— И я… очень рад.
— Неужели больше рад, чем тому, что мы тебе патронов раздобыли? — пошутил Габила. — Признавайся!
— Я думаю, Ольга тоже не без патронов пришла.
— Хитрец!.. Ну, а всерьез, сестра, что случилось?
— Пришлось в Тифлисе петлять. Чуть не попалась. Шпики за нас всерьез взялись.
— Что нового в городе?
— Много. Да не все нам в радость.
— Говори, Васо тоже надо знать, что происходит в мире.
— В двух словах: новый губернатор принимает меры, чтобы покончить одним ударом с отрядами мстителей. Казаки в городе появились. Майсурадзе все расскажет. Скоро он будет здесь. Ахмет с Гиглой его сопровождают.
— Так, может, встретить их?
— Думаю, они уже у первого поста. Пошли людей, чтоб патроны с повозки на вьюки переложили.
Габила отогнул полог:
— Илас! Возьми человек пять и вьючных лошадей. Встречай Ахмета у первого поста.
Когда Габила обернулся к сестре, она уже спала, неловко запрокинув пышноволосую голову. Бережно поддерживая девушку за плечи, Васо подложил ей под голову свернутый потник и накрыл своей буркой.
2
…Ольга открыла глаза, и до нее донесся характерный, с хрипотцой, голос Ахмета, с усмешкой рассказывающего о своих злоключениях.
— Пропало бы наше оружие, если бы не Гигла. Увидел стражников вдалеке и давай открывать патронные ящики в бричке. Я ему: «Что ты делаешь? Авось пронесет!»
«Открытыми, — говорит, — как раз надежнее провезем. Я этого длинного знаю. Не дурак выпить. Открывай, открывай!»
Я сдвинул сено под себя, лошадям торбы навесил, будто кормить решил посреди дороги. А Гигла на те же патронные ящики раскинул бурку, уалибах[13] разломал, из бурдюка нацедил в рог: «На, пей, скорее! Да крякай позабористей!» Я беру рог в руки и начинаю традиционный тост: «Всемогущий бог, не откажи в покровительстве рабу своему! Чтоб во здравие пошел мне этот рог вина, а не в тягость…» Гигла во все горло, будто уже выпил, хохочет: «Змея мяты боялась, так бог ей мяту к самой норе послал!» Жандармы тут как тут. Гигла со смехом отнимает у меня рог: «Пока ты свой тост закончишь, их благородие (это он длинному) выпьет и закусить успеет!» Тот усы гладит: «Нельзя, на службе я». Гигла свое тянет:
«Да разве это питье? Арака-то вся у него давно выдохлась. Жадничал, а теперь хоть вылей».
«Ну, разве что если выдохлась!» — говорит длинный. Он у стражников за старшего был.
Осушил он рог. А Гигла и двум остальным жандармам по рогу нацедил.
«Пейте на здоровье! — приговаривает. — Служба у вас не легкая!» «Да уж служба у нас — не позавидуешь! Ни днем ни ночью покоя нет».
И тут длинный увидел патронные ящики, увидел и винтовки. «Оружие везете?»
«Оружие, век бы его не знать! — говорит как ни в чем не бывало Гигла. — Князь Амилахвари ждет не дождется этих патронов. Слыхали, дворню решил вооружить? До смерти абреков боится! От Бакрадзе ему посылку везем. Пусть палит в небо, как в копеечку!»
Услышав имена местного князя и самого начальника Горийского уезда, длинный жандарм заметно успокоился: «Чего посреди дороги встали?»
«Какая разница? — беспечно махнул рукой Гигла. — Пусть лошади отдохнут!»
«Так хоть бы ружья на колени положили — вдруг кто нападет?» «Клади не клади — неопытного стрелка сразу видать. А если бы наши хозяева боялись грабежа, так они хоть бы одного провожатого в дорогу дали. Знай твердят: «Свезите засветло!» Будто нам охота ночью тащиться! Вот и вы, ваше благородие! Послали бы с нами своего напарника! Нам бы куда спокойнее было!»
«Эй, ты, деревня! — взвился длинный — Ты говори, да не заговаривайся! Видно, перебрал из бурдюка, вот и мелешь околесицу».
«Эх, ваше благородие, — пустил слезу Гигла. — Да если в нашей подневольной жизни не заглядывать в рог, так впору заранее ложиться и глаза закрывать. Одна радость — выпить с устатку!»
И он опять наполнил рог, протягивая его старшему жандарму.
Тот принял рог, продолжая ворчать в пушистые усы:
«Тебе дело говорят: дорогу надо коротать, чтоб беды не нажить, а ты — свое. Чтоб у меня засветло добрались до места! Беда случится, вы все в стороне, у вас голова не болит, а нам — отдувайся, с нас тот же Бакрадзе три шкуры сдерет!»
А наш Гигла ему и тут:
«Что и говорить, ваше благородие! Служба у вас — не позавидуешь. У меня двоюродный брат в Гори в жандармах, так веришь — нет, по неделе дома не ночует! А начальство, думаешь, лишний рог вина ему поднесет? Чуть что — так в зубы или нагайкой отходит! Спаси и сохрани!»
Видно, Гигла в самую точку угодил: длинный крякнул и опорожнил рог.
«Чтоб засветло прибыли!» — кричит.
Вот мы и прибыли засветло…
— Ну и здоров ты врать, Ахмет! — откликаются довольные голоса слушателей.
— Что мне врать? Может, скажете, что я у Среднего Закора трех стражников уложил, а?
Ольга слышит веселый голос Иласа:
— Не ты, не ты. Это наш гость Васо Хубаев постарался.
— Вот это, я понимаю, гость!
— Да это ж я не один, — смущается Васо. — Илас тоже потрудился.
«Васо… — с нежностью думает о парне Ольга. — Милый… Не приснилась ли мне наша вчерашняя встреча?»
В просвете откинутого полога заботливое лицо Иласа.
— Хорошо ли спала, сестрица?
— Хорошо.
— Еще бы плохо! Потник-то у тебя в головах с Пестрака Васо.
— То-то я Васо во сне видела! — Ольга шутливо поколотила рукой потник. — Не мог помягче что подстелить, а еще во сне является…
Опираясь на плечо Иласа, прихрамывая, Ольга направилась к костру.
Васо не удержался от жалости:
— Зачем встала, неугомонная? Может, полежишь? Пройдет все.
— Нет, Васо. Расхожусь, скорее боль отстанет.
— Садись-ка лучше к теплу. — Он подвинул ей чурбак, помог сесть.
— Будто сердце чуяло, что кто-то ждет меня здесь! — сказала и зарделась от признания Ольга. — Так сюда стремилась, все казалось: не успею, не успею…
К костру вернулся Илас, и Васо поспешил перевести разговор:
— Не извиняйся. Не всякий мужчина пройдет по той дороге, которую ты одолела…
— Что делать? Видно, такую судьбу мне бог уготовил! — шутливо вздохнула Ольга.
— Ой ли?
Как умелый кормчий, Илас опять направил беседу в нужное русло.
— Что «ой ли»? — подняла блестевшие счастьем глаза девушка.
— А то, что один юноша, сильный и смелый, как Сослан, давно горит желанием изменить твою судьбу.
— Где он? — насмешливо закрутила головой Ольга. — Все глаза проглядела в ожидании.
Руки Васо, неустанно поворачивавшие шампуры над углями, на мгновение замерли. Он понял: настал тот момент, когда он должен ей все сказать. Может быть, другого такого случая не будет. Ему вскоре уходить, а там — бои, кровь, смерть… Уцелеют ли они? И сердце дважды не будет так биться, как сейчас.
Васо повернулся к девушке, и новая шутка, которая должна была слететь с ее губ, блестевших, как спелые вишни, замерла.
— Вижу, ты его знаешь, Васо?
— Знаю.
Он взял ее левую руку — узкую, тонкую кисть, лежавшую на коленях, обтянутых пыльной черкеской (правой она опиралась о чурбак), — и накрыл, как птенца, своими большими ладонями.
— Знаю, — повторил он, глядя девушке в глаза. — Этот юноша — я. А вот согласишься ли ты пойти за мной, не знаю. Ведь мой дом сейчас — пещеры да ущелья, мой очаг — походный костер, а мой выкуп за тебя — россыпь звезд на ночном небе… Но я очень люблю тебя, Ольга…
— Я пойду за тобой, Васо, куда ты скажешь… только чаще повторяй мне эти слова…
— Я не шучу, Ольга. А Илас — свидетель моих чувств, без него я, может, и не решился бы сказать тебе этих слов. Сама знаешь, идет борьба… Твои родители далеко, мои тоже. Может, они и осудят нас. Только я над любовью судей не признаю! Даже за родителями такого права нет — судить любовь.
— Да ты не только воин, Басо, ты и поэт! — довольный тем, что долгожданная встреча влюбленных и объяснение наконец состоялись, сказал Илас — Вот будет потеря для Осетии, когда какой-нибудь жандарм подстрелит тебя!
