При каких обстоятельствах Иван Федоров покинул Россию? Послал ли его царь в целях укрепления православия в пределах Литвы, или же печатники уехали по собственной инициативе? Поскольку Иван Федоров и его помощник Петр Мстиславец не являлись собственниками увезенного ими типографского оборудования, они, конечно же, не могли выехать за рубеж без прямого указания московских властей.

В середине XVIII века архимандрит одного из белорусских монастырей М. Козачинский записал глухое предание о том, что при короле Сигизмунде II Августе литовский гетман Г. А. Ходкевич «просил наияснейшего благочестивого царя и великого князя Ивана Васильевича, чтобы тот послал ему в Польшу друкарню и друкаря, по его просьбе вышепоименованный царь московский учинил и прислал к нему целую друкарню и типографа именем Иоанна Федоровича».

В предании, записанном белорусским архимандритом, помимо неточностей можно обнаружить также любопытные подробности, совпадающие с подлинными фактами биографии Федорова. Давно установлено, что московский печатник трудился в белорусском имении Г. А. Ходкевича с июля 1568-го по март 1570 года. Недавно найденная грамота Ходкевича от 6 июня 1567 года свидетельствует, что Федоров обосновался в Заблудове почти сразу после отъезда из России. В названном году гетман устроил в Заблудове православную церковь во имя богородицы и чудотворца Николы (святой, особо почитаемый в Москве), а священниками в церковь определил двух приезжих — «священником на имя Остафа Григорьевича, а диякона на имя Ивана, брата его». В Москве Федоров печатал книги, служа дьяконом церкви Николы Гостунского, в Заблудове — дьяконом Богородицкой церкви. Позже, перебравшись на Украину и работая в острожской типографии, он получил место в Дерманском монастыре, и там его по-прежнему именовали «Иван-диякон».

Вспоминая о приглашении Ходкевича, первопечатник писал в 1574 году, что гетман «прия нас любезно к своей благоутешной любви и упокоеваше нас немало время, и всякими потребами телесными удовляше нас».

Заблудовская грамота Г. А. Ходкевича подтверждает слова Федорова. Как дьякон церкви печатник стал получать ругу, а кроме того, священнику Остафию было отведено на пашню земли «две волоки, а диякону волоку третую» (всего около 50 га), под дом поповский дано место поблизости от церкви. В дальнейшем в награду за труды Г. А. Ходкевич пожаловал Ивану Федорову некую «весь», или пашенный надел. «Еще же, — писал печатник, — и сие недоволно ему бе, еже тако устроити нас, но и весь немалу дарова на упокоение мое».

Предание о том, что литовский гетман Г. А. Ходкевич просил царя прислать в Белоруссию печатника, чтобы устроить православную типографию, имеет достоверную основу. В 1566 году в Москву прибыло великое посольство во главе с Ю. А. Ходкевичем — братом гетмана. По-видимому, посол выполнял роль посредника в переговорах между Г. А. Ходкевичем и царем. В июле 1567 года царь и бояре направили гетману бранные послания, упрекая его в том, что «из христианина [он] стал отступником и лжехристианином». За некоторое время до того на Руси был пойман литовский лазутчик с тайными грамотами, в которых Ходкевич призывал бояр изменить жестокому царю. Русское правительство, естественно, не могло отпустить печатников к Ходкевичу после разоблачения его интриг весной — летом 1567 года. Можно предположить, что Иван Федоров и Петр Мстиславец покинули Москву вместе с литовскими послами в 1566 году. Если бы печатники замешкались, их отъезд был бы сначала сильно затруднен, а затем стал бы вовсе невозможен. (С августа 1566-го по март 1567 года граница была закрыта из-за эпидемии чумы в пограничных уездах.)

При русском бездорожье вывоз типографского оборудования неизбежно вызвал бы трудности, если бы Федоров решился ехать в одиночку. Трудности решались сами собой при отъезде печатника с посольскими обозами. В 1566 году литовский посольский обоз везли 1289 лошадей. По существу переселение первопечатников было равносильно изгнанию. Высылка Федорова явилась ярким эпизодом в истории взаимоотношений царя Ивана и церкви в начале опричнины. Амнистия казанских ссыльных означала крушение опричной репрессивной политики. Признав неудачу своей земельной политики и пытаясь найти пути к примирению со знатью, Иван IV явно избегал размолвок с влиятельным земским духовенством. Царь щедро субсидировал деятельность Печатного двора. Федоров с энтузиазмом отзывался о помощи и покровительстве государя. Но Иван IV не захотел оградить печатника от гонений со стороны высшего духовенства и боярского руководства земщины в тот поворотный политический момент, когда опричное правительство выдвинуло целью примирение с земщиной. Недоброжелателями Ивана Федорова были члены того священного собора, который два года спустя низложил Филиппа Колычева.

Судьба Филиппа была тесно связана с опричной трагедией. Происходил Филипп из младшей ветви боярского рода Колычевых. Растеряв родовые вотчины в Замосковье, члены этой семьи перешли на поместья в Новгород. Степан Колычев получил землю в Деревской пятине, и там в помещичьем усадище 11 февраля 1507 года у него родился сын Федор — будущий митрополит. По достижении тридцати лет Федор неожиданно покинул службу и некоторое время скрывался в пастухах у крестьянина Субботы в Киже на Онежском озере. Бегство дворянина было скорее всего вынужденным. Как раз в 1537 году над головой Колычевых грянула гроза. Дядя Федора Иван Умной-Колычев, служивший в думе у опального князя Андрея Старицкого, сохраняя ему верность, попал в тюрьму. Его троюродные братья Андрей Иванович и Гаврила Владимирович за отъезд к Старицкому были биты кнутом на Москве, после чего казнены.

С Онежского озера Федор перебрался на Соловецкие острова и там постригся в монастыре под именем Филиппа. Скудные северные почвы плохо кормили земледельцев. Недолгое лето сменялось длинной холодной зимой со снегопадами и метелями. Монахам приходилось трудиться в поте лица, чтобы выстоять в борьбе с природой. Будучи человеком деятельным и обладавшим практической хваткой, Филипп оценил значение солеварения для монастыря и, кажется, сумел почти вдвое увеличить производство соли. В те времена соль была более прибыльным товаром, чем вино. В ноябре 1547 года соловецкий игумен Филипп подал властям челобитье, что на Соловках «братии прибыло много и прокормитца им нечем». До подачи челобитной монахи имели право продавать беспошлинно лишь четыре тысячи пудов соли. По просьбе Колычева Иван IV разрешил увеличить беспошлинную продажу соли до десяти тысяч пудов.

В 1550 году Филипп выхлопотал у властей грамоту на восемь варниц в Выгозерской волости, а пять лет спустя получил от царя еще тридцать три соляные варницы в Сумской волости. Пожалование варниц вместе с деревнями сопровождалось ликвидацией права монастыря на беспошлинную торговлю солью. Но к тому времени монастырь успел пополнить казну серебром.

При игумене Филиппе Соловецкий монастырь следовал общежительному уставу. И сам Колычев, и другие знатные постриженники обители, отказываясь от владения личным имуществом, употребляли все свои средства на монастырское строение. Филипп всячески торопил строителей, никому не давая покоя, что вызывало неудовольствие старцев. Когда он задумал строить Преображенский собор, иноки подступили к нему со словами: «О отче, недостатком в киновии суще и оскудение велику, градовом не прилежащи, откуда имаше злато на воздвижение великия церкви?» Однако Филиппа нисколько не пугали трудности задуманного им дела. Он вел монастырское хозяйство расчетливо, твердой рукой. «Называл» крестьян на монастырские земли, давал им льготы и подмогу, а затем неукоснительно собирал оброки, держал лошадей, волов и оленей, неустанно расширял солеварение.

В 1552 году в монастыре начали строить каменный храм Успения богородицы, а затем трапезную. Под церковью была устроена хлебопекарня, над трапезной — звонница. Прошло всего шесть лет, и Филипп приступил к сооружению грандиозного Преображенского собора «на погребах». Со временем все главные здания монастыря были связаны между собой галереями и другими постройками. Монахи могли переходить из здания в здание, не покидая помещения.