Нарвэ склонилась за портретом. По лицу девушки пролетела саркастичная усмешка — она словно знала, кто был изображен на портрете. Но когда Нарвэ выпрямилась и протянула портрет Повелителю, на лице её не было написано никаких эмоций. Я удивился.

— Повелитель, я понимаю вашу реакцию, но позвольте мне все объяснить, — ровным голосом начала Нарвэ.

Цвейго немного помедлил, потом положил портрет на стоящий рядом стол рисунком вниз, присел на краешек трона и серьезно кивнул.

По лицу эльфийки промелькнуло недовольное выражение — ей присесть не предложили. Но быстро справившись с эмоциями, Нарвэ продолжила с тем же ледяным спокойствием:

— Оказывая знаки внимания преемнику, я не заметила, как подпала под влияние неизвестной мне магии. Я не могла позвать на помощь, не могла справиться сама. Я все понимала, что делаю, но перечить принцу было выше моих сил. Он мог толкнуть меня на любое преступление. Моя воля была полностью подавлена.

Сказать, что я был поражен, значило сейчас просто промолчать. Если бы я был не облачком, и у меня была бы челюсть, я бы уже ползал по полу в её безуспешных поисках. Чего она несет? Ничего я с ней не делал… хотя и хотелось порой.

А вот Цвейго явно не разделял моего мнения. Он благожелательно улыбнулся и показал Нарвэ на стул, приглашая присесть. Девушка повернулась, чтобы взять стул, и я увидел мелькнувшую торжествующую улыбку. Вернув на лицо жертвенное выражение, Нарвэ уселась и продолжила:

— Он приказал мне стоять у окна дворца в дорожном костюме и с оружием и ждать, когда он меня позовет. Потом вы знаете, что было. Я сопротивлялась изо всех своих последних сил. Принц не приказывал мне вас уничтожить, только остановить, и это самое большое благо… потому что я… просто не пережила бы…

Нарвэ разрыдалась, уткнувшись в ладошки.

Я почувствовал, как у меня подкосились колени. То, что коленей не было, меня ничуть не смущало. В отличие от того бреда, что несла эта чокнутая!

На лице Цвейго появилось сочувствие, но окончательного вывода он еще не сделал. Я подумал, что парню уже не первое столетие порой приходится наблюдать подобный цирк. Попробуй отличи правду от вымысла — эльфы порой просто невероятно — талантливые актеры!

Нарвэ немного успокоилась и, всхлипывая, продолжила:

— Я вывела его по тайным тропам. Преемник приказал вести его кратчайшим путем в Вестрантерн. Мне пришлось… — Девушка громко сглотнула и, решившись, выпалила: — Мне пришлось телепортироваться с ним прямо во дворец Повелителя горных дроу. Да, — она кивнула на невысказанный вопрос Цвейго, — по пути послов. Там он…

Нарвэ мелко задрожала, побледнев:

— Там он встретил Дарва, — выдохнула Нарвэ.

Я вздрогнул. Истинное имя отца я слышал третий раз в жизни. А слышать его из уст эльфа было как‑то неправильно.

— Он… убил своего отца! Убил его одним ударом! — Нарвэ затрясло в истерике, она вскочила и упала на колени, закрывая лицо.

Но Цвейго и не думал успокаивать девушку. На лице Повелителя светлых отразился такой ужас, что у меня по всему несуществующему телу прошел озноб. Он встал, лицо эльфа исказилось, в глазах проносились ураганы эмоций, которые он так старательно, век за веком учился скрывать от подчиненных.

Но его буря была ничем по сравнению с моей. Я чувствовал себя так, словно оглох, ослеп и умер, оставаясь жить, видеть и слышать. Разум отказывался вообще что‑либо воспринимать. Я теперь остро ощущал, что это не сон. Я действительно каким‑то образом проник сюда и слышу то, что происходит здесь и сейчас.

Может, я просто давно уже умер, а где‑то мое позаимствованное сумасшедшими духами тело метается по замку моего детства, круша все вокруг и убивая всех тех, кого я любил?

И память начала услужливо мне подсовывать подтверждения этой гипотезы: мол, и фей‑то я вижу, а их ведь по всеобщему мнению не существует! И эльфов в фей превращаю, а драмисов в людей… Уничтожаю каких‑то иномирных существ и соблазняю чужих жен… нет, это как раз нормально. Поцелуй был как настоящий. Да, но как я оказался здесь? Это невозможно. Охранная магия эльфов давно бы меня засекла или сам Цвейго бы почуял. Что он сильный маг — я даже не сомневаюсь. Значит, я умудрился" отбросить копыта", как говорит Херон, и летаю по миру бестелым призраком. Когда только успел? Может, это кокон Цвейго такие глюки насылает? Или иномирные лохмотья постарались? Или это Нарвэ выжила тогда, а мы представились, несмотря на мою сферу… а может и благодаря ей?

Но тогда почему Нарвэ несет такую чушь? Ведь я её не завораживал… хотя надо было попробовать. Или это кто‑то другой её околдовал? Я чувствовал, что начинаю злиться, потому что в таком случае я знал

, кто!

— Дарв мертв? — отсутствующим голосом уточнил Цвейго.

Нарвэ кивнула, не поднимая головы.

— Тогда он знает, кто он, — мрачно подытожил Повелитель.

Тут я заметил быстрый скользящий взгляд Нарвэ сквозь пальцы.

Нет, тут что‑то нечисто. Завороженные так себя не ведут.

И тут меня пронзила мысль: отец мертв?! Лайнес говорил, что скоро все изменится. Нет, не верю, Повелитель никогда бы не дал себя убить…

— После убийства собралось много дроу, — тихо сказала Нарвэ, обняв себя за плечи так, словно ей холодно. — Они были недовольны, они бунтовали против действий Грома… Я убежала. Коридоры были пусты. Мне удалось выбраться, сама не знаю — как. Я была как во сне.

Я усмехнулся: лгунья впервые назвала меня по имени. Да она же лжет, Цвейго! Все придумала, не верь ей!

Но Повелитель кивнул и стремительно вышел из палатки. Нарвэ медленно поднялась с колен, поправила волосы, вытерла с лица следы слез и взяла в руки портрет, который недавно разглядывал Цвейго.

Глаза девушки неожиданно полыхнули ледяным огнем, красивый рот перекосила жестокая усмешка:

— А теперь следующий!

Она положила картину на стол, достала кинжал и с силой воткнула его. Резко развернувшись, так, что прозрачное платье обнажило стройные бедра, Нарвэ выбежала вслед за Повелителем.

Я усилием воли подплыл к столу.

О, нет!

Острие кинжала пропороло ткань картины в районе груди юного дроу. Отец! Это портрет молодых улыбающихся друзей: Лайнеса, Цвейго, Дарва… Кто эта девушка, я даже предположить не мог.

Я хотел выплыть из палатки, чтобы последовать за Нарвэ, попытаться остановить её, но почувствовал, как слабею, таю…

— Да проснись же, Гром! Проклятье! Проснись! — кричала Эжона, тряся меня так, что челюсти стучали друг о друга. Кажется, я по чистой случайности до сих пор не откусил себе язык.

— Чего ты? — прохрипел я, пытаясь освободиться их цепких рук истеричной девушки. — Убить меня хочешь?

— Да мы сейчас все тут погибнем! Да оглянись же вокруг!

Я послушно огляделся. Все как прежде: мы летим, скорость та же, только звезд не видно. Справа в глаза било яркими лучами бодрое утреннее солнышко. Под нами слились в один желто — зеленый ковер поля и леса. Позади меня покачивался с закрытыми глазами бледный Херон, за пазухой мертвецким сном дрых Эрлиниэль. Надо же, удивился я, при такой тряске даже храпеть не перестал!

— Ну и что? — я усмехнулся, повернувшись к драконихе. — Скажи еще, что сон дурной привиделся. С моим кошмаром все равно не сравнится…

— Какие сны, — Эжона жестко подняла мое лицо вверх. — Смотри!

Я послушно посмотрел, да так и застыл с открытым ртом.

Над нами, на высоте примерно в два роста вилья, с такой же скоростью, летели три дракона. Они были ледово — белыми, с черно — синими хребтами и такими же темными глазами.

Глаза я рассмотрел весьма четко, ибо они этих самых глаз с нас вообще не сводили.

— Аг! — нервно позвал я.

— Бесполезно, — Эжона истерически расхохоталась, — он не слышит!

— А как же ваша хваленая связь? — кажется, я начинал поддаваться панике.

— Визуальная связь тоже нужна! — закричала на меня девушка.

— Что за шум, а драки нет, — забубнил эльф, протирая глаза и выбираясь на свет. — О! Уже утро. Надеюсь, вы не делали сейчас то, что я думаю, воспользовавшись моей слабостью? А?