Правда, уже через несколько минут напрочь забыла о нем.

На следующее утро после ареста Андрея я проснулась необычайно рано. Накануне забыла задернуть шторы, и теперь потоки света вливались в комнату сквозь раскрытые окна. Как назло, день был солнечный и теплый. Проснувшись, едва открыв глаза, я сразу же почувствовала, как должно измениться все в моем дне… Сидя на кровати, я думала о том, что теперь делать. Когда-то мне приходилось слышать, что к следователю для допроса вызывают повесткой. Но кто знает, сколько эта повестка может идти? Нет, ждать я не могла. Было необходимо добиться встречи с прокурором и следователем раньше, чем они вызовут меня к себе. Надо знать, на основании чего был арестован мой муж, что у них есть такое, позволяющее предъявить ему уголовное обвинение? И для этого нужен был хороший адвокат. Стоп. Кто вел юридические дела галереи? Может быть, у Андрея уже был адвокат? Именно этим я и решила заняться.

Не откладывая дела в долгий ящик, я позвонила другу Андрея, совладельцу галереи Геннадию Кремеру. Ни Кремер, ни его очередная подруга ничего не знали об аресте. Я не стала им говорить. Адвоката у галереи не было. Юридическую сторону (оформление договоров и т. д.) представляла некая фирма-посредник, с ней вел дела нотариус, ни Андрей, ни Кремер не знали ничего об этой фирме. Контора занималась исключительно гражданскими делами.

Кремер очень заинтересовался моими расспросами и, в свою очередь, спросил, придет ли в галерею Андрей. О первом (почему я всем этим интересуюсь) я говорить не стала, на второе же ответила «нет» и повесила трубку.

В вестибюле прокуратуры был другой дежурный. Я спросила, могу ли я видеть прокурора, и мне ответили, что могу записаться на прием во второй половине дня.

В приемной сидела молоденькая девчонка.

– Что вы хотели? – осведомилась она.

– Запишите меня сегодня на прием к прокурору! – потребовала я.

– Через месяц. Раньше нельзя, все занято.

Я вынула купюру в двадцать долларов и положила перед девицей на стол. Она спрятала деньги в сумочку, окинула мою фигуру презрительным взглядом, потом открыла ящик стола и вытащила листок с гербовой печатью в углу.

– Фамилия?

– Татьяна Каюнова.

– Сегодня в три. Не опаздывайте.

Я вышла из приемной. Мягкий ковер заглушал шаги, и у поворота я лицом к лицу столкнулась со следователем.

– Вы здесь? – удивился он.

– Очень хорошо, что я вас встретила! Я хочу с вами поговорить и узнать, за что арестовали моего мужа.

– Я собирался вызвать вас повесткой.

– Но я не собираюсь сидеть и ждать сложа руки, пока вы незаконно держите моего мужа в тюрьме!

– Вы зря разговариваете таким тоном. Все совершенно законно. Каюнова арестовали за убийство. Вернее, за три убийства.

– У вас есть доказательства? Может, свидетели?

– Вы что, его адвокат?

– Я – его жена! Андрей невиновен!

– Неужели вы не разглядели за столько лет, что живете с психом?

– Не смейте его оскорблять! Мой муж не псих, и он не совершал никаких убийств!

– Оставьте этот тон! У меня нет времени с вами разговаривать, я спешу. Меня ждет слишком много дел.

– Что, допросы с пристрастием?

– Будь моя воля, я бы вашего мужа повесил на центральной площади на виду у всех!

– Вы ответите за эти слова!

– Да бросьте! Это еще самое мягкое, на что он может рассчитывать. Ладно, мы с вами побеседуем, но позже.

– Имейте в виду – никаких показаний я давать не собираюсь.

– Вообще-то, я хотел вас вызвать официальной повесткой, – повторил он. – Но раз уж вы здесь, то запишитесь на прием к прокурору.

– Уже записалась. Сегодня, в три часа.

– Вот как? Действуете быстро. Я буду, там и побеседуем. А пока извините.

– Я могу увидеть мужа? Где он содержится?

– Никаких свиданий! Исключено!

Он резко повернулся и ушел. А я поспешила покинуть здание прокуратуры.

Шла по улицам, знакомым и близким столько лет, и почему-то все они казались мне чужими. Словно неудачно собранная декорация из плохой сказки для взрослых. Когда я проходила мимо одного проспекта (любимого места наших с Андреем прогулок), к горлу подступил горький ком. Я не плакала ни разу после ареста Андрея. Не было слез.

Позже я бродила по комнатам, подбирая с пола разбросанные вещи, и горечь неоднократно подступала к горлу. Андрей любил своих учеников, я же никогда не вспоминала о школе. Годы, проведенные в ней, до сих пор кажутся мне вырванными из жизни. Я столько лет стремилась отогнать от себя прочь лица одноклассников и учителей. Пыталась думать об этом, но в памяти моей возникало лишь что-то липкое, по-особенному темное и тягучее.

Однажды я совершенно случайно проезжала мимо школы, где работал Андрей. Оставив машину напротив ворот, вошла внутрь. Пожилая благообразная учительница показала мне нужный класс. Я очень хотела знать, какое занятие нашел себе мой муж-идиот. Потому что он всегда был идиотом. Дверь в класс была приоткрыта, и я заглянула внутрь. В окружении кучи детей Андрей сидел на краю стола и что-то увлеченно рассказывал этим обращенным к нему детским мордочкам, жадно ловящим каждое слово. Дети не сидели за партами, они собрались вокруг него – кто на столах, кто на подоконниках – и впитывали в себя все сказанное. Мордочки горели восторгом. Самое удивительное, что поразило меня больше всего, – не было ни одного ребенка, который сидел бы за партой, уткнувшись в телефон! Телефонов в их руках вообще не было. Не знаю, что он такое рассказывал им, но я отошла от дверей и вернулась домой.

Однажды я даже взбесилась, когда Андрей полчаса обсуждал по телефону со своим восьмилетним учеником какой-то модный ютуб-канал. Я посчитала такое неслыханным: даже с близкими друзьями, даже со мной Андрей никогда не разговаривал вот так. Я чувствовала, что, общаясь с ними, малолетними художниками, мой муж счастлив. Осенью он вывозил свой класс за город, в лес – рисовать деревья, – и возвращался часов в десять вечера с охапкой желтых листьев и озорным блеском в глазах. Андрей никогда не рассказывал о своих учениках. Редкое исключение составлял разве что Дима. В самом начале, когда он только сообщил мне новость и я открытым текстом объяснила, что он больной, придурок, идиот, Андрей только рассмеялся:

– Зато мне нравится! Дети – светлые, с ними легко, они говорят, что думают, без утайки, без лжи. И если привязываются к тебе, то от всего сердца. Впрочем, как и ты к ним.

Помню как сейчас. 28 июля. Утро… День… Вечер… Туман… И до сих пор острая боль обжигает память: той ночью, 28-го, вернувшись с неизвестной ночной отлучки, он пришел без портфеля…

– Филипп Евгеньевич?

– Да. Кто говорит?

– Татьяна Каюнова.

– Хм… До меня дошли некоторые вести… Они соответствуют действительности?

Меня неприятно поразил ледяной, застывший тон.

– Вы имеете в виду арест моего мужа?

– Да. Он действительно арестован?

– Я надеюсь, что это ошибка.

– Очень странно… Еще максимум час, и все это попадет в Сеть. Это вы понимаете? И там будет фигурировать ваша фамилия.

– Да.

– Мне по-человечески вас жаль… – вздыхает он.

– Вы недовольны моей работой?

– Нет, почему же, напротив. Вы одна из самых талантливых в амплуа диктора, ведущего. И мне искренне жаль, что вы попали в беду. Я могу что-то сделать для вас лично?

– Да. Я не смогу выйти в эфир сегодня.

– Почему? По какой причине?

– Я должна быть в прокуратуре, чтобы все выяснить. Я надеюсь, что это просто ошибка.

– Но завтра вы будете на работе?

– Конечно. Все выяснится…

– Вас вызвали в прокуратуру повесткой?

– Нет, я иду сама – я должна знать… Филипп Евгеньевич, я вас очень прошу – пожалуйста, не называйте в сегодняшних новостях имя моего мужа!

– К сожалению, я не понимаю, о чем вы просите, это же бесполезно. Есть Интернет…

– Скажите, что убийца арестован, ему будет предъявлено обвинение, но не называйте имени!