Сафронова вплотную приблизилась к руководителю школы и громко, чтобы все слышали, заявила:
— Владимир Константинович, Готов сказал, что Вы умерли.
Директор покосился на учителя истории. Готов запротестовал:
— Нет, нет, Владимир Константинович, я этого не говорил. Врет Надежда Ивановна, врет. Они сами все придумали. Они сказали: сейчас пойдем и директору на тебя нажалуемся, что ты слухи распускаешь, будто помер Владимир Константинович. Нас, говорят, больше, нам он поверит.
Сафронова нервно рассмеялась:
— У Рудольфа Вениаминовича не все дома. Он же издевается над нами. Владимир Константинович, я требую, примите меры. Или выбирайте: он или я…
— Конечно, я, — воскликнул Готов. — Я человек безобидный, карьеры никому не испорчу. А Вы, Надежда Ивановна, как дерьмо на глазу, так и норовите импичмент нашему дорогому Владимиру Константинович устроить. Не выйдет.
Директор хлопнул по столу ладошкой и, как бывает исключительно в редких случаях, раздраженно сказал:
— Надежда Ивановна, прекратите балаган. Что у Вас за привычка без стука врываться. Кто умер?! Где умер?! Ничего не понимаю. Идите все отсюда!.. Идите работайте!.. Рудольф Вениаминович, останьтесь, пожалуйста.
— Ну, знаете, — обиделась Сафронова, — я не потерплю такого обращения. А с Вами, товарищ Готов, у меня отдельный разговор будет.
— Всех товарищей еще в тридцать седьмом того, нынче одни граждане, — ликовал Готов.
Завуч со свитой вышла. Директор бросил Готову ключ, и тот закрыл дверь.
— Выпьете? — предложил директор.
— Почему бы и нет.
Смирнов поставил на стол бутылку дорогого коньяку и два стакана.
— Брат с севера привез, — похвастался он.
— Откуда? С севера? — иронично усомнился Готов.
— Что Вы смеетесь? У брата зарплата, только не падайте, 5 тысяч долларов в месяц. Представляете, в ме-ся-ц!
Готов сделал попытку дать оправдание иронии:
— Тогда понятно. Я думал, что коньяк на севере делают. А потом была мысль, что на севере Грузии или Армении. Не слыхал, чтобы у ханты-манси коньяк пятизвездочный в погребах завалялся. Не допетрил, что можно купить в…
Смирнов не стал дослушивать, разлил:
— Вздрогнем.
— А за что пьем, — спросил Готов.
— Не знаю.
— Тогда за Вас.
— Чего за меня пить-то?
— Не за Сафронову же…
— Коньяк дорогой, и тост должен соответствовать.
— Тогда за праздник.
— Какой праздник?
— За первое апреля хотя бы.
У мэра
Несколько ночей не спал учитель, закладывая основы новой педагогической программы. Перерыл массу книг, исписал тонкую ученическую тетрадь, выпил десятки чашек кофе. От недосыпания стал раздражительным — накопилась усталость. На работе хотелось одного: спать, спать и спать.
Но целеустремленность дала все ж таки свои плоды. За полторы недели бессонных ночей основные тезисы программы были сформированы. Дело оставалось за малым: от основ перейти непосредственно к программе. Взяв отгул, Готов отправился к мэру города предлагать ноу хау.
Полный надежд от предстоящего визита, он ловко перепрыгивал через блестящие на солнце весенние ручейки. То и дело прижимал к себе дипломат, чтобы, не дай Бог, он случайно не раскрылся (такое на раз случалось) и содержимое не упало в лужу.
Подойдя к зданию мэрии, Готов на удачу скрестил пальцы, плюнул три раза через левое плечо и вошел.
В фойе встретил охранник:
— Вы к кому?
— К мэру, — бросил Готов, обходя охранника.
— Мэра нет, — охранник преградил ему путь.
— Молодой человек, соображаете, что говорите? — усмехнулся Готов, порываясь пройти. — Как мэра нет? Я за него голосовал. Мне, может быть, назначено.
— Если Вы на прием к мэру хотите, позвоните по внутреннему телефону 312 и спросите у секретаря. Вообще, мне кажется, сегодня не приемный день. Скажут пропустить, пропущу.
— Ну и порядки, — ворчал Готов, подходя к висящему на стене телефону. — Проще в Кремль к президенту пробраться. Какой, говорите, номер? 312? Алло, алло… приемная? Приемная мэра? Мне на прием к мэру надо, а на входе не пропускают. Фамилия? Готов Рудольф Вениаминович… Не Котов, а Готов. Через гэ. Жду, — ожидая ответа секретарши, Готов задорно подмигнул охраннику и отвернулся. — Ага… так… Тоже мне новость. Сам знаю, что не записан. Запишите, раз не записан… Кто, кто? Конь в кожаном пальто, вот кто я. Какая разница, кто я такой. Избиратель, житель города, преподаватель, человек, наконец. А? Не буду я через неделю никому звонить. У меня сегодня отгул. Я что, по-вашему, должен домой с пустыми карманами идти. Кому? Охраннику? Зачем? Пожалуйста…
Готов протянул охраннику трубку и громко шмыгнул носом.
— Хорошо… Понял… Ясно… — разговаривая по телефону, охранник покосился на Готова. — А с ним что делать? Понял…
Не дождавшись окончания разговора, учитель попробовал проскочить к лестнице.
— Стой! — крикнул охранник, догоняя Готова. — Вас не разрешили пускать.
— Ну, что еще, — сказал Готов так, как будто он сам мэр.
— Уходите, или я Вас выведу, — снял охранник с ремня резиновую дубинку.
Не поверив, что охранник может воспользоваться дубинкой в здании администрации, Готов принял начальственную позу:
— Но-но, полегче. Что Вы себе позволяете? Прекратите вести себя, как не знаю кто, или я буду вынужден. Вы хоть знаете, с кем разговариваете?
— Мужик, уйди по-хорошему. Прошу тебя. Не на базаре ведь. Зачем хулиганишь?
Готов почувствовал, что охранник совсем не агрессивный и, скорее всего, просто добрый, хороший человек, не любитель скандалов, разборок и применения без надобности физической силы. Сбавив тон, учитель положил руку на сердце:
— Пойми, мне очень надо. Это жизненно необходимо. Это архиважно и архинужно. Да что там мне… это надо всем. Я такое придумал… Я открытие сделал. Покажу мэру, опупеет…
— Не имею права я тебя пустить без разрешения, — просил охранник «войти в его положение». — Разрешат, тогда пожалуйста.
— А что делать, чтобы разрешили?
— Секретарю звонить. На прием записаться, наверное, — пожал плечами охранник.
— Она меня на три буквы послала только что, — раздраженно заметил Готов. — Я не мальчик маленький бегать. Или у вас тут меня за лоха приняли? Так я Вам скажу, что это не так. Где я могу получить исчерпывающую информацию?
— Не знаю я ничего, — охранник медленно надвинулся на Готова, оттесняя к выходу. — Мое дело маленькое. Сказали — не пропускать, не пропускаю. Сюда вообще кто попало не ходит. Или с пропусками, или по делу.
Готов поднял руку вверх, изображая лейтенанта Коломбо:
— Подожди секундочку. Пропуска у меня, действительно, нет, но ведь я иду по делу… По очень важному делу. И я не кто попало. Разговаривать со мной таким образом категорически не рекомендую… У тебя дети есть?
— Ну…
— В школу ходят? Учатся?
— Сын учится. Дочь закончила.
— Сын учится на отлично?
— Да нет, тройки, четверки.
Готов аж подпрыгнул от радости:
— Вот… вот именно, тройки и четверки, и двойки. А я придумал, как сделать так, чтобы все без исключения дети учились только на «пять». А эти козлы из отдела образования меня и слушать не захотели. Правильно… Чтобы новую методику внедрить, им ведь задницы придется отрывать от кресел. А работать они не любят. Ужас как не любят. Вот я и хочу с мэром перетереть по поводу.
Охранник был непреклонен, стал выталкивать упирающегося Готова:
— Иди, иди, пока у меня терпение не лопнуло.
— Но как же быть с методикой?
— Это не мои проблемы, — сказал охранник и выдворил Готова из здания.
Оказавшись на улице, Готов сник. Он чуть не расплакался от обиды. Промелькнула мысль: выбросить к чертям собачьим записи в урну, пойти напиться, а на следующий день собрать свои деньги, продать вещи, всеми правдами и неправдами раздобыть тротил и взорвать эту проклятую мэрию. Кто знает, может, Готов так бы и поступил, если б из подъехавшего к входу джипа не вышел старый друг и сокурсник Александр Коровин.
