Без этого начала, без изнурительного, почти «рабоче–крестьянского» труда многих таких, как я, в течение всех этих 40 с лишним лет, без заложенного нами фундамента не было бы уникальных компонентов, конструкций и систем, из которых складывалась будущая космическая техника. Не было бы ни первых орбитальных станций, ни «Союза» — «Аполлона», ни «Мира» — «Шаттла», ни даже «Беги», и, уж наверняка, не было бы солнечного паруса.
Только конструирование имеет смысл.
В целом я оказался «поздним» человеком, мое становление было медленным и постепенным. Это проявлялось во многом: в знании жизни, в умении разбираться в людях, позднее — в умении руководить. Я никогда резко не менял направление своей деятельности, а лишь шаг за шагом расширял ее сферу: от узлов к агрегатам, а затем к системам и, наконец, к проектам космических аппаратов. Мой путь — это ярко выраженное делание самого себя и своего дела постепенно. У меня никогда не было покровителя, сильного человека, помогавшего сделать карьеру. Наоборот, несколько раз оказывалось так, что человек, положивший на меня глаз, уходил из жизни или со сцены. Самому мне тоже не хватало каких?то человеческих качеств, которые смогли заинтересовать других. Иногда не хватало просто удачи. В наше время карьеру часто делали другим путем, другие люди, с другими качествами.
Я далеко не всегда следовал указке. Двигаясь в общем направлении и оставаясь человеком своего времени, я искал и находил свой путь. Не родившись бунтарем, я никогда не был и послушником, на свой страх и риск предпринимал действия, которые не раз подводили к грани дозволенного. Риск не превращался в авантюру, а несколько раз давал неожиданные, удивительные результаты.
Природа не дала мне сильного характера. Этот недостаток отчасти компенсировался другими качествами, а упорство и постоянная практическая работа, нацеленная на конечный результат, необходимость заставить себя и своих подчиненных сделать это во что бы то ни стало воспитали характер, закалили его.
Где?то я проявлял слабину, где?то мне не хватало решимости. Могу заверить, что слабость всегда оборачивалась потерями, всегда оборачивалась против меня и против моего дела.
В целом, мне грех жаловаться на судьбу. Мать и отец дали мне хорошую голову, здоровое честолюбие и упорство развить свои способности. Судьба привела меня к Королеву, гению космического века. Под его руководством мы делали то, что стало самым большим достижением в технике, в инженерии, стало явлением нашего времени. И, наконец, у меня хватило решимости и работоспособности написать эту книгу о своей жизни, о сделанных делах и своих товарищах. А мысль рождается на бумаге, так же как конструкция.
Только конструирование имеет смысл.
ТЕКУЩИЕ СОБЫТИЯ:
ТЕАТР ОДНОГО ПОКОЛЕНИЯ?
Когда размышляешь о текущем времени, на ум приходят разные исторические аналогии. Однако я не хочу пускаться в глобальные рассуждения.
Иногда мне кажется, что космос стал самой высокой сценой, на которой разворачивались триумфы и драмы, трагедии и фарсы пилотируемой космонавтики. В этом смысле судьба привела меня в труппу, которая в течение нескольких десятилетий разыгрывала множество беспрецедентных спектаклей. Я не был главным режиссером, но мне тоже пришлось ставить отдельные сцены и даже спектакли и играть в них ведущие роли.
Театр, как известно, начинается с вешалки. Однако хорошему театру прежде всего нужны настоящий режиссер и талантливые актеры. Театры рождает и двигает время. В жизни и на сцене появляются герои своего времени. Наш главный режиссер был гениальным человеком. Чудом вернувшись к жизни, он угадал свое время. Десять лет труппа под его руководством набирала силу, следующие десять лет стали расцветом уникального театра, во всех его слагаемых и проявлениях. Смерть лидера, период разброда не смогли погубить общего дела. Театр расцвел, постепенно под руководством новых режиссеров пришла пора зрелости. Команда профессионалов могла делать на самой высокой сцене почти все.
Многие земные театры переживали периоды расцвета и упадка. Не избежал этого и космический театр. Время брало свое, один за другим уходили артисты. Но не это оказалось самым главным: другое время — другие песни. Театр терял зрителей, новые ценности стали привлекать новых людей, а политиков вовсе перестало интересовать искусство.
В пятницу, 1 марта 1995 года, как обычно, в 10 часов утра, собрался наш «малый» ученый совет. В тот раз совет собрался на необычное заседание. Мы встретились, чтобы отметить нестандартный день рождения своего председателя Чертока, живого патриарха ракетной и космической техники. Дело в том, что, несмотря на все высокие научные и академические звания, Борису Евсеевичу не пришлось защищать ни одной диссертации. В конце 1990 года вышла первая книга воспоминаний Чертока «Ракеты и люди». Её?то и решили представить в виде научного доклада на комиссии ученого совета.
Накануне мне позвонил Л. И. Алексеев, зампред совета, и, сказав о повестке дня, попросил выступить в качестве первого официального оппонента на этой необычной защите. Не сразу уловив всю глубину плодотворной идеи ученого, я, проснувшись рано утром и заглянув в книгу, набросал план будущего выступления.
Когда мы собрались, заседание открыл, как и было задумано, Алексеев, который объявил о процедуре, и только тогда я окончательно понял, что задумал настоящий ученый.
Нет, это был и необычный совет, и необычный день рождения, и необычная защита.
Пока наш тоже вечный ученый секретарь Георгий Александрович Степан, еще один ветеран РКТ, в соответствии с процедурой докладывал анкетные данные, а затем предоставил слово для доклада самому имениннику, мне удалось быстро перестроиться и набросать новый план.
«Уважаемые члены ученого совета, — как полагается, начал я свое выступление: — Мне выпала необычная миссия выступить оппонентом на защите своего учителя. Когда Борис Евсеевич 39 лет назад принимал меня на работу, мне в голову не могло придти, что придется дожить до такого дня и до такого события. Заглянув в положение ВАК, я обнаружил, что инструкция этого не запрещает.
Хотя мне не удалось дочитать работу до конца, я понял, что это компиляция. Несмотря на это, вклад соискателя настолько велик, что мы должны признать ее полное соответствие требованиям ВАК».
Продолжая дальше в том же духе, мне, кажется, удалось, с одной стороны, отметить его настоящие заслуги, а с другой — отношение большинства к нашему же полупрофессиональному эпистолярному искусству. Тот, кто описал свою жизнь, тем более насыщенную невероятными событиями и встречами, тот прожил ее не один раз. Черток мог назвать эту книгу «65 лет в строю», и мы надеемся, что еще отметим 70–летие его участия в РКТ. Уникальные физические и аналитические способности рано подняли его, а редкостная судьба в нужный момент ставила его в нужном месте рядом с нужными людьми, ведущими наступление по всему научно–техническому фронту.
Нет, это был все?таки необычный совет. Закончился он тоже не строго по процедуре. В задней комнате, где обычно подводили итоги голосования, уже был накрыт банкетный стол. Чтобы долго не думать, на что потратить гонорар за книгу, автор решил их «пропить» в хорошей ученой компании. Тем более что денег, которые выплатило издательство «Машиностроение», продолжавшее работать под руководством участника Сталинградской битвы, несгибаемого Л. А. Гильберга, только–только хватило на это в общем?то традиционно «скромное» мероприятие. К концу банкета воспоминания уже лились рекой, их хватило бы с избытком еще на несколько книг. Так оно в конце концов и получилось: вслед за первой появились еще три книги.
Черток, его жизнь и деятельность — это история советской РКТ. Эту технику делали в основном два поколения людей: старшее «поколение Победителей», те, кто ковал оружие Победы, а кто?то по–настоящему воевал, и младшее — «дети Войны».
В 30–е годы, когда я еще не ходил в школу, Черток уже проектировал оборудование для самолетов. В самом конце Войны в составе группы будущих советских ракетчиков оказался среди инженерного десанта в побежденной Германии, с тем чтобы приумножить отечественный арсенал немецкими трофеями. С 1946 по 1956 год, когда я проходил общую и инженерную подготовку, мои старшие товарищи и коллеги закладывали основы советской РТ и продвинули ее к рубежу, за которым начинался Космос. Я оказался среди тех немногих детей Войны, кто пришел в ОКБ-1 до 4 октября 1957 года.
