– Я не получал три дня.
– Черт! – Генри сел, взялся за карандаш. – Где вы живете, лейтенант?
– Не важно. Где найти Уолкера? Что вы знаете о нем? Он с кем-нибудь дружит? Он где-нибудь еще работает?
С минуту Генри внимательно изучал Голда, потом спросил:
– Это насчет пилюль?
– Пилюль?
– Наркота.
– Уолкер наркоман?
Жирный Генри поднял руки.
– Не хочется никого беспокоить, но если вам в самом деле нужен этот кретин, вы обратились не по адресу. Вам надо расспросить одного белого.
– Белого?
– Фасио. Томми Фасио.
4.52 утра
Эстер с трудом открыла глаза. Болел затылок, она ощупала шишку и сморщилась от боли. Но боль прояснила сознание, она вспомнила все, вспомнила голову Чаппи с разинутым ртом в мусорном баке.
Прочь отсюда!
Девочки! Она должна найти Луп и Флоренсию.
Она заставила себя подняться на ноги, прислониться к стене, постояла, борясь с дурнотой. В коридоре теперь было не так темно. И справа и слева пробивался свет. Она удивилась, но потом сообразила, что голубоватый свет справа – с улицы, наступило утро. Держась за стену, она побрела влево, в глубь здания.
Приемная была пуста, стул перевернут, на стене кроваво-красная надпись:
УБИВАЙТЕ ЕВРЕЕВ! УБИВАЙТЕ ЕВРЕЕВ! УБИВАЙТЕ ЕВРЕЕВ!
Эстер прочла, у нее перехватило дыхание. Почти распластавшись по стене, она кралась по коридору. Совсем близко, в нескольких метрах, из приоткрытой двери слышались всхлипывания. Она заглянула в щель и узнала обставленный старинной мебелью кабинет Эйба Моррисона, в котором была на собеседовании. Только это другая дверь. Тогда она прошла через комнату Терри, а эта выходит прямо в коридор. Она приоткрыла дверь еще немного и увидела Луп и Флоренсию. Они сидели, связанные спина к спине нейлоновыми веревками – как в телевизионных вестернах, – на двух стульях с прямыми, в раннеамериканском стиле, спинками. Запястья и лодыжки скручены проводами. И обе страшно избиты, заплывшие глаза, окровавленные лица, на голых грудях следы окровавленных пальцев, синяки, укусы. Луп сидела лицом к Эстер, рот у нее был заткнут, Флоренсия рыдала и твердила в отчаянии:
– Oh, mi Dios, mi Dios, mi Dios...
Эстер проскользнула в комнату, кинулась к Луп. Опухшие глаза девушки ошеломленно уставились на нее.
– Не бойся! – Эстер яростно теребила узлы. – Я выручу вас! Я уведу вас отсюда!
– Ммммм... – Луп пыталась что-то сказать.
– Шшшш! – Проклятые узлы не поддавались. – Луп! Успокойся! – умоляла Эстер.
– Угммм!
– Ну, что такое? – Эстер сердито выдернула кляп.
– Он сзади! – закричала Луп.
Эстер отскочила. Слишком поздно. В глазах вспыхнула молния. Кто-то ударил ее кулаком в лицо, швырнул на высокий письменный стол Моррисона. В обычном состоянии она потеряла бы сознание, но сейчас была так возбуждена, что немедленно вскочила на ноги и зашарила по столу в поисках какого-нибудь оружия. Кажется, он сломал ей челюсть. Под руку попался дырокол, она схватила его – вместо ножа – и повернулась к противнику.
Кровь застыла у нее в жилах. Она увидела призрак, зомби из фильма ужасов. Уолкер был одет только в джинсы и тяжелые сапоги и закован в панцирь из бурой засохшей крови и песка. Сквозь панцирь просвечивала татуировка, напоминавшая тайные письмена, послания из других миров. Но страшнее всего были глаза. Сверкающие, совершенно безумные.
– Отойди от меня! – закричала Эстер. – Отойди!
Уолкер вытащил из-за пояса револьвер, направил на нее. Подошел ближе.
– Оставь меня!
Уолкер приближался.
– Не трогай меня!
Эстер попятилась к шкафу. Уолкер подошел, приставил ей к уху дуло револьвера.
– Пожалуйста, не убивай меня, – прошептала Эстер. Дырокол выскользнул из ослабевших пальцев. – Не убивай меня.
Уолкер ударил ее кулаком по голове. Оглушенная, Эстер упала на колени, из носа полилась кровь. Уолкер запустил пальцы ей в волосы, приподнял над полом, расстегнул джинсы.
– Нет, нет, нет! – стонала она, цепляясь за руки убийцы. Он ударил ее в висок, бросил на ковер, быстрым, злобным движением сорвал джинсы и оценивающе осмотрел темные ягодицы. Расстегнул молнию на грязных джинсах, наступил на них. Стал на колени сзади Эстер, опять рванул за волосы, она застонала, и он взял ее.
Будто нож вонзился в тело, холодное лезвие рызрывало внутренности. Эстер инстинктивно сжалась, выталкивая его из себя. Но Уолкер ударил ее револьвером по голове, прорычал:
– Я убью тебя, черномазая обезьяна.
Она попыталась расслабиться, все, что угодно, только бы это скорей кончилось.
– Тебе нравится это, макака. У тебя никогда не было белого мужчины.
«Святой Иисус, – молилась Эстер, – святой младенец Иисус, сделай так, чтоб это было все, все, что он хочет».
Но она помнила голову Чаппи в мусорном баке и знала, что это не все.
Он задвигался в ней быстрее, яростнее. Теперь она была вся мокрая. От крови? Она не знала. При каждом толчке он рычал.
Эстер встретилась глазами с Луп. Девушка плакала. Они смотрели друг на друга тупо, безучастно, без жалости. Как жертвы всегда и везде. Как рабы на галерах. Как евреи в газовых камерах.
«О Святой Иисус, спаси меня, спаси».
– Я кончу – ух! – и вышибу мозги из твоей – ух! – черной башки – ух!..
– Нет, нет, нет! – Эстер вырывалась, он крепче ухватил ее за волосы, ткнул лицом в пол.
– Вышибу – ух! – мозги – ух!..
– Нет-нет-нет!!!
Она скребла ногтями по ворсистому ковру. Его пенис был как плотоядный маленький грызун, он впивался в нее, рвал, кусал.
– Кончаю! – закричал он и приставил дула к затылку Эстер.
– Нет! Нет! Нет! – Ее руки беспомощно ерзали по ковру. – Нет! Нет!
Эстер почувствовала, что он взводит курок. Время остановилось.
Щелк. Щелк. Щелк.
Магазин был пуст.
Его член еще вздрагивал, извергаясь.
Щелк. Щелк.
Он стрелял из незаряженного револьвера. Уолкер был разъярен. Он бил ее рукояткой револьвера и вопил:
– Чертов ниггер! Не способен даже зарядить пистолет!
Он пинал ее ногами в зад, в бок, в голову. Колошматил тяжелыми сапогами.
Свет померк в ее глазах, она потеряла сознание.
5.32 утра
Серое хмурое утро было в самом разгаре. Движение на харборской автостраде, совсем неподалеку, было уже довольно оживленным, но в этом квартале стояла тишина, как на кладбище.
Замора осторожно полз по крыше коттеджа к стеклянному люку. Дополз, ухватился за край и заглянул внутрь. Под ним, на надувном матрасе, спали тощая девушка и прыщавый парень. Оба совершенно голые. Замора заметил рядом с собой забытый на крыше, видимо, со времен каких-то давних ремонтных работ, ком вара, взвесил его в руке и стал спокойно ждать. Все вокруг казалось серым, тусклым.
Секунд через тридцать в дверь забарабанили, Шон услышал голос Голда:
– Открывайте! Полиция! Открывайте!
Парочка среагировала мгновенно. Они вскочили и кинулись подбирать раскиданные по комнате шмотки. Замора размахнулся и ударил куском вара в люк, брызнули осколки. Шон мягко спланировал сначала на резиновый матрас, а с него на пол, на лету выхватив пистолет.
– Фасио! Фасио! – позвал он, озираясь в поисках ванной.
– Не убивайте его! Не убивайте! – визжала голая, встрепанная девица.
– Открой-ка. – Замора указал на дверь. Голд выламывал ее с другой стороны.
Шон услышал шум воды в туалете, бросился туда, ногой распахнул дверь и увидел взъерошенного Фасио, который пытался спустить в засоренный уже унитаз пригоршню разноцветных капсул. Замора толкнул его, и Фасио шлепнулся на пол.
– Не убивайте его! – верещала девица.
Голд вошел в ванную, схватил Фасио за шиворот, поставил на ноги.
– Некогда с тобой валандаться. Мне надо кое-что спросить. Срочно.
– У вас есть ордер? – потребовал Фасио.
Без лишних слов Голд с Заморой подхватили его с двух сторон, приподняли, перевернули и сунули головой в унитаз.
