Нико замолчал. Он чувствовал себя так, будто сам предложил, чтоб ему отрубили правую руку.

Нависла тягостная тишина. Было слышно, как потрескивают в костре сучья и в ветвях дерева, что прикрывало вход в пещеру, вовсю заливается какая-то неугомонная пичуга.

Молчание первым нарушил Авто:

— Конечно, без Васо наша дружина — не дружина… Но уж если мы взяли в руки оружие, к лицу ли нам столько заниматься разговорами? Второй день говорим…

— Второй день, ладно. Главное, не решили ничего, — откликнулся Сардион. — По-моему, Дианоз вчера дело предлагал…

— Это что, — усмехнулся Гогитидзе, пожевав мясистыми губами, — насчет Бакрадзе, что ли?

— Хотя бы…

— Чудак человек! — хлопнул тот ладонью по колену — Не нашими же силами! На такое людей втрое больше надо.

— Послушайте, друзья! — остановил вновь вспыхнувшую перепалку Нико. — Давайте решим с командиром.

— Да чего тут решать? — возмутился старик Бегизов. — Сам и командуй, пока Васо не отобьем!

— Правильно! Командуй, Нико! — поддержали остальные.

— Нет, друзья, нет, — сокрушенно покачал головой Датунашвили — Какой из меня командир? Первая беда — и у меня голова кругом. Тут нужен молодой, решительный человек. Теперь мы уже не сами по себе. Теперь мы с центром связь держим. А я стар командовать, в одних паролях собьюсь…

И тут Дианозу первому пришла в голову идея: а что, если предложить в командиры Ольгу? Слава о сестре Габилы Хачирова по всему Ксанскому ущелью разнеслась. Чего этим воякам еще надо? Она ж любому из них со своим карабином сто очков вперед даст. Саблей не хуже многих владеет. Кони ее слушаются. И к тому же в этом революционном центре, в Калаке[16], людей только она и знает. Дианоз, ковыряя прутиком в трубке, подошел к Нико:

— Мы тут мудрим насчет командира… А что, если ее… — он кивнул в сторону Ольги, — попросить? А, Нико?

Дружинники настороженно загудели. Все ждали, что скажет Нико.

Щеки Ольги медленно наливались пламенем. Этого еще ей не хватало! Какой она командир? У нее голова раскалывается от дум, как выручить Васо, а надо будет обо всех этих людях заботиться. Как из-под пуль вывести? Как и где укрыть? Чем накормить? Где оружие добыть? Нет, нет. Только не это.

Она хотела подняться, чтобы сказать: несерьезно, мол, о ней говорить как о командире, но на плечо легла рука Нико:

— Погоди, дочка, погоди. Скажи, дорогой, — все так же просто, раздумчиво спросил старик у Дианоза, — всем скажи, почему ты так решил?

Тот пожал плечами:

— Я, можно сказать, ее совсем не знаю…

— А чего ж тогда?

— Вот чудило! — снова загудели дружинники.

Но тут Дианоз возвысил голос:

— Не знаю — и что с того? Другие знают… Нет в Ксанском ущелье человека храбрее, чем она! Нет, вот мой сказ. Она, если хотите знать, любому джигиту не уступит!

— Ты хочешь сказать, что это… та самая? — поднял изумленные брови Гогитидзе.

— Вот именно — та самая.

Многие засомневались:

— Говори, Дианоз, да не заговаривайся!

— Не может быть!

— Так и отпустил Габила сестру черт-те знает куда!

— Еще только юбки в командирах не хватало! — возмутился абрек, заросший рыжеватой щетиной, — одни глаза диковато сверкали из-под свалявшейся папахи. — Тогда уж лучше по домам!

— Эй, ты! — возмутился добродушный богатырь Авто. — Зачем народ мутишь?

— Вот-вот! — поддержал его Батако. — Хочешь домой — кто тебя держит? Проваливай!

— И охота вам под бабьим началом ходить? — не унимался рыжий. — Что у нас, мужчины перевелись?

— Ты замолчишь или нет? — рявкнул Дианоз. — Всякие бывают женщины. Наша гостья на моих глазах пристава Гамси уложила.

— Гамси?!

— Неужели?

— Не может быть!

— И я бы не поверил, — в сердцах сплюнул Дианоз, — если бы своими глазами не видел. Уж на что кровожадный волк был, а у нее рука не дрогнула. Еще неизвестно, куда бы некоторые вояки в штанах от него бежали…

Рыжий схватился за кинжал:

— Ты бы, Дианоз, не задирался!

— Но-но, петухи! — прикрикнул Нико.

Батако с неподдельным волнением следил за спорщиками. «И что этот рыжий уперся, как баран? — честил он того почем зря. — Вот вонючий пес! Это ж было бы милое дело, если бы хачировская волчица в командиры выскочила! Уж я бы не упустил случая всю эту свору голодранцев в хорошую ловушку завести! Пусть их щелкают, как зайцев. А уж я-то сумею вовремя смыться и ее в качестве трофея захватить».

— Ну, если ты, Ольга, на тот свет Гамси отправила, — как только мог свойски хохотнул он, — мы с тобой вроде крестников! Ты Гамси шлепнула, а я — Кумсишвили.

В разговор вступил до сих пор прислушивавшийся к перепалке Кизилбек:

— И чего спорить? Все ясно. Пусть командует…

Странное дело, никого не удивило, что голос подал новичок, только-только появившийся в отряде. Можно сказать, даже поддержали его выкриками.

— Правильно-о!

— В крайности брат поможет…

— Верно-о! На то он и брат!

— А ты чего молчишь? — обратился Нико к насупленному, мрачному Асланбеку, выбиравшему соринки из папахи.

Тот неохотно повернул голову:

— Будет лучше, если я промолчу.

Несогласие с общим мнением, прозвучавшее в голосе Асланбека, рассеяло сомнения Ольги. Уже во имя того, чтобы без Васо отряд не распался, она должна его возглавить. Должна. Разбредутся люди по саклям, займутся обычными крестьянскими делами, попробуй их вновь собрать.

— Нет, уж ты, брат, скажи, что думаешь, — повторил свою просьбу Датунашвили — Чего отмалчиваться?

— Груб мой язык. Как бы не обидеть сестрицу.

— Ничего, Асланбек, — твердо сказала Ольга. — Если мои уши привыкли к выстрелам, слова как-нибудь выдержу.

— Я у князя одно знал: землю кротом рыть. Некогда мне было красивым словам учиться. Не обессудь, если что не так ляпну… Не по душе мне, если ты вместо Васо будешь. Не по душе. Никак не доходит, зачем тебе за шашку хвататься? Или мужчины перевелись? — выпалил одним залпом Асланбек и перевел дух.

— Все сказал? — нахмурился Нико.

Асланбек упрямо мотнул головой:

— Нет. Не все… А начал — должен все выложить.

— Верно, — откликнулась Ольга — Зарубил — дорубай.

— Так вот, — продолжал Асланбек, бледнея от волнения, отчего проступил отчетливее на его щеке рваный шрам. — Я верю, что ты, Ольга, храбра, но хватит ли у тебя осмотрительности? Сколько я видел женщин, которые из-за своих мужей голову теряли! Не заслонит ли тебе любовь дела, за которые мы взялись? Вот о чем беспокоюсь. А Васо я не меньше тебя люблю, поверь. Это он меня с колен поднял. Раба из меня выгнал. Как могу о замене ему думать? — Асланбек умолк и обвел всех тяжелым, мрачным взглядом.

Противоречивые мысли мешали Ольге сосредоточиться. Видела она: любят Васо в дружине, верят ему. Но чутье подсказывало ей и другое: есть тут случайные люди, которых привели в отряд личные неурядицы. Взять хоть Батако. Явно он себя за другого хочет выдать. Суетится, заискивает. Дианоз на него волком глядит, а тот будто и не замечает этой озлобленности. Настоящий осетин давно бы предоставил шашке или кинжалу разрешить спор. А он, Батако, как видно, норовит избежать схватки.

Понимала она и другое: нельзя терять ни дня. Майсурадзе обещал через надежных людей навести справки, где содержат Васо, как охраняют, нельзя ли отбить по дороге. Но доберется Майсурадзе до Тифлиса — и нахлынут, навалятся, как снежная лавина, другие неотложные дела, другие заботы. Кто знает, что за это время произошло? Где нужна его помощь? И может забыться, стать одной из рядовых забот судьба ее Васо. Она сама должна быть там, сама должна отправиться в Тифлис, в Гори, к черту на рога, чтобы спасти Васо от расправы. Ведь это из-за нее он попал в беду только из-за нее.

— А что ты сама скажешь? — перебил ее мысли Нико.

Ольга подняла от костра затуманенный нелегкими раздумьями взгляд. Улыбнулась дружинникам приветливо и обезоруживающе.