Правитель Борис Годунов выступил главным инициатором церковной реформы в России. Помимо общих идей он имел сугубо личные мотивы, побуждавшие его спешить с церковным делом. Правление Годунова началось несчастливо. Он терпел унизительные неудачи. Не в силах справиться со своими недругами, он, подобно Грозному, готовился покинуть Россию, чтобы вместе со своими близкими укрыться в Англии.
Назначение преданного Иова на митрополию было для Бориса бесспорной удачей, ибо даже в узком кругу высших церковных иерархов Иова мало кто принимал всерьез. В отличие от «мудрого грамматика» Дионисия новый руководитель церкви не блистал талантами. Он обращал на себя внимание разве тем, что мог выразительно и без запинок читать наизусть длиннейшие молитвы, «аки труба дивна, всех веселяя и услаждая слухи сердца слышателей». Борис готов был употреблять любые средства, чтобы упрочить престиж Иова. Без авторитетного руководства церковь не могла восстановить своих позиций. Между тем обстановка острого социального кризиса требовала возрождения сильной церковной организации. В такой ситуации правитель Борис Годунов попытался использовать греческие связи церкви, чтобы добиться учреждения патриаршества в Москве.
Могущество и блеск Российского царства манили греков. В XVI веке обедневшие восточные патриархи вынуждены были все чаще обращаться в Москву за помощью. Число просителей из года в год умножалось. Вслед за мелкой сошкой на Русь потянулись митрополиты и патриархи. При царе Федоре в Москву приехал антиохийский патриарх Иоаким. Его приняли с большим почетом. Но когда он стал просить денег, московские власти предложили прежде обсудить вопрос об учреждении в России патриаршей кафедры. Иоаким весьма неохотно обещал передать пожелания московитов Вселенскому собору.
Столпы православной церкви Востока нимало не сочувствовали русским проектам, но не хотели и открыто отклонить их. Торг из-за патриаршего сана мог обернуться для них большими выгодами. В Москве стали ждать, как отреагирует константинопольский патриарх Феолит. Его гонец явился в Москву с грамотой, содержащей обычную просьбу о помощи, но на словах он передал весть, которую в Москве давно ожидали. Царьградский и антиохийский патриархи, заявил он, послали за другими патриархами, чтобы решить московское дело на соборе.
Византиец не желал вести с Москвой письменные переговоры об учреждении патриаршества, однако дни его правления были сочтены. Турки низложили Феолита и назначили на его место патриарха Иеремию. Новый глава вселенской церкви начал с того, что отправился на Русь.
В Москве ничего не знали о происшедших в Царьграде переменах и на первых порах даже заподозрили Иеремию в самозванстве. Но подозрения скоро рассеялись, и 21 июля патриарх удостоился аудиенции в Кремле. После представления царю Иеремию отвели в особую палату, где он имел беседу с глазу на глаз с правителем Борисом Годуновым и «канцлером» А. Я. Щелкаловым. Беседа выявила крайне неприятные факты. Русские ждали, что патриарх привез с собой постановление Вселенского собора. Оказалось же, что дело не сдвинулось с мертвой точки.
Аудиенция в Кремлевском дворце положила начало трудным переговорам, тянувшимся более полугода. Ход их получил в источниках неодинаковое освещение. Официальный отчет, составленный Посольским приказом, излагал историю переговоров с большими пропусками. Русские церковные писатели не останавливались перед искажениями. Они утверждали, будто Иеремия сразу уведомил царя о состоявшемся решении Вселенского собора учредить на Москве патриаршество. Помощники патриарха Иеремии — митрополит Дорофей и архиепископ Арсений, участвовавшие в переговорах с византийской стороны, изложили свои впечатления в записках. Их суждения расходились в самых существенных пунктах.
Архиепископ Арсений Елассонский описал путешествие в Московию в виде послания, адресованного некоему «другу» на Востоке. Сочинение Арсения прославляло патриарха Иеремию, этого «мудреца» и «нового Иова». Дифирамбы должны были успокоить недовольных членов Вселенского собора, указавших на незаконность действий Иеремии в Москве. Свои впечатления он излагает в стихах, поскольку виденное, заявлял автор, не поддается прозаическому описанию. Нетрудно обнаружить истоки вдохновения грека. Когда патриарх Иеремия получил аудиенцию в Кремле, царь щедро одарил его спутников, за исключением одного Арсения. Такая немилость была вызвана тем, что Арсений уже был однажды в Москве и получил большую сумму на помин души царя Ивана, но распорядился деньгами не так, как следует. Порядочные поминки Арсений мог сотворить лишь в своей епархии, а между тем, покинув Русь, архиепископ остался в неприятельской Литовской земле. Но в ходе переговоров об учреждении патриаршества Арсений оказал московитам столь важные услуги, что отношение к нему полностью переменилось. На прощальной аудиенции в честь Иеремии царь сказал Арсению: «Твердо надейся, что я никогда не оставлю тебя без помощи: многие города с их областями я тебе поручу и ты будешь управлять ими в качестве епископа». Со временем это обещание было исполнено: он стал епископом при Архангельском соборе в Кремле. Арсений помог московитам довести до благополучного конца переговоры с Иеремией в Москве. Затем он выехал в Константинополь, где Иеремии предстояло созвать Вселенский собор и добиться от него санкции на учреждение московского патриаршества. Перо Арсения немало помогло ему в этом деле. В своем стихотворном сочинении он постарался представить поведение патриарха в Москве безупречным.
Другой спутник Иеремии — митрополит Монемвасийский Дорофей — включил сведения о путешествии в Москву в текст составленного им Хронографа. Его краткая и лишенная каких бы то ни было литературных красот заметка представляется более достоверной, нежели стихотворные сочинения Арсения. Подлинной причиной путешествия Иеремии в Москву, сообщил Дорофей, было то, что константинопольское патриаршество из-за долгов оказалось в трудном финансовом положении. Переговоры в Москве по поводу субсидий сразу зашли в тупик, поскольку русские власти предварительно потребовали решить вопрос об учреждении у них патриаршества.
Появление Иеремии в Москве поставило правителя перед выбором. Можно было отпустить патриарха без субсидий и тем самым утратить возможности, связанные с первым посещением Руси главой вселенской церкви. Можно было дать ему богатую милостыню, но это не гарантировало успеха в достижении основной цели. Можно было, наконец, задержать Иеремию и заставить его уступить. В Москве избрали последний путь. На то были особые причины.
Когда патриарх Иеремия и его спутники по дороге в Москву проезжали через польские земли, канцлер Я. Замойский пригласил их к себе в Замостье и попытался прозондировать почву относительно возможности перенесения патриаршего престола из Константинополя в Киев, находившийся в пределах Речи Посполитой. После беседы с Иеремией канцлер записал: «Мне показалось, что он всему этому не чужд». Благодаря услужливости Арсения о беседе с канцлером узнали в Москве. Сообщение встревожило русское правительство и побудило его к энергичным действиям.
В Москве патриарха постарались надежно изолировать от внешнего мира. Приставы и стража никого не пускали к Иеремии, да и самому ему запретили покидать двор. Даже на базар патриаршие люди ходили со стражниками. Греков держали как пленников, но при этом обращались с ними самым почтительным образом и предоставили им всевозможные блага. Им дали просторные хоромы, убранные по-царски и пригодные для постоянных богослужений. Из дворца узникам постоянно доставляли изысканную еду и обильное питье. Патриарху полагалось ежедневно десять блюд, три кружки хмельного меду — боярского, вишневого и малинового, ведро паточного меду и полведра квасу. Между тем властители Кремля более не вызывали к себе византийцев и, казалось бы, окончательно забыли о них. И так, повествует Арсений, «дни проходили за днями, недели за неделями».
В действительности внимание московских властей было целиком поглощено внутренними и внешними трудностями. С разных сторон государству грозили вражеские вторжения. Многочисленные отряды крымских татар в 1587 году жестоко опустошили южные уезды России. Вновь избранный на польский трон шведский королевич Сигизмунд III планировал немедленную войну против России. Личная уния Швеции и Речи Посполитой вела к возрождению мощной антирусской коалиции. Война на северных, западных и южных рубежах грозила разоренной стране неисчислимыми бедствиями. В разгар переговоров с греками Россия была потрясена слухами о тайной казни бывшего регента Ивана Шуйского — старца Ионы.
