— Именно он, — говорил ректор Бакинского Славянского университета Кямал Абдуллаев, — фактически вернул к жизни «Книгу моего деда Горгуда». — Если бы не перевод Бартольда, судьба эпоса могла бы быть трагической.
Эти слова прозвучали при вручении диплома Почетного доктора Славянского университета Владимиру Путину, Президенту России, выпускнику, как и Бартольд, Петербургского университета. А Славянский университет в Баку — создание Президента Гейдара Алиева. Так перекликаются эпохи.
Дорога к большой нефти никогда не бывает простой. И не только потому, что «черное золото» дается в тяжких трудах. Нефть — это деньги, коротко и точно заметил знаменитый банкир. Большая нефть — это большие деньги… И большая политика, добавил другой. Вокруг азербайджанской нефти, освоения месторождений, путей транспортировки сталкивались самые разные интересы: корпораций, банков, государств. Разумеется, и Россия, прежде полновластная хозяйка региона, не собиралась мириться с потерей своих позиций. «Россию может устроить только одно решение — преобладание на Каспии, — замечал влиятельный дипломат из МИДа РФ. — У нее есть для этого права и возможности. Альтернатива приведет к утрате политического влияния Москвы в регионе…» Риторика грозная, вполне в духе наказа Петра I русскому резиденту в Константинополе Неплюеву: «Наши интересы отнюдь не допускают, чтоб какая другая держава, чья б ни была, на Каспийском море утвердилась…»
Риторика, повторимся, грозная, но, увы, запоздалая. Это понимали многие деловые люди и в Москве. Так, министр топлива и энергетики России Юрий Константинович Шафраник, выступая в мае 1995 года в Баку, сказал, что относится к «Контракту века» положительно, и считает «необоснованными разговоры о статусе Каспия». Смелое заявление сделал министр. К тому времени в МИДе России уже успели удивить посла Великобритании Б. Фолла странной нотой. Это редкое, возможно и редчайшее в дипломатической практике событие произошло 27 апреля 1994 года. В ноте выражался протест по поводу упоминания в меморандуме «О сотрудничестве в области энергетики», подписанном между Великобританией и Азербайджаном, термина «азербайджанский сектор Каспийского моря». Любой проект подчеркивалось в ноте, касающийся разработки месторождений нефти на Каспии и ее транспортировки в страны Европы, не будет иметь юридической силы без предварительного соглашения со всеми странами бассейна. Это решение «защитника» интересов России Андрея Козырева, министра иностранных дел. Заместитель государственного секретаря США Строуб Тэлботт назвал Козырева одним «из самых прозападных политических деятелей России».
В те же годы Россия ввела транспортную блокаду Азербайджана — официальный повод: перекрыть каналы, по которым шло оружие в Чечню. Блокада ударила по Дагестану, да и по всей России. Потери России за 1994–1995 годы оценивались в 6,1 миллиарда долларов. Трагически погибший генерал Рохлин, выступая в Госдуме, оценивал политику России по отношению к Азербайджану как предательство национальных интересов России.
Разговоры, переговоры, споры о статусе Каспия продолжались еще много лет. Окончательное признание Россией азербайджанской позиции, по авторитетному суждению Ильхама Алиева, произошло после официального визита в Баку Президента Российской Федерации Владимира Путина в январе 2001 года.
Поучительно, полагаем, вернуться, говоря казенным языком, к предыстории вопроса, к ноте Министерства иностранных дел России. Как чувствовал себя в те дни министр топлива и энергетики РФ Юрий Шафраник? Тоже готовил ноту? Или подговаривал пограничников выдвигать патруль на охрану российского сектора Каспия? Мы задаем эти вопросы председателю правления компании «СоюзНефтеГаз» в его уютном кабинете в старинном особнячке, расположившемся за приговоренной к сносу гостиницей «Минск» — Юрий Константинович чуть-чуть отодвигает настольную лампу:
— Я подбирал, пока вы спрашивали, слова, которые бы выразили, в чем суть конфликта — концептуальная, системная. И нашел: наши разногласия были мировоззренческими. Настаиваю на этом слове. На этой позиции.
А в качестве примера наш собеседник приводит пример своей практики, когда еще до назначения министром он возглавлял Тюменскую область. Тогда, в последние месяцы существования Советского Союза, власти Латвии выставили из республики Рижский ОМОН, отряд милиции особого назначения.
— Все отказались его принимать, а я принял, разместил рассказывает Шафраник. — Живут люди, работают и вдруг в конце 1991 года, когда я был в командировке, прилетают в Тюмень представители прокуратуры и МВД Латвии и увозят, арестовав, нашего гражданина. Я, вернувшись из командировки, поднимаю всех. «Как так, говорю, они объявили о своей независимости, все проголосовали за независимость — Россия, Украина, Латвия… Но разве может французская полиция прилететь к нам и арестовать нашего гражданина? Какого дьявола прилетают из Латвии, чтобы арестовать гражданина России?» Я разворачиваю эту историю к Каспию и Баку. Если мы сами разорвали единую страну, ведь не Алиев ее разрывал, какого черта мы считаем, что надо строить отношения на давлении? Это мировоззренческий конфликт. Абсолютно! За мной, министром топлива и энергетики, за Козыревым, министром иностранных дел, стояли определенные позиции и взгляды. Но я себя лично как гражданина России Шафраника спросил: как нам строить отношения с Азербайджаном? Один вариант: понять их проблемы, понять свои проблемы. Найти общий вектор и, объединившись, пойти. Второй — понять их проблемы и не мешать им их решать. И третий вариант. Ах, вы отделились, ну и идите себе подальше.
Из трех вариантов третий — самый плохой. Не продуктивный — ни исторически, ни политически, ни экономически. Представьте, что рядом с Дагестаном и Чечней была бы нестабильная страна. Надо же задавать себе такие вопросы. Самый лучший — первый. Но для этого надо хорошо понять их проблемы и разобраться в своих. Я готовился к поездке в Баку, взвешивал, настаивал. И сейчас, по прошествии времени, рад, что моя концепция оказалась верной. Президенты наших стран подписали документы по Каспию. Но даже если бы переговоры еще продолжались, курс на совместные действия все равно был правильным. Мы сразу получили в «Азери-Чираг» процент и отдали «ЛУКОЙЛУ» — это была государственная компания. Я тогда издал распоряжение, что за Каспий со стороны России отвечает «Роснефть», она и сейчас государственная компания. Это уже потом, извините, пошла пьянка, стали резать все огурцы.
Юрию Константиновичу запомнились долгие беседы с Гейдаром Алиевичем Алиевым. «Юрий Константинович, ну, убеди Президента, пусть прилетит хотя бы на час. Мы пройдем вместе. На площади постоим. Ничего больше не надо». Не прилетел.
— Взяли верх другие точки зрения, — продолжает Шафраник. — А я говорил: я тоже люблю Армению. У меня в друзьях армян больше, чем азербайджанцев. И вообще я не делю людей по национальности. Но российский интерес прямой — это Каспий и нефть. Азербайджан и Баку были и будут геополитическим и стратегическим центром. Так давайте здесь работать и развивать отношения со всеми странами региона.
Когда мы в Минтопэнерго с помощью дипломатов, сотрудников других ведомств выработали эту линию, я доложил Президенту Ельцину, что лечу, и он дал добро.
— Это при личной встрече?
— Конечно. Другое дело, что это не была директива, выработанная, согласованная в правительстве. Если бы мы этим занялись, то увязли бы в согласованиях. Поэтому определенный риск был. Я брал его на себя. Позже при докладах Президенту мне удалось убедить его более серьезно заняться межгосударственными отношениями России и Азербайджана.
Я категорический противник политики уступок. Я считаю, что мы и так много уступили. Не на уступки надо идти, а на объединение, поиск обоюдно выгодных решений.
Так что не будем упрощать конфликт. Я его рассматриваю как мировоззренческий. Быть ли России достойной и крепкой?
Это то, что мы, Министерство топлива и энергетики, отстаивали на Каспии. Я говорю о наших национальных интересах. Гейдар Алиев так же последовательно защищал национальные интересы Азербайджана.
