Учитель прыгал вокруг горящей бумаги, ворошил угли палкой. Фигурам школьников, маячившим в окнах, Готов показывал кулак с оттопыренным средним пальцем.

Готов пришел в школу без традиционной шляпы, но не без головного убора вообще. На голову он водрузил нечто, неподдающееся никакому описанию. Но поскольку описывать все равно придется, начнем. Алюминиевый обруч, от которого исходят и смыкаются над макушкой медные проволочки. На проволочки нанизаны изогнутые в причудливые формы металлические пластинки, вероятно, вырезанные из пивных банок.

Кроме смеха, у встречных школьников и коллег данное произведение авангардной моды вызвать ничего не могло. Прокрутка пальца у виска, слова «дурак», «идиот», «дебил», вот те немногие знаки внимания, которые оказывали окружающие за спиной учителя.

В классе хихиканья и шепота Готов старался не замечать, как ни было трудно это сделать. 7 «Б» не сводил с учителя глаз. Точнее, с головного убора (его учитель не убрал вместе с плащом в шкаф).

— Что уставились? — рявкнул Готов. — Я похож на новые ворота?

Ребята не сразу вспомнили поговорку «уставился как баран на новые ворота», а когда вспомнили, засмеялись, сопоставив и логически вычислив, что бараны — это они. Готов тоже слегка ухмыльнулся.

— А что это у Вас? — спросил Ладыгин, воспользовавшись разрядкой.

Готов стал тщательно шарить руками по одежде:

— Где? Что? Где, где?

На рукаве он увидел маленького паучка (его вряд ли мог заметить школьник) и, стряхивая, завизжал:

— А-а-а-а-а!!! Убери, убери, убери!!! Ненавижу этих тварей!!!

7 «Б» снова засмеялся. Тот же самый ученик еще раз задал вопрос:

— Не-е-е, на голове что у Вас?

— Машинки, — отмахнулся Готов.

Ребята переглянулись. Посыпались вопросы:

— Зачем?

— Почему машинки?

— Шляпа, что ли, так называется?

Готов сморщился:

— Сам ты шляпа! Это машинки. Можете сами сделать себе такие же. Если хотите защититься.

Заинтригованные школьники стали расспрашивать учителя о практическом назначении «машинок». Готов прожестикулировал: замолчать, соблюдать спокойствие.

— Наша планета Земля, — сказал он, — не просто планета — это живое существо. А мы, люди, часть этого огромного организма. Но несколько десятков веков назад Земля попала под власть какого-то чуждого разума. Будем условно называть его суперкомпьютер. Цели и задачи не понятны, но влияние на человека очевидно. Учеными давно доказано, что человеческий организм способен жить около тысячи лет. Свидетельства тому мы находим в Библии, где говорится о людях, проживших восемьсот-девятьсот лет. Со времен захвата Земли суперкомпьютером человеческая раса едва-едва дотягивает до ста. Но самое страшное, что суперкомпьютер способен управлять нашим сознанием. Повторяю, для чего он это делает, неизвестно, но факт на лицо.

Готов окинул взглядом открывших рты учеников и продолжил:

— Однако нашлись люди, экстрасенсы, которые научились не поддаваться воздействию суперкомпьютера. Например, тибетские монахи в засекреченных монастырях живут по тысяче лет. Их проблема в том, что они расценивают свое долголетие как победу над смертью, достигнутую тренировками и медитацией. Но, к счастью, современные экстрасенсы — прагматики и не связывают продолжительность жизни с божественным провидением. С помощью ученых они обнаружили волны, которые посылает нам в мозг суперкомпьютер, и создали прибор, способный защитить человека от их воздействия. Этот прибор называется «машинки».

— И что, Вы тысячу лет жить будете? — спросили Готова.

— К счастью, да. Но это еще не все. Со временем у меня откроются новые способности: телекинез, телепатия, ясновидение, регенеративные способности. Не расстраивайтесь, вашим пра-пра-пра-пра-правнукам я привет передам.

— Откуда Вы это знаете?

— Прочитал в умных книгах.

У ребят возникло любопытство.

— Машинки можно снимать? — прозвучал вопрос.

— Нет. Ни при каких обстоятельствах.

— И даже спать с машинками?

— Даже спать, — зевнул Готов.

— И тысячу лет с ними ходить?

Готов хохотнул и покачал головой, мол, ну и тупые же вы:

— Тысячу лет ходить не придется. Спятить можно.

— А сколько?

— Сколько, сколько, — занервничал Готов. — Сколько надо, столько и буду ходить. Вам-то какое дело? Лет двадцать, не меньше. Пока не откроются экстрасенсорные способности. Тогда и без машинок обойдусь.

— У Вас уже начали открываться способности?

— Да, ясновидение, — Готов сказал это с такой уверенностью и с таким каменным лицом, что 7-му «Б» стало не по себе.

— Предскажите что-нибудь, — дружно попросили ученики.

— Предсказываю. Сегодня на уроке Шестопалов получит двойку.

— А я выучил, — обрадованно подловил учителя Шестопалов.

Готов в ответ подловил его:

— А я все равно поставлю.

Все засмеялись. Обиженный Шестопалов сказал:

— Я выучил. Можете проверить. Мне не за что двойку ставить. Туфта это — Ваши машинки.

Готов замер на месте и покосился на Шестопалова. Класс тоже замер. Шариковая ручка выпала из рук учителя.

— Повтори то, что ты сейчас сказал, — процедил он.

— Че? — негромко спросил Шестопалов.

— Повтори, — почти зарычал Готов.

Казалось бы, можно Готова и послать куда подальше, прецедентов было немало, но у него сделались такие бешеные глаза, что у Шестопалова возникли сомнения: а стоит ли связываться? Человека, пришедшего на работу с «машинками» на голове, наверняка никто не посадит в тюрьму в случае нанесения школьнику тяжких телесных повреждений. В лучшем случае направят на принудительное лечение.

— А че я сказал такого? — промямлил Шестопалов.

— Повтори, — Готов не хотел выходить из образа. Он старательно артикулировал губами, беззвучно ругаясь матом.

— То, что двойку не за что ставить? Я выучил.

— Повтори про машинки, — переходя на хрип, сказал Готов.

В неподвижной позе Готов стоял до конца урока. Откуда такое терпение у человека?

После звонка ученики собрались и осторожно, стараясь обходить Готова как можно дальше, стали выходить.

Открыли дверь, и сквозняк заставил «машинки» на голове учителя звенеть.

Перед тем, как войти в учительскую, завуч Сафронова, Житных и Ермакова звонко рассмеялись. Открыв дверь, они замерли в ужасе. Перед ними предстала необыкновенная, доселе невиданная картина.

На письменном столе стоял стул, на котором, в свою очередь, балансировал Готов с привязанной к люстре петлей на шее. Очки учителя сползли к кончику носа, руки были за спиной, на глазах проступили слезы.

— Рудольф Вениаминович… это Вы… подождите… — прошептала Сафронова.

Женщины встали вокруг импровизированного эшафота в полной растерянности.

— Рудольф Вениаминович, Вы меня слышите? — все так же шепотом спросила завуч.

Готов шмыгнул носом и громко чихнул. Традиционного пожелания здоровья от коллег не последовало.

— Вероника Олеговна, голубушка, сбегайте за мужчинами… к Владимиру Константиновичу не ходите, он уехал, и не поднимайте шум, — попросила Житных Ермакову.

Молодая географичка выбежала. Оставшиеся вцепились в стул, на котором стоял потенциальный самоубийца.

— Что Вы его держите? — сквозь слезы промямлил Готов. — Думаете, буду из-под ног выбивать? А я и спрыгнуть могу.

Сафронова взяла осуществление операции по спасению жизни человека под личный контроль.

— Господи, Рудольф Вениаминович, что Вы делаете? — строго сказала она. — Слезайте немедленно! Уберите петлю!

— Нет! Все, хватит! — сказал Готов. — Довольно, достаточно, натерпелся! У трупа в кармане будет лежать ключ от квартиры. Денег там нет, я их на книжку… В квартире на письменном столе завещание. Все. Прощайте.

— Нет, нет, подождите. Может, у Вас что-то случилось? Может, чем-нибудь помочь?

Завуч оказалась в полной растерянности. Что говорить в таких случаях? Как поступать? Перед глазами пробегают кадры из американских фильмов, когда кто-нибудь пытается спрыгнуть с небоскреба, а полицейский уговаривает не делать этого. После возникает мысль о том, каково будет душевное состояние при факте, что не удалось спасти человека. Злые взгляды родственников покойного и упреки за спиной: «он еще был жив», «дура, стояла и смотрела», «что за человек, так даже звери не поступают».