К этому времени мы уже достаточно далеко продвинулись в нашем расследовании, чтобы выступать так резко.
Во–первых, первые эксперименты резинщиков продемонстрировали, что капля урины, а проще говоря — мочи человеческого происхождения, попавшей в стык между резиной и металлом, постепенно, в течение нескольких суток вызывала деструкцию уплотнения, возможно, подобную той, что произошла в космосе. Аналогичное действие оказывали компоненты ракетного топлива, имеющие в отличие от щелочной урины кислотную природу.
Во–вторых, мы начали понимать, что атмосфера вокруг МКС в целом, внутренняя и наружная гигиена космической станции, мягко говоря, оставляла желать много лучшего.
Еще с конца 70–х я хорошо сохранил в памяти рассказы космонавтов, которые возвращались после первых по–настоящему длительных, многомесячных полетов на орбитальные станции «Салют». Они говорили, что довольно скоро после начала эксплуатации на орбите внутренняя атмосфера станции все больше напоминала им вокзал, причем ту его часть, которая располагалась рядом с общественным туалетом. Не забыл я также и то, что на наших стыковочных шпангоутах в переходном туннеле между кораблем и станцией нередко выпадала влага, причем иногда ее скапливалось так много, что воду приходилось собирать, используя весь наличный протирочный материал: полотенца и даже грязное белье.
Дело в том, что внутренняя металлическая поверхность шпангоута, образующая тоннель, ничем не защищена, она должна быть совсем «голой», так как образует часть поверхности приемного конуса, куда попадает штанга стыковочного механизма. При неблагоприятных термических условиях эта поверхность оказывалась холодной, а при высокой влажности атмосферы внутри станции эта поверхность начинает работать, как дополнительный влагосборник. Влага, эта техническая вода — в большой степени продукт жизнедеятельности космонавтов, особенно много выделяется ее при физических упражнениях, без которых, как известно, длительные полеты в космосе невозможны.
Собрав эту и другую информацию, я смог сначала представить себе вероятную картину того, как агрессивная влага могла попасть в стык, а при наличии микроскопической негерметичности проникнуть в наше уплотнение. Конечно, это было несколько вычурное предположение, но, в конечном итоге, наряду с более реальными вариантами оно позволило воспроизвести общую картину и осознать потенциальные опасности, с которыми требовалось считаться и, возможно, бороться в будущем. В этой связи особое беспокойство вызвали у нас средства и процедура личной гигиены космонавтов.
Туалет — это лицо любой человеческой обители. Справлять нужду в невесомости — это еще одна проблема, космического полета. Дополнительная проблема — куда девать естественные отходы. В космических и околокосмических кругах известно немало историй, связанных с этой деликатной темой.
Поначалу, при разработке своей первой пилотируемой программы «Меркурий», американцы недооценили серьезности задачи. В самых первых полетах, номинальная продолжительность которых исчислялась минутами, никаких приспособлений для того, чтобы справить малую нужду, не предусматривалось, не говоря уже о больших делах. Однако уже при подготовке к первой суборбитальной миссии А. Шепарда ракетные проблемы вылились в прямом и переносном смысле в малые земные, которые стерпеть было никак невозможно.
С другой стороны, вытаскивать астронавта, одетого в герметичный скафандр, из капсулы по малой нужде и терять время с риском нарваться на новые ракетно–космические неприятности, тоже не хотелось, руководители полетом рекомендовали решать местные проблемы на месте, мол, ничего страшного, с большими героями тоже случаются маленькие конфузы. Начиная с того первого исторического полета, мелкие происшествия, похоже, стали традицией. Правда, в заключительной фазе последнего полета капсулы «Меркурий» с астронавтом Купером, продолжавшегося трое суток, стали отказывать бортовые приборы, не выдержав испытания в теплой и влажной, к тому же химически активной среде. Хотя вторая пилотируемая программа «Джемини» с продолжительностью полетов до двух недель и оказалась весьма успешной, длительные полеты завершались порой в антисанитарных условиях. Ведь буквально все приходилось делать в очень тесной кабине двухместной капсулы: и работать, и есть, и спать, и снимать штаны, и делать еще многое другое, не покидая переднего сиденья космического автомобиля, размером в старенький «Фольксваген», и все это в течение 14 суток.
Для полетов на Луну американцы, конечно, обеспечили своим первым инопланетянам гораздо более комфортабельные условия, тем не менее космос обходился с земными пришельцами сурово. В отличие от полетов вокруг Земли вернуться домой с Луны было невозможно. Поэтому, на всякий случай, находясь в герметичном скафандре, астронавты носили специальную прорезиненную поддевку, чтобы не задохнуться в собственных многодневных испражнениях. Бог миловал отважных землян, до такого супериспытания дело не дошло, однако, как говорится, береженого Бог бережет. Все же нестандартный Э. Олдрин, как он сам рассказал в своей в целом скандальной книге, ему не удалось первым ступить на ночное светило, а быть лишь вторым после Н. Армстронга. Зато этот экстравагантный астронавт стал первым, кто описался на Луне в безвоздушном пространстве.
В отличие от пассажирских самолетов Спейс Шаттл не имеет достаточно большого сборника жидких отходов и он не приземляется с ними на посадочную полосу. Время от времени жидкая фаза отходов, можно сказать, космические помои, должны выбрасываться наружу, через специальное сопло они дренажируются в открытый космос. Это надо видеть — а мы просматривали специальные видео записи и делали это заинтересованно: мощная струя, как у здорового мерина в расцвете лет, била целенаправленно и ярко при свете Солнца. Конечно, такая по–американски деловая концепция упрощала утилизацию отходов в космосе и давала другие преимущества, но была рассчитана, в основном, на автономный полет с ограниченными операциями со сравнительно небольшими полезными грузами.
Когда Спейс Шаттл стал проводить до двух недель в состыкованной конфигурации в составе космической станции огромных размеров, появилась серьезная проблема.
С одной стороны, требовалось по–прежнему проводить дренаж жидких отходов, потому что космический туалет нашего СМ не был рассчитан на обслуживание всех челночных гостей в таком большом составе.
С другой стороны, появилась опасность космических поллюций, ведь на станции слишком много таких элементов и поверхностей, чувствительных к загрязнению. К ним относятся оптические поверхности, такие как чувствительные элементы датчиков и иллюминаторы, солнечные батареи и радиаторы, и, как выяснилось, стыковочные причалы.
Из истории средних веков известно, с какими проблемами столкнулись города, когда их население стало расти, а окружающее пространство уже было не в состоянии справляться с человеческими отходами естественным биологическим путем. Окружающая среда перестала перерабатывать отходы так, как это происходит в деревне, где земля воспринимает все в «безвыгребных» ямах, мусорных и компостных кучах. Помои через окно долбили городские улицы, превратив их в источники страшной заразы, которая привела к опустошительным эпидемиям. Только такие катастрофы заставили средневековые города перестроиться, и, в конце концов, появилась канализация и другие атрибуты современной цивилизации.
Выбросы жидких отходов в открытый космос я сравнил тогда с выплескиванием помоев через окно. Действительно, постепенное наращивание модулей МКС, строительство станции космического масштаба — это начало урбанизации космического пространства. Если прогнозы Циолковского и других корифеев науки недавнего прошлого когда?нибудь начнут сбываться и возникнут настоящие космические поселения, системы утилизации отходов будут спроектированы и построены с использованием самых высоких технологий. А пока американские инженеры, как могли, старались подогнать существующие системы Спейс Шаттла к новым условиям эксплуатации, к задачам сегодняшнего дня.
