Газета «СЕВЕРНЫЙ ОКРУГ», 28 июля.

Дима Морозов, жертва зверского надругательства, был достаточно талантлив в изобразительном искусстве. Несколько его работ даже выставлены в частной галерее известного художника Андрея Каюнова. Добавим к этому, что Дима был учеником в школьном классе Каюнова. На прошлой неделе мы рассказывали о странностях известного маэстро.

Когда, совершенно разбитая после бессмысленного преследования «ауди», я открыла дверь своей квартиры и вошла, первым, что бросилось мне в глаза, была фигура Андрея. Он сидел в кресле. Перед ним стоял включенный ноутбук, но он на него не смотрел. Я подошла, закрыла ноутбук и спросила:

– Почему ты мне ничего не сказал?

– Ты была великолепна в эфире.

Взмахом ладони он откинул назад длинные черные волосы. Несколько вьющихся волосков прилипли к влажному лбу. Глаза были печальны.

– Я не мог тебе сказать. Сам до сих пор в шоке. Никак не могу поверить. А в самом начале – просто впал в ярость. Потом все словно растворилось в темноте, потеряли смысл какие-то слова, события, все происходящее… Был только Дима, такой, каким я увидел его там…

– Тебя вызывал следователь?

– Сначала – для опознания. Когда я сам прорвался сквозь толпу. Пришлось сказать, что ребенок был из моего класса. После того как тело отправили в морг, меня повели подписать протокол… Боже мой!

– Это был кошмар. – Я опустилась на колени перед его креслом. – Особенно когда Дима показал мне фотографии. Я думала, что умру. Все время перед собой в эфире видела только твое лицо…

Он обнял меня:

– Не надо.

Зазвонил его телефон.

– Да, – ответил Андрей, – добрый вечер. Это я. (Пауза.) Я вас не понимаю… Что вы имеете в виду? (Пауза.) Да. (Пауза.) Да, теперь понял… (Пауза.) Да… да. (Пауза.) Конечно… нет, я ничего не имею против… даже наоборот… (Пауза.) Наоборот, так будет даже лучше… Я скажу жене… Мы обязательно придем. До свидания.

– Кто это звонил?

– Из прокуратуры. Следователь. Нам велят прийти завтра в 14:30 для дачи свидетельских показаний. Ты не возражаешь?

– Конечно нет! Пойти необходимо. Только не очень понятно, при чем тут я… Впрочем, с ними лучше не связываться. Но почему нас не вызывают повесткой?

– Не знаю. – Андрей сжал кулаки. – Если бы только знать, кто это сделал! Если бы я только знал! Я бы удавил его своими собственными руками! Боже мой, когда я думаю обо всем этом…

Меня испугала резкая вспышка его гнева, и я крикнула:

– Успокойся. Прекрати!

А ночью проснулась от света автомобильных фар, прорезавших стену сквозь не зашторенное занавеской окно. Андрей не спал, лежал на спине и смотрел прямо перед собой. Его лицо стало суше и строже, глубоко запали глаза, он словно похудел за несколько часов.

Вдруг он сказал:

– Давай отсюда уедем.

– Уедем – когда?

– Когда закончится все это.

– Что – это? Что закончится?

– Допросы. Нас подвергнут множеству допросов и разных очных ставок.

– С кем?

– Откуда мне знать? Давай уедем – просто уедем, хотя бы на две недели. Я не вынесу больше здесь.

– Я не возражаю. Только вряд ли нас выпустят из города, пока не закончится следствие.

– Можно просто уехать завтра. Не спрашивая никого.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он резко поднялся на кровати.

– Давай уедем отсюда завтра! Махнем, куда ты захочешь, и никому не скажем ни слова. У нас ведь есть деньги. У нас есть паспорта. У нас есть множество оформленных виз в разные страны. Никто не станет нас преследовать. Ну подумаешь, не дадим каких-то там показаний! Тем более – что мы можем знать?! Ты и я – ну что мы можем знать?! Подумай сама. Хорошо подумай! – Постепенно его голос сорвался на крик. – Это хуже самого отвратительного кошмара! Хуже всего, что только может с нами произойти! Ради всех святых, давай отсюда уедем! Пожалуйста! Я не вынесу! Я так редко тебя о чем-то прошу! Завтра, сразу же, с утра… Нас никто не станет искать… Ты меня слышишь?

Я растерялась:

– Завтра? Но это невозможно!

– Почему? Ты не хочешь?

– Речь не об этом. Здесь убийство – серьезное уголовное преступление. Мы не можем вот так просто взять и уехать! Не психуй, пожалуйста! Держи себя в руках.

По мере того как я говорила, ко мне возвращалась уверенность.

– Мы покончим со всем этим – и уедем. Куда ты захочешь и на сколько захочешь. Но не иначе! Не будь ребенком! Мы не можем связываться с полицией. Нечего бежать от мифических кошмаров. А от настоящих никуда не убежишь. Уехать завтра – безумие, и ты сам прекрасно это понимаешь. Необходимо подождать хотя бы неделю. Думаю, больше одного раза нас вызывать не будут. Если хочешь, спросим завтра в прокуратуре, когда мы можем уехать.

– Нет!

– Почему? Ты же только что этого так хотел…

– Чего хотел?

– Уехать…

– Я сказал – нет! Нет!

– Ну хорошо, не кричи! Давай без истерик. Не хочешь, я ничего не скажу. Возьми себя в руки, нельзя же так…

Его плечи поникли. Он замолчал и снова лег на спину. Всю ночь я не могла сомкнуть глаз, потому что не понимала, что происходит. Чувствовала себя невольной свидетельницей каких-то событий, неспособной уловить их смысл. Словно шла в темноте по бесконечному тоннелю.

Утром я села к компьютеру. Зашла в свой фейсбук. Лучше бы я этого не делала… Некоторые ссылки на сайты были размещены прямо на моей странице… От никогда не видевших меня людей.

«Маньяк в городе! Мальчики всех возрастов, берегитесь!»

«Если вы не хотите, чтобы ваш ребенок стал следующей жертвой, лучше заприте его дома. Достаточно мы терпели произвол преступности! Пора подняться на борьбу с убийцей, уничтожающим наших детей. Никакой пощады ублюдкам, насилующим и убивающим! Неужели в нашем городе в столь тяжелое для всех время никто не может справиться с убийцей? Призовем к ответу полицию, которая не может обеспечить безопасность и порядок!»

«Когда эта крашеная лахудра Каюнова прекратит смаковать такую мерзость? Надо быть садисткой конченой, чтобы такое в эфире нести!»

«Тварь, вали из города!»

И прочее в том же духе… Я убрала все комментарии и запретила добавлять их на мою страницу. После схватки с «Фейсбуком» я чувствовала себя совершенно выжатой и измученной.

Позвонил Филипп Евгеньевич. Мой директор.

– Прошу вас приехать к двухчасовому выпуску.

Я вела только вечерний блок, с пяти часов.

– Есть что-то новенькое из полиции?

– Пока, к сожалению, нет.

– Я бы приехала с радостью, только меня вызывают в прокуратуру и как раз на два часа.

– Вас? В прокуратуру? Для чего вас-то?

– Мальчик занимался в классе моего мужа…

– А… понятно. Я что-то слышал об этом. Но к пяти вы освободитесь?

– Обязательно.

– Ну, хорошо. Удачи вам и не теряйтесь.

– Я постараюсь. Спасибо.

Прокуратура располагалась в четырехэтажном массивном здании из бурого кирпича. Внизу нас остановил дежурный. Андрей ответил ему что-то (я не разобрала слов), и мы поднялись наверх. По устланным ковровой дорожкой лестничным пролетам и полу в коридоре. Андрей открыл одну из дверей, и мы оказались в приемной, обставленной вполне современно и комфортабельно. Здесь разговаривали двое мужчин. За столом перед компьютером сидела секретарша. Увидев нас, мужчины обернулись, и один из них сразу отметил:

– Хорошо, что не заставляете себя ждать.

Его собеседник распрощался и вышел, а оставшийся в приемной подошел к нам. Это был мужчина средних лет невысокого роста, упитанный, коренастый, с квадратным лицом и лысоватым черепом, по бокам лысина была покрыта редкой темной порослью. Толстые стекла очков полностью скрывали глаза. Он почему-то обратился ко мне:

– Вы, конечно, Татьяна Каюнова. Очень рад вас видеть. Я, если честно, ваш поклонник, смотрю все ваши передачи.

Тут он глупо хихикнул. Это выглядело так неожиданно и дико, что я растерялась.

– Что ж, начнем с вас, – повернулся он к Андрею. – Прошу в кабинет.

Я хотела пойти за мужем, но меня остановили: