— Так нечестно, — разочарованно сказал Готов и вышел вместе с Колеговым.

В классе учитель стер с доски тему урока, написал большими буквами «КОЛЕГОВ — СОПЛЯК» и сказал:

— Сегодня Колегов нас всех очень подвел. Вы знаете, где я его нашел? В гардеробе под шубами!

Дети засмеялись.

— Писнул в штанишки мальчишка. Я обращаюсь к совету класса. Как мы накажем этого, страшно сказать, трусишку зайку серенького?

Иванова подняла руку:

— Говори, — одобрил Готов.

— Давайте вызовем его родителей, — со всей детской наивностью предложила Иванова.

— Ты, Иванова, соображаешь хоть немного? На кой мне сдались его родители? Не годится. Следующее предложение… Так, давай Садыкова.

— Повесим его на стенгазету, — сказала Садыкова.

Готов усмехнулся:

— Ну, ты, Садыкова, палач. Тебе его не жалко? И вообще, как ты его собралась вешать на стенгазету, в Колегове килограмм тридцать пять будет. Никакая стенгазета не выдержит. Бред, Садыкова, бред.

Чагин Слава выкрикнул:

— Давайте его из класса выгоним.

— Не говори глупости. До конца урока, м-м-м… да маленько осталось. Что толку. Вижу, дельных предложений от вас не дождешься. Так, короче. Все встали, собрали манатки, кто зубного прошел, может идти домой, кто не прошел — построиться у пятнадцатого кабинета. И в порядке живой очереди… Только тихо там. Ой, утомили вы меня. Пшли.

В тихом коридоре школы уборщица средних лет мыла, монотонно возюкая тряпкой, пол. Готов заложил руки за спину и неспешно прогуливался по свежевымытому.

Уборщица сняла тряпку со швабры, прополоскала в ведре и вновь нацепила на швабру. Учитель остановился и строго взглянул на нее.

— Лучше мой, — сказал он.

Уборщица молча продолжала работать. Готов несколько раз обошел вокруг женщины:

— Вон там плохо вымыла… не здесь, а там… не везде мокро… у батареи сухо. Распоясались…

Женщина проигнорировала, а Готов присел на корточки и спросил:

— Я тихо говорю? По-моему, громко. Я что сказал? У батареи сухо. Плохо работаешь. Бистро, бистро, руссишь партизанэн… Халявщица. Нет, вы только посмотрите на нее… Разговаривать не хочет.

— Не мешайте, — сердито сказала уборщица.

Готов состроил недовольную гримасу:

— Ух ты, цаца какая. Наглая же ты баба. Нет, это что-то новенькое… Может, мы все-таки будем знать свое место? А? Кто ты, а кто я? Разницу чуешь?

Уборщица выжала тряпку, размахнулась и попыталась ударить ей Готова, но не попала. Учитель успел отпрыгнуть и отбежать на почтительное расстояние.

— Ты что, охренела? — крикнул Готов, стряхивая с пиджака капли грязной воды. — Дура, дура… тупая дура.

Уборщица медленно переложила тряпку в другую руку и двинулась на учителя.

Готов пробежал несколько метров по коридору и остановился у входа на лестничную площадку в готовности убежать. Уборщица не останавливалась. Готов помахал ей обеими руками:

— Ха, тупая корова… Что, поймала?! Безмозглое чудовище. Сучка! Вот это видела?!

Он повернулся к ней задом и похлопал себя по ягодицам.

Женщина воспользовалась тем, что Готов отвернулся, ускорила шаг и почти было настигла тряпкой, но, обнаружив нападающую, учитель от неожиданности испугался и резко рванул в дверной проем, вскользь ударившись головой об косяк. На лестничной площадке Готов поскользнулся и упал. Уборщица сделала еще одну попытку огреть учителя истории тряпкой. Попытка увенчалась успехом — хлесткий звук означал соприкосновение тряпки со спиной Готова.

Учитель вскочил, но снова оступился и кубарем покатился вниз по лестнице. От удара сбилось дыхание. Готов схватился за живот и хрипло застонал.

— Живой? — озабоченно спросила уборщица.

Готов медленно встал, сделал жест рукой: «оставьте меня в покое» — и стал спускаться вниз.

Убедившись в том, что педагог жив, уборщица отправилась домывать пол. С первого этажа донесся истошный вопль Готова:

— Су-у-у-чка!!! Я тебя ненавижу!!!

В дверь громко постучали. Нехотя Готов встал с дивана, закинул книжку «Как заработать первый миллион» на стол и пошел открывать.

На пороге пожилой, невысокий мужчина в робе, через плечо увесистая сумка, разводной ключ, тряс клочком бумаги с адресом.

— Слесаря вызывали? — задал вопрос служащий ЖЭКа. Он улыбался не только губами, но и глазами, ушами, скулами.

— Давно пора. Я звонил, сказали: до обеда, а сейчас сколько времени? — обиженно промямлил Готов.

— Был заказ, трубы меняли. Стояк в первом подъезде сгнил. Четыре часа возились. А еще это…

— Извините, мне неинтересно. Пройдите в ванную. И почему это от Вас так разит?

Слесарь с удивлением взглянул на Готова и загоготал:

— Не без этого… Выпьешь, дык, оно завсегда работать-то лучше. А че русскому Ваньке надо? Стаканину бабахнул и пашешь.

Готов заметно нервничал, но от оскорблений воздержался. Мужик был не пьяный, видимо, водки было мало, а желающих употребить несколько. Учитель встал в дверном проеме ванной комнаты.

— Саня мене звать, — ответил на непрозвучавший вопрос слесарь и подергал веревку сливного бачка, а тебя как? У-у-у-у, как все запущено.

— Во-первых, давайте сразу договоримся, — скрестил на груди руки Готов, — не ты, а Вы. Я с Вами при выпасе телят на брудершафт не пил! Во-вторых, меня зовут Рудольф Вениаминович…

— Интеллигент, что ли? — перебил Саня.

— Профессор, — надменно сказал Готов.

— О-о-о, наука!

— Представьте себе.

Саня взобрался на унитаз, пачкая грязными сапогами крышку, и стал разбирать сливной бачок. Готов прошел на кухню и открыл холодильник, чтобы достать продукты и сделать себе бутерброд, но его прервал громкий голос сантехника.

— Эй, профессор, слышь, иди сюда! Плохо дело, чинить надо.

— А я зачем Вас вызывал? — отозвался Готов.

— Дык это понятно… тут просто, эту х-х-х… извиняюсь, штуку вырвало, надо делать.

— Действуйте, злодействуйте.

— Это понятно, придумаем че-нибудь.

Как человек образованный, Готов смотрел на рабочий класс свысока. Чего греха таить, даже любой интеллигент-коммунист, возводящий пролетариат в ранг некоего базиса, сам по большому счету так не думает. В свою очередь сантехник Саня считает интеллигенцию лентяями и бездельниками, даже когда «рассуждает» о великих достижениях современной науки.

Готов жевал бутерброд и смотрел на полулежащего на полу слесаря, который, напевая себе под нос, елозил напильником по металлической «штучке». Саня заметил взгляд учителя и, улыбаясь, спросил, упорно не собираясь переходить на «вы»:

— Че, по каким наукам профессор-то?

— Философия, — серьезным тоном ответил Готов.

— Ого! А чего в городе у нас забыл? Раз философ, в Москву бы ехал… у нас город-то маленький.

— Так надо.

— Понятно! — Саня подул на «штучку», избавляя от металлической пыли. — Глупости все это.

— Что именно? — поправил очки Готов.

— Да философия твоя. На фиг она нужна? Вон сын у меня в институт поступил на газовика, а дочка экономический закончила… Вот я говорю им: правильно, и работа будет, и зарплата нормальная. А философия твоя кому нужна?

— Вам она ни к чему, согласен, но другим необходима.

Слесарь вновь залез на унитаз и усмехнулся:

— Никому она не нужна. Одни только разговоры, а толку нет.

— Я могу все объяснить. Разжевать, если хотите, — предложил побагровевший Готов.

— Валяй.

Сантехник жестом показал, что с бачком порядок и перешел на ремонт крана.

Раздраженный Готов заговорил:

— Вот Вы, пролетарий, гегемон. Какие у Вас ценности? Никаких. Половину из того, что показывают по телевизору, Вам не понять, Вы видите только картинки. Из книг прочитали разве что «Аленький цветочек», да и то в детстве. Голосуете за того, кто пообещает больше водки. Вы толпа! Социум! Народ!..

— Да, народ и горжусь…

— Не перебивайте, сейчас все разложу на пальцах. Вам, бессловесному стаду, не надо задумываться ни о чем. Правительству, губернатору, вашему непосредственному начальнику…