Монолог прервал лязг бьющегося стекла. Учитель испуганно повернул голову. На полу лежал разбитый портрет Рудольфа Вениаминовича Готова. Класс взорвался в диком хохоте.

Учитель лукаво взглянул на школьников.

— Вы часто меня спрашиваете: «Существует все-таки НЛО или нет?» (Никто из присутствующих ни разу не осведомлялся у Готова об этом. — Прим. авт). Вопрос интересный и довольно противоречивый. Я убежден, что существует. Потому как видел собственными глазами летающую тарелку и даже вступил с пришельцами в контакт.

— Расскажите, пожалуйста, — попросили ученики.

— Я расскажу, а вы мне что? Ладно, так и быть, сделаю одолжение. Дело было так. Год назад я прогуливался по осеннему лесу, собирал гербарий. Вдруг услышал неестественный для этой местности звук: будто огромный айсберг откалывается от тела Антарктиды. Взглянул наверх и, пардон, чуть было не обосрался: надо мной, метрах в двадцати, зависла огромная летающая тарелка, переливающаяся всеми цветами радуги. Она, значит, повисела, повисела и присела на полянку. Я сперва хотел бежать сломя голову, но подумал, что как ученый не смогу простить себе, если пропущу такое. Тут в голове у меня зазвучал голос: «Рудольф! Мы давно наблюдаем за тобой. Ты избранный…» — и все такое в этом духе. Говорил голос явно не по-русски, но я все понимал. Видимо, где-то в подкорке сидит та самая генетическая память, есть какая-то родственная связь между нами и ними. Тарелка приземлилась, открылась дверь и из нее на желтую листву вышли три гуманоида, весьма отдаленно похожих на людей. Голые, глаза маленькие, как бусинки, цвет кожи желтоватый. Я сначала подумал, что китайцы, но, опять же, глаза не узкие, а бусинки. Побеседовали. Точнее, говорил только я, они телепатически меня грузили. Чего я только ни спрашивал, ну, все узнал. Попросил, чтобы инопланетяне мне всю свою подноготную, все знания сразу в мозги загнали. Сказано — сделано. Теперь я умен настолько… вам в самом что ни на есть распрекрасном сне не приснится, насколько я умен.

— А они, случайно, не пытаются нас захватить? — спросил один из слушателей.

— Вот на этом-то вся фишка и зиждется. Гуманоиды вообще понятия не имеют, что такое насилие, они никогда ни на кого не обижаются, и любая агрессия для них все равно, что для нас полтергейст или параллельные миры. Вроде, и существуют, а понять никто не может. Осознав такой расклад, я подошел к самому высокому инопланетянину и как двинул ему по челюсти хуком справа, да так, что он отлетел метра на три и вдобавок ко всему башкой о свой же корабль ударился. Остальные подбежали к товарищу, помогают встать, но не тут-то было. Я им такое кунг-фу, такое каратэ устроил… жаль лысые они, уж очень за волосы хотелось оттаскать! Признаться, устал я сильно. Отдышавшись, говорю пришельцам: «Ну че, уроды, поняли, чё к чему? В следующий раз говно жрать будете». А они мне опять-таки телепатически: «Ладно, Рудольф, пока. Здесь происходит какой-то феномен, полетели мы, ученым своим расскажем. Боимся только, не поверят они. Счастливо, до следующего контакта». Они на борт, а я им вслед кричу: «Никакого феномена, навалял я вам просто, всего и делов-то. У меня есть теория о происхождении жизни на земле. Сомневаюсь, что из чего-то неорганического способны появиться сложные микроорганизмы. В свою очередь, инопланетные существа могли внести свою лепту. Один из них, скорее всего, чихнул, разглядывая безжизненные просторы Земли миллиарды лет назад. Болезнетворный микроб попал в воду и закрутилось. От микроба-паразита к человеку-паразиту. Люди — это бельмо на теле планеты. Как я всех ненавижу!

Прозвенел звонок. Дети выбежали из класса, а Готов, улыбаясь, смотрел сквозь стекло окна, мысленно пребывая с инопланетным разумом.

— Что ты там все пишешь, Севостьянова? Я ведь ничего не диктую.

Учитель подошел к Севостьяновой и попытался выхватить тетрадку. Ученица спрятала под парту и строго сказала:

— Это мое. Личное.

— В обществе, девочка моя, не может быть ничего личного, только общественное.

— А это личное.

Готов обратился к классу:

— Типичный пример индивидуализма. Плевок в общественное самосознание. Севостьянова, отдай, пожалуйста, то, что ты прячешь.

— Не отдам, — упрямилась школьница.

— Сашенька, — сказал Готов ласково, — отдай, пожалуйста. Мы с ребятами почитаем и вернем. Больно не будет. Зачем упрямишься, ты же хорошая девочка. Я добра тебе желаю. И всем. Хочу, чтобы вы привыкли жить в коллективе, где от каждого по способности, каждому по тому, что он хочет. Отдай.

— Нет! — Севостьянова насупилась и сжалась.

Готов потребовал настойчивей:

— Отдай по-хорошему, дрянь! Последний раз прошу.

Севостьянова молчала. Готов залез руками под парту и, недолго борясь, вырвал тетрадку из рук ученицы.

— Верните, — заплакала Севостьянова.

Она хотела выбежать из класса, но Готов преградил ей путь:

— Сейчас посмотрим, что у нас здесь… Ого, дневник! Ребята, личный дневник Севостьяновой! Он позволит нам глубже понять загадочную душу этой странной девочки. Правда, Севостьянова?

Класс приталил дыхание, дабы не пропустить ни единого слова, что прочтет Готов. Севостьянова сделала несколько неудачных попыток выхватить дневник из рук учителя.

— Второе февраля, — зачитал учитель. — Сегодня день Сурка. После школы, мы с девчонками пошли на дискотеку. Немного выпили. Артем предложил покурить травки. Дунули в мужском туалете. Артем лез целоваться. Я не согласилась. Сказала, что хожу с Андреем.

Севостьянова вскочила и побежала. Готов поймал ее за талию и усадил на место.

— Читаем дальше, — обрадовал учитель свободный класс. — О-о, ну, ваще! Если бы меня спросили: с кем бы я хотела переспать из нашего класса… Наверное, с Кучукбаевым или Зыкиным. Еще мне нравится Гальянов, он такой романтичный и часто на меня смотрит. Потому что я красивая. А уродины типа Мишиной и Кобелевой пусть мечтают о прыщавом шибздике Соловьеве.

Дрожа от злости и стыда, Севостьянова теребила пальцами ручку. Учитель утешил:

— В чем проблема, Севостьянова? Посмотри, как сильно мы подняли авторитет Кучукбаева и Зыкина, а Гальянов непременно после урока сделает тебе предложение. Правда, с Кобелевой и Мишиной нехорошо получилось. Что ж, время лечит. Не исключено, что вы еще станете лучшими подругами.

Класс пристально смотрел на плачущую Севостьянову. Самолюбие детей часто тешит унижение товарищей.

— Ребята, вы не поверите, что здесь написано, — учитель водил пальцем по странице дневника. — Я девственница. Все мои подруги давно трахаются, а я боюсь. Мне кажется, что просто так воспитана. Я думаю, что в первый раз должно быть по любви, но не думаю, что люблю Андрея. Мы просто с ним ходим… — Готов развел руками. — Севостьянова, я тебя не пойму, а как же Зыкин с Кучукбаевым? Непоследовательно, Саша, непоследовательно… Вот тут ты пишешь от 29 января… Начались месячные, писать не могу. И все, больше ни строчки. Поясни.

Севостьянова в безумной ярости набросилась на Готова. Она вцепилась ему в волосы и изо всех сил драла. Била ногой, стараясь попасть в пах. Плевала в лицо. При всем при этом она не издала ни единого звука, ни единого ругательства, ни единого вопля. Картина выглядела жестоко.

Но то, что Севостьянова молча избивала учителя, совсем не означает, что бесшумным был Готов. Как раз наоборот: он визжал до хрипоты:

— Отстань, ненормальная! Уберите ее от меня! Больно же, дура!

От неожиданного нападения Готов полностью потерял ориентацию в пространстве. Он даже не отмахивался, лишь прикрывал дневником голову. Один удар Севостьяновой коленом попал учителю между ног. Готов упал, держа руки в области гениталий.

Севостьянова спокойно собрала вещи и вышла. Учитель на полу корчился от невыносимой боли.

Готов вошел в класс, перебирая в руках четки.