Малыш Бобби вскочил на ноги и подошел к Реджине, прижимая котенка к груди.

– Мисс Реджина, огромное вам спасибо за Багиру. Это лучшая кошка в мире. Когда я вырасту и стану знаменитым телекомментатором, мы обязательно приедем сюда со съемочной группой, мини-камерой и тонвагеном, и я сделаю о вас и вашем приюте передачу. И вы станете знаменитостью.

Реджина улыбнулась.

– В кругу своих знакомых мужчин я уже и так достаточно популярна, малыш. – Она задорно подмигнула Эстер. – Но буду тебе страшно признательна, если ты подкинешь мне еще парочку-другую! – Реджина наклонилась и чмокнула Бобби в щеку, оставив на ней четкий красный отпечаток жирной губной помады. Бобби отошел, что-то нежно шепча на ухо Багире и вытирая щеку рукой.

– Очень занятный у тебя малыш, Эстер. Личность.

– Да, это верно. – В голосе Эстер звучала гордость.

Малыш Бобби снова уселся на пол. Котенок с воинственным видом расхаживал вокруг.

Реджина облокотилась о стойку.

– Ну, рассказывай, как живешь, детка. Бобби скоро возвращается?

– Во вторник утром.

– Небось рада?

– Да, Ри, очень.

Эстер снова закурила. Реджина внимательно наблюдала за ней.

– Тогда в чем дело?

Эстер, щурясь, смотрела на нее сквозь сигаретный дым.

– О чем ты?

– Давай выкладывай все как есть своей старой подружке! Она-то чует, когда что-то не так.

Эстер затянулась и вздохнула.

– Я боюсь, Ри. Страшно боюсь!

– Понимаю, милая.

– Я обещала маме Фиббс, что, если Бобби еще хоть раз затеет скандал, между нами все кончено. Я вычеркну его из жизни. И знаешь, Ри, на этот раз я действительно так и сделаю.

– Мы это уже слышали.

– Просто я ужасно люблю этого человека, Ри.

– Да, он красавчик, это верно.

Эстер снова глубоко затянулась. Потом заговорила снова, голос ее дрожал.

– Я так боюсь, Ри. Так страшно боюсь! Я не представляю себе жизни без Бобби.

– Ну, стоит ли так убиваться, детка! – Реджина нежно погладила Эстер по руке.

– Знаешь, последние пять лет Бобби провел в тюрьме больше времени, чем дома. Но я всегда знала: срок кончится и он вернется. Три месяца, шесть, последний раз он загремел на год. И знаешь, он мне снится каждую ночь! Я без него не могу...

– Знаю.

– Но я понимаю также, что продолжаться так больше не может. Не хочу, чтобы мой сын рос, зная, что отец его в тюрьме. Что это за жизнь? Ничего хорошего! Особенно для такого ребенка, как малыш Бобби. Ему нужен покой в доме, стабильность.

Эстер помолчала, глядя, как Бобби играет с Багирой.

– Учителя беседовали с родителями детей, которые учатся в классе для особо одаренных. Они говорят, что такие дети особенно чувствительны. Они очень остро реагируют на все. Понимаешь?

– Ага.

– Такие дети ко всему относятся иначе. Родители должны быть вдвойне внимательны к талантливым детям. Когда Бобби был совсем маленьким, это значения не имело. Он не понимал, что происходит. Я уходила на работу, оставляла его с Бобби. Как-то возвращаюсь, а большой Бобби вырубился и лежит на полу в кухне, как камень, не сдвинешь. А малыш твердит: «Папочка спит, папочка спит!»

Реджина сострадательно закивала головой.

– Пару раз возвращалась, а Бобби нет. Он бросал ребенка, оставлял в доме совершенно одного. Уходил раздобыть себе зелья. Бог его знает, где он пропадал, еще слава Богу, у малыша хватило ума не выскочить на улицу, начать играть со спичками и все такое. Господи, Ри! Я как-то раз пришла и вижу: Бобби оставил на кухонном столе заряженное ружье. Представляешь, заряженное! На кухонном столе! А этот сидит, уперся в телевизор и больше ничего не видит! Но, Боже мой, Реджина, не вечно же будет так везти!

Реджина снова закивала головой.

– Да, этот героин – дьявольское зелье!

– А теперь малыш Бобби вырос. Он все понимает. И он посмотрит однажды на отца – отца, которого едва знает, – и что? Жалкий наркоман, и все тут. Преступник. А кто тогда я? Жена наркомана. Нет, я не хочу, чтобы мой сын так обо мне думал, Реджина! Клянусь Богом, не хочу!

Голос Эстер превратился в хриплый шепот. В глазах блестели слезы. Реджина вышла из-за стойки и ласково обняла ее.

– Ну, ну, успокойся, – бормотала она, похлопывая Эстер по плечу. Малыш Бобби на секунду прервал игру с Багирой, взглянул на обнимавшихся женщин, затем его внимание снова переключилось на котенка.

– И знаешь, Ри, – продолжала шептать Эстер подруге в воротник, – я тут пошла навестить его. И когда увидела, такого чистого и аккуратного, с такими ясными глазами, как тогда, когда я выходила за него замуж, знаешь, у меня сердце чуть не разорвалось от любви. Мне так хотелось дотронуться до него, просто коснуться рукой. Ты понимаешь, Ри?

Реджина не ответила, лишь еще крепче прижала ее к себе.

– Я не представляю себе жизни без Бобби! И в то же время знаю: так дальше продолжаться не может. О. Ри, я так страшно боюсь!

– Ну, тихо, тихо... – Реджина продолжала похлопывать подругу по спине. – Может, на этот раз Бобби исправился. Может, все будет хорошо...

Наконец женщины оторвались друг от друга. Эстер вытерла глаза ладонью.

– На это я и надеюсь, Ри. Молюсь об этом каждую ночь.

– Ну, вот вам, пожалуйста! – Реджи на широко улыбнулась, обнажив ярко-белые ровные зубы. В помещение вошел отец с сыновьями в сопровождении щенка эрде-ля-полукровки. Собака, почуяв Багиру, рванулась вперед. Мужчина дернул за пластиковый поводок, и пес, неуклюже осев на пол, залился звонким лаем. Нахмурившись, Бобби подхватил Багиру на руки и крепко прижал к груди.

– Отойди, псина! – сказал малыш Бобби и сделал вид, что хочет пнуть щенка ногой. – Заткнись!

Пока Реджина выписывала на эрделя документы, Эстер подошла к сыну и присела рядом на корточки.

– Эта противная злая собака пугает Багиру! – пожаловался малыш Бобби.

Эстер бросила окурок на пол и раздавила каблуком. Бобби поднял на нее глаза.

– Ты в порядке, мам?

Эстер улыбнулась и кивнула:

– Конечно, детка. Я в порядке.

– Я видел, ты плакала.

Эстер рассмеялась.

– О! Это ничего не значит! Женщины вообще любят поплакать. После этого они себя лучше чувствуют. Вот подрастешь – сам убедишься.

Бобби не сводил глаз с эрделя, тот в свою очередь – с Багиры.

– Ты плакала из-за папы?

Эстер провела пальцами по бедру, обтянутому синими джинсами.

– Я плакала из-за жизни, детка. Вот так... – Она снова улыбнулась. – Такое с женщинами тоже часто случается.

Эрдель потерял интерес к Багире и теперь подобострастно обнюхивал ноги своего нового владельца. Один из его сыновей посмотрел на Бобби с Багирой, потом обнял щенка за шею. Щенок радостно завилял хвостом и облизал ребенку лицо.

– А мне моя Багира гораздо больше нравится, чем этот противный старый пес! – шепнул Бобби матери.

– Мне тоже, – шепнула Эстер в ответ.

Малыш Бобби помолчал немного, затем вдруг добавил:

– Надеюсь, папе он тоже понравится...

Эстер испытующе взглянула на сына.

– Не беспокойся, детка! Папа будет от Багиры просто в восторге, вот увидишь!

Уолкер тихо крался по вымощенной плитами дорожке, что вилась между двумя рядами жилых домов. В распахнутые окна струилась вечерняя прохлада, из окон нижних этажей, где находились кухни, тянулись пряные ароматы готовящейся пищи. Светились и бормотали экраны телевизоров, а там, где окна были закрыты, работали кондиционеры. Дорожка, густо поросшая сорняками и травой, круто обрывалась у насыпи футов пятнадцать высотой. Уолкер осмотрелся, проверяя, не следит ли кто-нибудь за ним, затем нарвал две полные пригоршни сорняков и вскарабкался вверх по насыпи. Она заканчивалась узкой грязной площадкой не более семи футов в ширину; от самого ее края отвесно уходили вниз стены каньона глубиной этажа в три, где надавно устроили стоянку для машин. Сразу за стоянкой начинался Пико-бульвар, а на противоположной его стороне возвышалось новое ультрасовременное здание из стали и грубо обработанного камня, вход в которое украшала футуристическая скульптура в виде звезды Давида из металлических конструкций. У входа сверкали огромные буквы из стали, гласившие, что здесь располагается Центр западного побережья по исследованию массового уничтожения евреев.