В такие минуты Нико обычно набивал табаком трубку и попыхивал в свое удовольствие. Или срезал веточку и выводил на снегу грузинские буквы, обучал грамоте. Васо забывал про усталость. Снегу сколько угодно! Знай пиши за учителем буквы, складывай их в слова…
А как радовался Нико, видя тягу парня к грамоте! Да может ли так радоваться человек, который припрятал за пазухой камень?
Долго не мог уснуть в ту ночь Васо. В последние дни он часто видел рядом с горячим, вспыльчивым Авто молчуна Дианоза. Не подогрел ли Авто мнительный накитец? Вон ведь как разбередил он самому Васо душу! Не зная Нико, ничего не стоит заподозрить его в сговоре с князем. Какой дурень будет покупать мясо на собственные деньги? Ради чего? Не иначе как втереться в доверие!
Васо руку мог отдать на отсечение: Нико не из таких. А другие? Разве всем сразу втолкуешь, что у тебя на душе?
Авто доверчив, горяч, вспыхивает, как порох. Стоило Дианозу задеть его самолюбие — он и взбрыкнул, как жеребчик. Теперь небось переживает, что обидел артельного. А Дианоз в стороне. Если бы и Васо усомнился в порядочности Нико, он тоже был бы в стороне.
«А вдруг ничего этого и в помине не было? — останавливал себя Васо — Вдруг, подозревая земляка, беру грех на душу? Может, он поделился со мной лишь своими опасениями — и все?»
Как не похожи они, Дианоз и Авто! Земляк Васо истощен, дожа да кости, лицо восковое, ни кровинки, редкие волосы прилипли к черепу, словно зализанные телкой. Пальцы будто без мяса, тверды, как костяшки. У Авто кудрявые, жесткие волосы на голове копной, лицо полное, красное, будто с мороза, руки огромные, с толстыми, мясистыми пальцами. Дианоз больше молчит, как немой, если что и скажет — тихо, едва не шепотом. Авто же заговорит — уши затыкай, до того громогласный. И вот на тебе, сошлись, сдружились… Ладно, жизнь покажет, кто прав, кто ошибается.
С этой мыслью Васо уснул.
3
Проснулся он от громкого храпа. Так и есть: Авто. Вот толстокожий, взбудоражил всех и храпит себе преспокойно!
В шалаше гулял утренний ветерок.
Нико разжигал костер.
Видя, что никто не торопится вставать, чтобы помочь артельному, Васо спрыгнул с нар.
— Погоди, Нико, помогу!
Во всю силу молодых легких раз, другой, третий дунул он на головни, подняв тучу пепла, и вот уже заплясали языки пламени, жадно ища сухих сосновых сучьев.
— Спасибо, швило, спасибо! — стал набивать табаком неразлучную трубку Нико. С наслаждением затянувшись, он встал — Ну, теперь можно взглянуть, что там пурга натворила.
— Пурга? — удивился разбуженный соседями Авто.
— Да, дружок, — усмехнулся Нико. — Как ты вчера, всю ночь бушевала.
Васо выбрался из шалаша первым. Дверь привалило снегом, пришлось плечом нажать.
Рассвет еще не поднялся над соседними лесистыми скалами, и поляна, на которой расположилась артель, еще стыла в серой утренней дымке. Потягивало легким знобящим ветром.
И двух шагов не успел сделать юноша, как что-то будто в грудь толкнуло: около сосны, под которую сваливали топоры и пилы, стояла серна.
«Вот и мясо!» — обрадовался Васо. Заметила ли она его? Вроде нет, спокойно стоит. Может, ей помешал ветер, что нес поземку в сторону шалаша? А может?.. Да конечно же! Она около людей от кого-то спасения ищет.
Он осторожно вернулся в шалаш, не прикрывая за собой двери.
— Последнее тепло выпустишь, — укорил Нико.
— А-а, шут с ним, — отмахнулся тот. — Дай ружье.
— Что такое?
— Серна рядом… Не волк ли ее к нам пригнал?
— Я с тобой. — Нико взял двустволку.
Пригнувшись, они выскользнули из шалаша и распластались на снегу. Васо вскоре тихо шепнул:
— Взгляни-ка на пень, Нико, что рядом с кривой сосной. Не чудится мне?
— Орлиные у тебя глаза, — похвалил Нико, разглядев волка, лежащего на земле у пня — Жаль, далеко.
— Да, отсюда стрелять не стоит, — согласился Васо.
— Может, пугнуть его, да и дело с концом?
— Нет, убить надо, — возразил Васо. — Очень уж они к нам повадились.
— Как ты по снегу к нему подойдешь? Чуть скрипнул — услышит.
— А если за шалаш проползти? Поближе к нему подобраться? Ветер встречный — не учует.
— Ладно, попытай счастья. — Нико протянул парню ружье. — В правом стволе — картечь, в левом — бекасинник. Смотри не промажь. Раненый волк и на человека кидается.
— Не волнуйся. — Васо опустил левую руку на широкий отцовский кинжал. — Пусть кидается.
Из шалаша вышел Авто. Нико остановил его, приложил руку к губам и глазами указал на серну.
Юноша не сразу, но разглядел ее и никак не мог высмотреть среди пней волка. Пней сотни, поди угадай, за которым притаился зверь.
— Не вижу, — прошептал он.
— В том-то и беда, что ты главного не видишь, — усмехнулся артельный. — Лежи и молчи. Васо его скрадывает. Может, помощь понадобится.
Они видели, как Васо вскочил из-за сугроба, как вскинул к плечу ружье. Но выстрела не было.
Услышав щелчок, волк обернулся. В два прыжка он кинулся на охотника. Два темных пятна слились.
— Держись, Васо! Держись, сынок! — крикнул Нико, и они бросились напрямик, увязая в глубоком, по пояс, снегу, на выручку товарищу.
Когда Авто, опередив Нико, подбежал к месту схватки, Васо поднимался на ноги, хватая воздух ртом. Огромный волчище, в последней судороге вытянув сильное туловище, лежал на снегу.
— Жив! — Авто старательно ощупывал и оглядывал парня. — Экий зверюга! И как ты его одолел?
— Сам не знаю.
Понемногу приходя в себя от жара схватки, Васо опустился на ближний пень и, беря пригоршнями снег, стал отирать с бешмета кровь. Только сейчас они с Авто заметили, что его левый рукав едва держится, а на плече под разодранной, окровавленной рубашкой глубокие следы когтей.
Запыхавшись, подбежал Нико. Он схватил брошенное юношей ружье и сгоряча едва не сломал о сосну:
— Окаянное! И зачем я тебя пустил одного? Прости меня, швило! Прости!
Прибежали остальные артельщики. Оглядывая матерого зверя, удивлялись, как парню удалось справиться с ним.
— Ай да Васо! Такую шкуру раздобыл! Из нее тебе Сардион шубу сошьет. Так, Сардион?
— Да, добрый волчина! — соглашался старик.
— Волка добыли, зато без мяса остались! — успокоившись, смеялся Васо. — Серну-то упустили!
— Как?! Еще и серна была?
— Где ж она?
Нико, посасывая трубку, рассказывал, как они сначала заметили козу, а потом уж и волка.
— Смотрим мы, а она дрожит, как лист осиновый. От страха перед этим живодером к жилью прибилась.
— Эх, не сообразили дверь пошире распахнуть! — шутили, перебивая друг друга, лесорубы. — Она бы как раз к нам в гости пожаловала!
— На шашлык!
— А-а, кровожадный! Бедняга защиты у нас искала, а ты скорей — на шашлык ее!
— Такая уж у них доля! В этом бандюге вон сколько мяса — гора! А куда его? Собакам бы скормить, так нет у нас ни одной.
— Потому и нет, что самим жрать нечего!
4
Артельщики, похлебав ячменной затирухи, молча курили, когда Георгий Гогитидзе, войдя в шалаш, сообщил:
— Вроде сам князь пожаловал.
— Да ну?
— Как же! Потащится он сюда, держи карман шире.
— Чего он тут забыл?
— Может, пугнуть его, а? — подмигнул, хлопнув себя по коленям, Авто.
— Как ты его пугнешь?
— А хоть бы мертвецом!
— Мертвецом? Волком, что ли?
— Зачем волком? — Темные, как перезрелая слива, глаза Авто заблестели. — Дианоз, ложись на стол. Что тебе стоит изобразить покойника? Скажем: «Дохнем, ваша светлость, от вашей кормежки!»
Тугодум Дианоз всерьез принял слова товарища:
— А вдруг он задержится здесь? Сколько мне тогда лежать?
— Вот забота! Воскреснешь. Ложись!
— Будет, будет, — нахмурил брови артельный. — Эта забава ему, — он кивнул на Дианоза, — может выйти боком! Один дурак бросит алмаз в море — тысяча умных не достанут!
Между тем в шалаш донесся хриплый и злой голос князя:
