Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Расследующий факт перестрелки офицер полиции обнаружил в патрульной машине, находившейся в нескольких футах от Голда, шестнадцать пулевых отверстий. Мало того, пулевые отверстия были обнаружены также в рукавах куртки Голда и в одной из его брючин. Раненый сержант заявил, что за все четыре года службы в тихоокеанском флоте ему ни разу не довелось сталкиваться с таким героизмом. Он просто обязан новичку жизнью. Голд вернулся в участок знаменитостью. Копы толпились вокруг него, хлопали по спине, жали руку.

– Отличное начало, парень!

– Молодец, цыпленок!

– Разреши поставить тебе пару стаканчиков, Джек!

Голд застенчиво улыбался и бормотал слова благодарности. Он слышал у себя за спиной и другие разговоры: «А этот сопляк не промах!» и «Этот молодой жиденок Голд – крепкий орешек!» А потом кто-то из полицейских заметил, что магазинчик, который собирались обчистить, назывался «О'кей». Кто-то еще заметил, что перестрелка случилась около полудня. И инцидент с чьей-то легкой руки окрестили "полуденной перестрелкой «о'кей на Мейн-стрит». Надо же, ровно в полдень! И новичок Джек Голд стал легендой. Ему придумали прозвище: Виатт Эпштейн. И Маршал Эпблюм. А за спиной называли Билли Жиденок. На протяжении полугода ему ни разу не удалось выпить на собственные деньги в баре, где обычно собирались полицейские. В «Таймс», в разделе городских новостей, напечатали очерк о чувствах и мыслях новичка в критический момент. И о его семье. И даже поместили фотографию Эвелин, которая смотрела на мужа снизу вверх и гордо улыбалась. Еврейский еженедельник «Наследие» посвятил герою всю первую полосу. Комитет бизнесменов закатил в его честь банкет на Ферфакс-авеню. Сперва он упирался, не хотел идти, но Эвелин настояла. Присутствовали члены муниципального совета Пятого округа. Присутствовали родители Эвелин. Дядя Макс и тетушка Минни. Его мать. Кэрол, Сарли. Сержант Катлер явился на костылях и произнес в его честь волнующую речь, заключительные слова которой утонули в слезах гостей. И все три сотни человек встали как один и приветствовали его.

После этого понадобились годы, чтобы доказать Эвелин то, что Голд знал с самого начала – никем, кроме как полицейским, он быть не может. Роль «крутого еврейского копа» подходила ему, как никакая другая. Несходство, отчужденность от всех остальных, которую он ощущал все время, по вечерам превращалась в профессию. Каждый день, отправляясь на работу, он чувствовал себя так, словно собирался на битву со всеми силами зла. Ему вообще нравилось общаться с самыми разными людьми – одна из основных причин, по которой он в свое время записался во флот. Он наконец обрел дело своей жизни. Тот факт, что он был единственным евреем в Центральном округе и одним из немногих среди полицейских вообще, ничуть его не смущал. Напротив, ему это даже нравилось. Два года он провел в открытом море, на авианосце «Йорктаун», там, среди 1900 моряков, было всего два еврея. Он прекрасно ладил со своими товарищами более «чистого» происхождения. Да, там имели место несколько довольно безобразных стычек, но Голд оказался скор на расправу и хорошо владел искусством кулачного боя, а потому, если кто и продолжал отпускать в его адрес шуточки, до его ушей во всяком случае они не доходили. Вообще Голд как-то мало осознавал себя евреем. Ему были чужды все религии. В детстве мать посылала его по субботам в синагогу. Вечерами он сидел в доме дяди Макса, попивая пиво, поедая попкорн, и, громко пукая, смотрел по телевизору спортивные матчи. Как-то он спросил дядю Макса об ортодоксах. Он видел их в Ферфаксе – мужчины с длинными бородами, в долгополых пальто, черных, тяжелых меховых шапках. И это в июле!

– А! Эти люди... – отвечал дядя Макс. – Они почему-то вбили себе в голову, что ближе к Богу, чем мы с тобой, Джеки.

– А что, они правда ближе, дядя Макс?

– Джеки, если б я в это верил, я бы сам носил длинное черное пальто.

– Но почему они так одеваются?

– А почему парни в Техасе носят ковбойские сапоги и громадные шляпы?

– Не знаю.

Дядя Макс пожал плечами и улыбнулся.

– Все по той же причине, Джеки. Все по той же...

* * *

Голд запарковал «форд» у длинных металлических ворот на колесиках. На вывеске большими буквами было выведено: «Не забудь запереть», а ниже – «Мини-склады. Охраняются как частная собственность». Голд вышел из машины и надавил на кнопку звонка. Закурил сигару. Начинало светлеть. Небо на востоке отливало жемчужным блеском. Воздух здесь был почти совсем чистый. Голд снова надавил на кнопку. Потом привалился спиной к решетке, затянулся сигарой и стал ждать.

И вспоминать.

* * *

Нет, после банкета никаких сомнений у него не осталось. Он был прирожденным полицейским. Плохо то или хорошо, но факт есть факт. Он – полицейский. И Хоуи Геттельман, его торгующий наркотиками зять-придурок, оказался прав: именно копом, и только им, Голд хотел стать всю свою жизнь. Кое-как он отучился два года в вечерней школе, получая тройки и двойки. Один из преподавателей узнал, что он – полицейский, и вскоре все они потеряли всякую охоту топить его. И Голд переходил из класса в класс, словно во сне. Наконец он заявил Эвелин, что ему необходим перерыв. Он слишком переутомился. Боится, что просто свалится с ног в один прекрасный день. Она жарко спорила, но в конце концов сдалась, когда он пообещал, что через полгода продолжит занятия. А когда выяснилось, что он вовсе не собирается сдержать это обещание, Эвелин начала пилить его, и так продолжалось целый год.

– Полицейский! Разве это профессия? – восклицала она. – Я полагала, ты хочешь большего добиться в этой жизни, Джек!

Сама она все еще посещала колледж и при каждом удобном случае колола его этим.

– О чем мы будем говорить с друзьями? О стрельбе по мишеням? Правилах ухода за оружием и его чистке? О том, как лучше схватить с поличным? Боже, ну и дружки у нас тогда должны быть! Сплошь копы! Эти сквернословы, фашисты! Пьяницы, хвастуны!

Она получила диплом, но продолжала ходить на лекции для выпускников. Она уже не походила на дочь торговца рыбой. Посещала научные семинары. Посещала кофейни в Венайсе, где проводились поэтические чтения, и арт-шоу в Вест-Голливуде. Она стала частицей пробуждения социального сознания начала 60-х. Она устраивала вечеринки в своем крошечном доме в Калвер-Сити, который они купили в рассрочку и только-только успели расплатиться. Она называла эти скромные посиделки «погружением в беседу» и приглашала на них бледных еврейских юношей, членов левацкого движения, и сладкоречивых негритянских активистов. Голд мог высидеть лишь несколько минут, отщипывая крошки от кофейного торта и наполняя помещение густым сигарным дымом. Затем, в заранее обговоренное время, ему звонил напарник. Как раз тогда он разрабатывал одну банду, промышлявшую торговлей наркотиками, а потому вызвать его могли в любую минуту. Голд торопливо бормотал извинения – лицо Эвелин отражало явное облегчение – и быстро выходил из маленького домика с белыми рамами, а вдогонку ему несся смех Эвелин, словно кто-то только что сказал ей забавную шутку.

Они отдалялись друг от друга все больше и больше. Голд пристрастился к выпивке. После одной из вечеринок Эвелин он обнаружил в пепельнице окурок от сигареты с марихуаной. Последовала долгая и бурная ссора. Эвелин стала членом нескольких организаций по борьбе за гражданские права. Она даже участвовала в каком-то марше «свободы» по южным штатам.

Каждый вечер после работы Голд отправлялся в бар. Там он был среди своих. Потом Эвелин поступила на работу в «Саншайн коалишн» – организацию, которая пыталась распространить либеральные идеи по всему штату. В течение нескольких лет вечерами она трудилась над инициативой «Нет атомной бомбе», задолго до того, как подобные движения вошли в моду. Голд начал трахать девиц, которые ошивались у баров, где собирались полицейские. И не то чтобы секс стал для него проблемой. Эвелин вовсе не походила на героиню одной старой шутки: «Как сделать так, чтобы еврейская девушка перестала думать о сексе? Жениться на ней». Даже после шумных ссор и скандалов с битьем посуды они обычно заключали короткое перемирие у дверей в спальню и яростно и неистово занимались любовью, словно лишь с той целью, чтобы в конце повернуться друг к другу спиной и заснуть в темноте.

40
{"b":"19994","o":1}