Альфтан заметно оживился. Он наградил Сокола одобрительным взглядом, подошел к нему и положил на его плечо руку:

— Вы верный человек, Иван Сокол. Продолжайте, слушаю вас.

— Что еще сказать, ваше превосходительство? Капитан Внуковский способен на любую экстравагантную выходку, но он никогда не станет приспешником бунтовщиков. Он истинный слуга царю и отечеству, и он предан вам.

— Спасибо, Сокол. Спасибо. Только одной веры мало.

— У вас есть какие-либо доказательства его измены?

— Нет. — Губернатор вздохнул. — Но ведь если капитан, как вы говорите, не снял бы мундир добровольно, как мог в этом мундире какой-то абрек появиться на скачках? А?

— Ума не приложу.

— То-то и оно, капитан. То-то и оно. Мне предложено разжаловать Внуковского в рядовые. — Губернатор подошел к столу, вынул из папки срочных бумаг листок. — Читайте.

Строчки какое-то время прыгали у Сокола перед глазами: «… вижу в проступке капитана Внуковского… злой умысел… попрание воинского долга и чести офицера русской армии… Сим настоятельно рекомендую предать суду военного трибунала и разжалованию в рядовые…»

По самому слогу начальника канцелярии тифлисского военного губернатора Сокол понял, что полковник успел обезопасить себя. Это был ответ на его донесение. И теперь Альфтан искал в нем, в Соколе, сторонника своих действий, участника выработки решения, которое, очевидно, уже давно принято.

«Собственно, о каком еще новом решении могла идти речь? — размышлял Сокол. — Внуковский — если он еще не в руках мятежных горцев — уже на какое-то время избавлен от трибунала. Губернатор предоставил ему последнюю возможность избежать наказания. Значит, надеялся, что тот наизнанку вывернется, но принесет ему голову бежавшего абрека и тем реабилитирует себя? Вполне возможно. Тогда губернатор, как говорится, одним выстрелом убивает двух зайцев. И сам выиграет в глазах офицерства (суров, но справедлив, даже любимчика не пощадил!), и перед начальством останется на высоте (не допускает поблажек!)».

Размышления Сокола прервал голос губернатора. Полковник Альфтан вновь стоял перед картой.

— Итак, капитан, что бы ни произошло с нашими «героями», наша задача усложнилась. Я надеялся не сегодня завтра ударить по мятежникам всеми имеющимися в моем распоряжении силами… К несчастью, они невелики… Рассчитывал, что мой удар будет поддержан княжескими заслонами. А как быть теперь? А?

— Вы имеете в виду, что вожаки абреков могут знать план совместного выступления?

— Да, именно это я имею в виду, капитан. Именно это.

— У нас один выход, ваше превосходительство. Выступить без подготовки, чтобы упредить ответные действия противника.

— Пожалуй, вы правы.

Второй день с раннего утра вестовой докладывал Соколу, что губернатор прибыл в канцелярию и ждет его.

Вновь и вновь они проходили по карте путь от первых мятежных аулов до Цубена и Накити, прикидывая, где и как выдвинуть вперед артиллерию, где конницу, где постараться обойтись разведкой боем, а где пустить пластунов.

— Будь прокляты эти ущелья! — чертыхался Альфтан, так и этак распределяя силы двух неполных пехотных рот да роты егерей, которые были в его распоряжении.

Сокол отмалчивался. «Как предупредить повстанцев о выступлении и маршруте главных сил, как сдуру самому не подставить голову под пулю абрека?»

Альфтан же гремел, распаляясь:

— Разве это боевые действия? Разве это маневр? Да если десяток метких стрелков с хорошим запасом патронов засядет на этих скалах, то я тут без боя положу всех своих солдат!

— Да, да, — кивал головой капитан.

— Что «да, да»? Думайте, капитан, как нам сохранить силы и выманить этих обезьян из скал!

— Я думаю, ваше превосходительство, нам не стоит распылять силы. Надо применить тактику противника.

— Что? Тактика? Какая у них, к черту, тактика! Одно слово — абреки! Они, как волки, кидаются на стадо баранов, и, пока сторожа хватаются за ружья, в стаде нет двух-трех баранов, а волков и след простыл.

— Вот я и предлагаю применить их, с вашего позволения, волчью тактику.

— Говорите обстоятельнее, капитан.

— Предлагаю действовать так: группа стрелков выдвигается вперед, обнаруживает противника, завязывает бой, а тем временем вторая, более сильная группа окружает место боя, чтобы ускользнуть абрекам уже не удалось.

— В этом что-то есть, капитан. Значит, маленький отряд нарочно обнаруживает себя, чтобы выманить абреков на бой, а тем временем… — Альфтан радовался, как ребенок. — В этом что-то есть. Положительно в этом что-то есть! Где вы были раньше, капитан? Мы бы с вами давно пустили пух и перья из этих злодеев, а?

Но через какое-то время на лоб губернатора набежали морщины:

— А как же мы будем с пушками, капитан, а? Куда палить в горах? По вершинам?

— Да, пушки в горах нас только свяжут.

— А если представить другое? — Губернатор воодушевился так же неожиданно, как только что сник. — Если представить, какое впечатление на горцев произведет залп орудий по их саклям? Эхо разнесет гром залпа по горам так, что покойники перевернутся в своих могилах! А?

— Я не разделяю ваших надежд, ваше превосходительство. Нет, не разделяю.

— Почему? — вскинул голову Альфтан.

— Потому что через десяток-другой залпов мы лишимся всех артиллеристов.

— Н-да? Это каким же образом?

— Горцы — хорошие стрелки, ваше превосходительство. Они выбьют артиллеристов одного за другим. Как куропаток.

— Пожалуй, вы опять правы, капитан, — криво усмехнулся полковник.

В приемной послышался какой-то шум. Губернатор недовольно дернул шнур звонка. В дверях вырос смущенный адъютант.

— Что там происходит, прапорщик?

— Какой-то тип говорит, он — капитан Внуковский. Рвется к вам.

— Впусти, — распорядился полковник, но на всякий случай расстегнул кобуру.

Сокол положил руку на эфес сабли и шагнул ближе к дверям.

В латаной-перелатаной черкеске, в горских разбитых арчита[20], в старой свалявшейся и грязной папахе перед ними предстал Внуковский. Небритый, ввалившиеся глаза лихорадочно блестели.

— Простите мне этот вид, ваше превосходительство, но я не мог терять времени. — Капитан вытянулся и по привычке хотел щелкнуть каблуками. Мокрые подошвы жалобно хлюпнули.

— Оставьте церемониал, Внуковский, — махнул рукой полковник — В двух словах: что с вами произошло? И приведите себя в надлежащий вид.

— Нас схватили абреки, ваше превосходительство. Мне удалось бежать; Бакрадзе, по-видимому, убит. В моем мундире, — голос Внуковского предательски дрогнул, — ходит сейчас кто-то из вожаков этой голытьбы.

— Когда это произошло?

— В первую лее ночь, когда мы были на пути к князю Амилахвари.

— Помните, Внуковский, у меня не слишком много времени, чтобы выслушивать одиссеи незадачливых офицеров/Потому одновременно с вашими приключениями я хотел бы услышать все, что вам удалось узнать о силах мятежников.

— Слушаюсь. Нас схватили абреки, сидевшие в засаде. Поскольку была ночь, я не знаю, куда нас отвезли. Выбираясь, я наткнулся на людей только под аулом Цубен. Думаю, что прошел лесом и горами до двадцати километров, не более. Шел распадком, вдоль реки. Найти это место смогу наверняка.

— Как вам удалось бежать?

— Меня спас Батако Габараев.

— Это что еще за птица?

— Это зажиточный горец из аула Васо Хубаева. В драке со своим земляком Сосланом он нечаянно убил пристава. Мы с Бакрадзе в свое время решили использовать это обстоятельство и заслали Габараева в лагерь абреков. Жаль, не успели установить с ним связь немного раньше.

— Нет худа без добра. — хохотнул полковник. — Зато теперь у вас есть связь со своим лазутчиком. Дальше.

— А дальше Батако, которого приставили охранять нас, кинул нам нож, чтобы в нужный момент мы могли перерезать веревки. Невдалеке раздался свист. Батако отскочил и встал поодаль от нас, шепнув: