Полковник Альфтан рвал и метал. Его можно было понять: в Тифлис, в канцелярию генерал-губернатора, уже ушла депеша, в которой он сообщал о первом успехе в борьбе с нарушителями спокойствия во вверенном ему округе — поимке одного из опасных бандитских вожаков, — и на тебе!

Он вызвал к себе всех старших офицеров уездной военной управы.

— Ну, как это произошло?

Бакрадзе, Внуковский, Сокол, начальник тюрьмы поручик Кипиани стояли навытяжку, не смея смотреть начальнику в глаза.

— Долго я буду ждать объяснений?

Полковник выскочил из-за массивного стола. Внимательный глаз заметил бы сразу, как Альфтан старался походить на императора: те же тщательно ухоженные усики, та же крохотная, клинышком, бородка; такая же длинная сабля, на которую он, отставив ногу, картинно опирался.

— Поручик Кипиани! Я слушаю вас!

— Ваше превосходительство… — Поручик сжался, словно стоявший рядом грузный Бакрадзе мог ударить его — А что я могу сказать? Я всего лишь выполнял приказ.

— Все мы выполняем приказы, — сузил глаза Альфтан. — Только одни думают, прежде чем исполнить, а другие… Одним словом, я жду подробностей.

Альфтан кивнул адъютанту: «Записывайте», а сам заходил по кабинету, мягко, по-кошачьи, шагая по ворсистому ковру.

— Ну, что же вы молчите, поручик?

Кипиани старательно, словно у него кость в горле застряла, прокашлялся и наконец заговорил:

— Я уже собирался уходить, давал последние указания старшему надзирателю. Вдруг звонок. Господин Бакрадзе велел доставить к нему абрека Хубаева. Я послал двух конвоиров. Я говорил господину Бакрадзе, что водить арестованных в частный дом, хотя бы и самого уездного начальника, не положено.

— Так почему же вы, черт вас побери, нарушили инструкцию?

— Господин Бакрадзе настаивали.

— Пойдете под суд, поручик.

— Слушаюсь.

— Ну! — Альфтан заложил руки за спину и, похрустывая длинными тонкими пальцами, встал перед Бакрадзе. — Что вы нам скажете, Бакрадзе?

— Господин полковник! Кто мог предположить, что абреки устроят такой неожиданный набег? Со мной в доме было семь офицеров.

— Я не об этом, любезнейший. Почему вы приказали доставить арестанта в частный дом?

Бакрадзе била мелкая дрожь, на его толстой шее, на лбу, на обвисших дряблых щеках выступил пот. «Что ж ты, герой японской кампании, молчишь?» — бросал он выразительные взгляды на Внуковского, тот же упорно смотрел на поясной портрет императора, что висел на стене за рабочим столом военного губернатора.

— Я жду, Бакрадзе. Жду.

— Я все сказал, господин губернатор.

— Так ли это? — Серые маленькие глазки Альфтана мстительно сузились.

— Так точно, — как мог, вытянулся уездный.

Полковник приблизил свое лицо к лицу Бакрадзе, словно пытаясь заглянуть в самую глубину зрачков уездного, как будто там и пряталась правда об этом происшествии. Потом медленно, сквозь зубы, процедил:

— Так по-че-му же ты, жир-на-я свинья, не ска-жешь мне, за сколько ты его продал нечаянным «освободителям»? Говори!

— Не было этого, господин губернатор. Не было этого, — залепетал, исходя потом, Бакрадзе.

Сокол решил выручить уездного начальника. «Если удастся это, — подумал он, — можно будет с лихвой использовать доверие Бакрадзе».

— Разрешите, господин полковник! — Он лихо щелкнул каблуками.

— Что у вас, капитан?

— Капитан Внуковский, взявший этого абрека, обещал господину Бакрадзе, что публично развяжет ему язык. Вот и…

— Что «вот и»?

— Вот и решили поговорить с абреком еще раз.

Альфтан усмехнулся:

— И для этого с абрека сняли кандалы? Так? Кандалы ему мешали говорить? Так?

Сокол смешался. Не так-то прост, оказывается, их губернатор, если и до разговора с ними знает, что с Хубаева были сняты кандалы. Значит, кто-то из беззаботных господ офицеров уже побывал в губернаторском доме. Кто бы это мог быть? Может, и его, Сокола, визиты в духан Гиглы не остались незамеченными?

Но опасения Сокола оказались напрасными. Губернатор еще какое-то время покричал на них и закончил тихим, свистящим голосом:

— Даю вам, Бакрадзе и Внуковский, неделю. Если вы за это время не вернете вашего абрека в тюрьму, пеняйте на себя. А теперь слушайте меня внимательно. — Губернатор сделал знак адъютанту: это писать не надо. — Местные князья Амилахвари, Цагарели, Цицнакидзе получили мое указание создать в противовес отрядам абреков свои… отряды. У них нет воинского опыта, дисциплины, выучки, не хватает оружия. Будете вместе с ними заниматься этим, пока в горах не останется ни одного абрека. Против крупных банд по вашим сигналам я дам войска. Но только против крупных банд. Ясно?..

Внуковский поднес к губам шашку:

— Клянусь честью, господин губернатор, мы разгоним это стадо…

— Оставьте, капитан, — вяло махнул рукой Альфтан недавнему любимцу.

— А как же дела уезда, господин губернатор? — растерялся Бакрадзе. Перспектива лично участвовать в стычках с абреками его обеспокоила.

— Что с уездом? — снял с рукава пылинку губернатор. — Сдайте дела капитану Соколу… Вам предстоит завоевать право на… должность.

Сокол вздохнул облегченно, и это, видно, не ускользнуло от взгляда губернатора.

— А вы, капитан Сокол, не обольщайтесь своим неожиданным взлетом. Просто у меня сейчас нет более опытных администраторов-офицеров. Вам бы тоже понести наказание: вы же участвовали в этой попойке и не предотвратили ее!

— Так точно, господин губернатор!

— Вас извиняет лишь то, что вы в этот момент не были облечены никакой официальной властью, кроме власти мундира. А о ней, к сожалению, вы, как многие, забыли… Все, господа. Прошу еженедельно докладывать о всех крупных акциях. Ясно?

Четверка щелкнула каблуками.

— Прощайте.

Почтительно склонив головы, офицеры покинули губернаторский кабинет.

У подъезда, перед тем как устроиться в своих экипажах, несколько замешкались.

— А что, господа, не заехать ли нам по случаю траура в ресторан? — предложил Сокол, усмехнувшись. — Или у нас нет повода пропустить по стаканчику?

— Оставьте, капитан. Не время для шуток, — скривился Бакрадзе, натягивая перчатки на толстые, как обрубки, пальцы. — Я думаю, нам с Внуковским нужно сегодня отправляться в дорогу. Губернатор проверит, как мы выполнили его приказ, можете не сомневаться.

— Да, да, — напустил на себя деловой, озабоченный вид недавний герой.

«Долгонько теперь тебе придется смывать со своей репутации это пятнышко, — удовлетворенно подумал Сокол. — Глядишь, и схлопочешь давно заработанный кусок свинца».

Сокол не мог понять: почему абреки не уложили их на той пирушке? Даже Васо Хубаев за измывательство над собой мстить не стал. Почему?

Он направился к своей пролетке.

Бакрадзе окликнул:

— Капитан Сокол, я бы и вам посоветовал не в ресторан сейчас нацеливаться, а в канцелярию. Вы не забыли, что дела по уезду поручено сдать вам?

— Ах да! — вспомнил тот. — Видит бог, я не рвался к власти. Но по-моему, и это не повод, чтобы отложить ужин.

Духанщик, увидев капитана, на сей раз не поспешил, как обычно, к его столику. Он цыкнул на курильщиков: «Эй, джигиты, дымить можно и на улице!» — подтолкнул незлобиво своего глухонемого слугу и покачал головой, уперев, как добродушная хозяйка, руки в бока, — мол, ты только взгляни, дорогой, сколько у тебя заваленных грязной посудой и объедками столов, тут же приличному человеку даже присесть негде! — и лишь потом подошел к Соколу Молча и сосредоточенно сменил скатерть. Принес цветы. Опять ушел.

«Молодец, — отметил капитан. — Есть выдержка, есть. Должен же радоваться, чертяка, что подзаработал на мне, что все шито-крыто. Уж, верно, не без его помощи узнали абреки, когда, куда и зачем приведут Васо Хубаева конвоиры. Если бы он тут был ни при чем, то его, Сокола, пистолет в руках абрека наверняка заговорил бы. По крайней мере, вряд ли упустил бы гордый осетин возможность рассчитаться с оскорбителем. Это первое. А второе — кто-то же накачал конвоиров до положения риз. Кто? Служанка? Очень ей нужно угощать безденежных солдат! Если уж случилась возможность припрятать с барского стола бутылку-другую дорогого вина, она бы не стала тратить его на солдат. Тогда кто это сделал?»