернэшнл»!

Они засмеялись.

– Ты шутишь, но я действительно расширяюсь! В воскресенье начинаю новое большое дело.

– Я не удивлен.

Музыканты закончили песню. Посетители ресторана стали громко рукоплескать.

– Значит, ты поешь мне дифирамбы из-за моих будущих денег? – спросила Эстер, когда воцарилась относительная тишина.

Он усмехнулся.

– Некоторых моих подопечных такое заявление привело бы в восторг. Они считают меня безнадежно честным.