Внезапно дикий спазм сжал мне горло. Лифчик на спинке кресла – это было недопустимо, словно чья-то грубая рука вторглась в мою интимную жизнь, словно на поругание всех этих глазных пар было выставлено что-то беззащитное, очень личное, глубинное, мое. Это было ужасно, чудовищно! И дело не в том, что на интимную принадлежность моего туалета пялились злорадствующие чужие лица, а в том, что я не могла им помешать, ничего не могла сделать, скрыть, словно во мне самой уже не было ничего. Это было как по сердцу ножом. И вдруг я поняла, что сейчас закричу, что буду кричать, как озверевшее, потерявшее человеческий облик животное, до тех пор пока не сойду с ума, пока не растворюсь в темноте от собственного крика.

Процессия вернулась из спальни в гостиную. Двое понятых стали подписывать какую-то бумагу, потом я увидела, что ее подписывает Андрей. Наконец следователь подошел ко мне:

– Подпишите.

– Что это?

– Протокол обыска в вашей квартире.

– И что вы нашли?

– То, что искали.

– Еще один труп? Или холодильник с человечьими окорочками?

– Подпишите протокол обыска!

– Не подпишу.

– Не понял?

– Я ничего подписывать не буду!

Его лицо посерело.

– А ну, немедленно подписывайте, иначе я привлеку вас за соучастие. Вы обязаны подписать.

– Нет, не обязана! И вы не имеете права меня заставлять!

– Подпишите по-хорошему. Не усугубляйте положение своего мужа.

Я взяла бумагу и на всем свободном пространстве, которое оставалось после предыдущих записей, размашистым почерком написала: «Мой муж невиновен! Я не согласна с нарушениями юридических прав моего мужа! На меня было оказано давление со стороны следователя! Мой муж невиновен, и обвинять его никто не имеет права!»

Прочитав, он усмехнулся:

– Вы совершили глупый поступок. Не следовало идти на конфликт. Вам нужно было просто подписать протокол.

– Я же сказала вам, что ничего подписывать не буду, – надвинулась я на него, глаза в глаза. И вышла из гостиной.

Я шла очень медленно, в прихожей столкнулась с соседом-бизнесменом и женщиной, которая была с ним. Они остановились, хотели мне что-то сказать, но я обошла их, лишь безразлично махнув рукой.

Потом вернулась в гостиную. Не помню, сколько стояла там, вновь прислонившись спиной к шкафу. Двое полицейских подхватили под руки Андрея, стащили с кресла и поволокли к выходу. Услышав, как открыли входную дверь, я бросилась за ними, бежала по лестнице вниз, прыгая через две ступеньки, чуть не сломала каблук, долго не могла справиться с тяжелой дверью парадного.

Нагнала я их в тот момент, когда Андрея уже заталкивали внутрь машины с решетками. На мгновение он обернулся, чтобы крикнуть несколько слов, но не смог – его уже втолкнули внутрь и с грохотом захлопнули двери.

Заработал мотор.

Я закричала.

Машина тронулась с места, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Я бежала за ней по улице. Не помню, что я кричала. Может, повторяла имя или просто выла на одной ноте, как раненый зверь. Наверное, я размахивала руками и прохожие принимали меня за сумасшедшую. Людей на улице было много.

Потом снова стало темно. Темнота опускалась медленно, но неумолимо, сплошным черным туманом. И в этом тумане все дальше и дальше удалялась машина, увозящая Андрея в тюрьму.

Я очнулась на диване в собственной квартире. Надо мной склонились два лица – соседа по лестничной клетке и той женщины.

– Что со мной? – Мой голос доносился как бы со стороны.

– Вы потеряли на улице сознание, и мы с женой перенесли вас в квартиру. Дверь была открыта.

– На улице? Ах да… Вы…

– Нас позвали понятыми еще до того, как вы пришли… А там, на улице, мы шли за вами, зная, что вам понадобится помощь.

– Спасибо.

– Было ясно, что вы на взводе.

Силы возвращались, и я, поднявшись, села на диване. Женщина вышла и вскоре вернулась со стаканом воды.

– Вот, выпейте, – сказала она, – вам станет легче.

Я выпила, но легче не стало.

– Спасибо за помощь. – Я поднялась на ноги. – Но не хочу больше отнимать у вас время.

– Да, конечно, понятно, что вы хотите остаться одна. Если что-то вдруг понадобится, просто позовите.

Они ушли, и я, закрыв за ними дверь, прошлась по пустым комнатам.

Зашла в ванную. Умылась холодной водой, причесалась, подкрасила губы, отыскала в прихожей сумочку с телефоном, переобула туфли и вышла из квартиры, заперев за собой дверь. Я не решилась садиться за руль – в моем состоянии это было небезопасно.

Открыв массивную дверь прокуратуры, я решительно направилась к лестнице, но тут меня окликнул дежурный:

– Девушка, вы куда?

Из-за стекла на меня смотрел некрасивый парень в форме.

– К прокурору.

– Сегодня не его приемный день.

– Очень жаль. Но я иду к прокурору.

– Девушка, я не могу вас пропустить. Прокурор сегодня посетителей не принимает.

– Мне необходимо его увидеть.

– Всем необходимо. Но, во-первых, рабочий день уже закончен (часы над лестницей показывали половину шестого), а во-вторых, прокурора нет и его кабинет закрыт. Просто закрыт. – Он смотрел на меня увещевающе.

– А я в этом сомневаюсь.

– Ваши проблемы. Но я не могу вас пропустить. Понимаю, что у вас важное дело, но сделайте вот как: завтра утром позвоните в приемную и запишитесь в приемный день на определенное время. Если хотите, я дам вам телефон. Поверьте мне, так получится быстрее и удобнее.

– Что ж, спасибо за совет. – Я отошла от стекла и быстро рванулась к лестнице. Я даже не заметила, как дежурный вскочил со своего места и бросился за мной. Он схватил меня за руку и резко развернул к себе.

– Так не пойдет! – Он оказался выше меня почти на две головы. – Еще немного, и я задержу вас на пятнадцать суток. А ну, немедленно покиньте здание!

Я попыталась вырваться и продолжить подъем наверх, но у него была железная хватка, руки – как железобетон, и пальцы больно впивались в кожу.

– Дайте пройти, – прошипела я, – я же знаю, что он там. И не только прокурор. Дайте мне пройти…

Он молча поволок меня к выходу, открыл дверь и вышвырнул на улицу. Это не составило ему труда – всю операцию по выталкиванию меня за дверь он проделал так, словно только этим и занимался. Я чуть не упала на асфальт, за что-то зацепившись каблуком, но все-таки сумела удержать равновесие.

Обернулась. Из-за стеклянной двери на меня смотрело ничего не выражающее лицо. Безрадостно усмехнувшись, я пошла прочь.

Ветер на улице растрепал мои волосы. Я шла очень медленно. Начинало темнеть. Сумерки окутали город сапфирной мглой. Кое-где яркими бриллиантами загорались на небе звезды. Небо казалось темным и бархатным.

В окнах домов зажигались огни, а моя квартира была пустой и темной. Войдя, я села на стул посреди дикого разгрома. В кухне тикали часы. У меня не было сил плакать. Я находилась абсолютно одна в абсолютно чужом мире.

Пустота отражалась от стен.

Утро 27 июля.

– Знаешь, на кого вы были похожи после этой презентации? Вы оба, – загадочно улыбалась Юля.

В тот день утром, после ночных кошмаров, я поехала к сестре. Дороги были почти пусты, и я спокойно, уверенно вела машину.

– Ну, и на кого? – спросила я.

– На куклу Барби с приятелем. Причем куклой Барби была не ты.

– Несешь какую-то чушь.

– Знаешь, просто жалко было смотреть, какую дешевку вы устроили! Кто писал этот дебильный сценарий?

– Никакого сценария не было!

– Ну, допустим, от твоего супруга всего можно ожидать. Все художники ненормальные. Но ты… Как ты могла пойти на такой дешевый рекламный трюк? Все смотрелось невероятно жалко. Именно жалко! Кого вы собрались убеждать, что ваш брак не разваливается по частям? Себя? Всех, кто смотрел вас по телику? Кого? Ваши отношения столько лет распадаются прямо на моих глазах – на них уже просто невозможно смотреть. Да вы давным-давно совершенно чужие люди! С какой стороны ни глянь – все, абсолютно все трещит по швам. И вот вы устраиваете дешевый аттракцион на весь мир, не понимая, как глупо будете выглядеть…