После этого — начальная ступень, два стыковочных модуля МКС летали в беспилотном режиме в течение полугода. Только на май запланировали внеплановый полет Спейс Шаттла с целью доставить наверх дополнительное оборудование, в том числе половину нашего космического крана, а вторую половину — еще через полгода, с тем чтобы начать работать только в середине 2000–го.

Последние годы я отношусь к американской астронавтике с двойственными чувствами и мыслями, — к тому, что и как они делают, а также к нашим взаимоотношениям. Они умеют делать многое такое, чего недостает нам. В то же время у них нет той общечеловеческой и профессиональной школы, которую мы прошли на Земле и в космосе. Несмотря на известную американскую деловитость, на которую указывал нам еще Ленин, в чем?то они уступают нам, даже в организации работ, особенно когда требуется сконцентрировать усилия, сжаться в кулак — тогда мы становимся недосягаемыми и непобедимыми. Наверное, этому научила нас «борьба за хлеб» и еще за многое другое. Этому невозможно научиться по книгам, так же как нам — перенять их систематический подход.

Похоже, там стали прибегать к нашим старым социалистическим методам, правда, не самым эффективным и не всегда удачно. Когда к концу 1998 года два первых модуля МКС вывели на орбиту и состыковали в космосе, все космические агентства рапортовали о выполнении принятых на себя «капиталистических обязательств». Но нельзя сказать, что у них там все дела с выполнением плана обстояли блестяще. Одни деньги не могли решать всех проблем глобального космического проекта.

Моя раздвоенность не ограничивалась мыслями, она простиралась на дело. Наряду с основной электромеханикой для «Мира», МКС и других программ, в эти последние годы мы возобновили почти «фантомную» деятельность над солнечным парусом в рамках консорциума «Космическая регата». Эта деятельность, которая выглядела особенно необычной на фоне всеобщего упадка и алчности, привлекла внимание самых разных людей.

Если снова обратиться к классике, на этот раз из области художественной литературы, то можно вспомнить героя замечательного романа Э. М. Ремарка «Черный обелиск», моей другой настольной книге. Раздираемый противоречиями своего времени и того потерянного поколения, он также оказался сильно раздвоенным, в том числе в плотской и платонической любви, в реальном и психически ненормальном мире. Когда я перечитывал роман, насыщенный и философией, и едкой сатирой, у меня в голове возникли космические аналогии. Наша технология, без которой стали немыслимы полеты человека в космос, — это стыковка. Наряду с этим основным «плотским» делом меня и моих коллег влекли в другие, почти фантастические миры, в которых соединились романтика средних веков и мечты корифеев теоретической космонавтики. Мы по–прежнему пытались осуществить на практике солнечные паруса и космические зеркала, создать собственное Зазеркалье. Недаром американцы называют такие технологии фантомными. В XX веке нам не удалось выполнить все, что было задумано, удача подвела нас в самый последний момент.

Колумб, открыв Новый Свет, совершил туда еще три путешествия. В 1999 году мы предприняли еще одну попытку продолжить дело, начатое в проекте «Колумбус-500». В отличие от экспедиций великого мореплавателя и навигатора, наша вторая попытка не удалась. Мы были совсем близко у цели, за горизонтом уже показался новый берег, но прибрежные рифы пропороли брюхо нашего хрупкого суденышка.

Попытка не удалась. Что принесет нам XXI век? Колумб совершил свое плавание в неизведанное тоже на рубеже веков.

Думая о будущем, я все больше обращался к своим любимым гибридам, мысленно, на бумаге и в деле. Эту привязанность подогревало наблюдение того, что происходило в соседних сферах. Экстремизм, увлечение односторонними решениями приводили к неудовлетворительным результатам. Экстремизм в стране в целом привел всех нас на грань катастрофы. Думая о частных проблемах, я пытался продвинуть свою электромеханику. Смежные области также инициировали то, что могло дать новый эффект. Кто будет, и будет ли реализовывать все это на практике? Но верить надо, «все зиждется на вере…».

Каждый продолжал делать свое дело, современные бизнесмены предпочитали кратчайший способ приобретения капитала. Из классической формулы деньги–товар–деньги они выбросили среднее, ключевое звено, и таким образом производство стало экстремально эффективным. Кризис России разразился при самом молодом правительстве, в августе 1998 года. Экономически страна еще раз свалилась в бездну. Но недаром О. Бендер сказал, что финансовая пропасть — самая глубокая из всех пропастей: в нее можно падать всю жизнь. Однако жизнь страны не должна заканчиваться уходом одного поколения. Чтобы этого не случилось, надо оберегать и поддерживать культурные всходы, человеческую культуру в широком смысле, и выпалывать сорняки. Невероятно, но миллионы гектаров пахотных земель по всей России заросли чертополохом. Те, кто не ушел и не научился (нельзя сказать не хотел) делать деньги, продолжал поддерживать и даже развивать свою инженерию. Системы стыковки решали свою интерфейсную задачу, стыкуя остатки «Союзов» и «Прогрессов».

Все эти мысли так или иначе занимали меня в последние годы, можно сказать, на рубеже веков.

Последний год XX века докатился почти до самой середины. Во времена плановой экономики, наверное, сказали бы, что завершился последний год пятилетки. Можно было добавить: заключительный год столетки, и даже тысячелетки.

Особенно трудно расставаться со старыми товарищами, с которыми судьба нас связала общим делом и которые посвятили ему всю жизнь. Конечно, ушедших друзей не вернуть, но живые узы можно сохранить.

Я почему?то вспомнил академика Б. Раушенбаха. Как многие умные люди с богатым прошлым уходящего времени, он многое понимает, а главное, пишет об этом. Ему все?таки проще, — как удачливый спортсмен, он ушел вскоре после пика успехов и славы. По его собственным словам, ему привело работать в разных областях, всегда и везде — в начальный, самый интересный период. Про него говорили, что в отличие от нашего общего лидера С. Королёва, академик не был бойцом. Каков характер, такова и судьба. Мы же, кто продолжал начатое пионерами дело, несли свой крест до конца.

Последние строчки этой книги писались тогда, когда борьба за наш орбитальный «Мир» вступила в решающую фазу, можно сказать, развернула борьба за «Мир» во всем мире. Когда в послевоенные годы полстраны лежало в руинах, благодаря неимоверным усилиям создали сначала атомную, а вскоре водородную бомбу, Сталин провозгласил лозунг: мир будет сохранен и упрочен, если народы возьмут дело мира в свои руки и будут отстаивать его до конца.

В XX веке народные и политические лозунги преследовали нас, как и народы всего мира, от самого начала до самого конца. В самом последнем году века борьба за орбитальный «Мир» достигла апогея.

Год 1997 стал критическим для нашей космической станции, в середине года она оказалась на краю гибели. Июньской аварийной стыковке предшествовали другие драматические события. За счет огромных усилий на Земле и в космосе положение удалось стабилизировать.

В мае 1998 года на орбитальном «Мире» побывал В. Рюмин, космонавт–ветеран, проведший целый год на станции «Салют-6». В прошлом только К. Феоктистову, «идеологу» «Мира», посчастливилось приобрести такой опыт. Однако он летал на заре космической эры, на первом корабле «Восход». В начале 80–х ветеран Феоктистов предпринял попытку слетать на станцию «Салют» и даже сдавал нам экзамены по бортовым системам. По разным причинам его порыв не поддержали.

Остальным космическим конструкторам приходилось довольствоваться земным опытом и рассказами вернувшихся с орбиты инженеров и командиров. Это надо, конечно, увидеть самому. Мне бы тоже очень хотелось посмотреть на орбитальное хозяйство своими глазами и пощупать собственными руками. Такой полет стал бы ни с чем несравнимым опытом, и наверняка — событием. После такой миссии, настоящего жизненного поворота, можно стать другим человеком — и конструктором, и оператором, и даже менеджером, как Рюмин.