— Заботы, заботы, заботы. Все — беззаботно, честное слово. Я вас не жизни учу — не осмеливаюсь, но — все открыто и беззаботно, поверьте.
— Верю. Вам — верю.
— Где же мы сейчас пролетаем?
— Над Гренландией — так мне кажется — по очертаниям.
— А в какую сторону летим?
— В Америку, над Америкой, вернее. Пролетаем.
— Не люблю я Америку.
— По — мы ж, не опускаясь.
— Зажмурившись полечу.
— Зря, — говорю, напрасно.
— И прекрасно, что напрасно.
— Вам не холодно?
— Вам-то как?
— А вам?
— Мне? Прекратите эти нелепые расспросы — холодно, тепло, жарко, душно, невыносимо, мы, кстати, в невесомости, друг мой.
— Мнимый.
— Ну — условно, условно, хотя, как мне кажется, — друг.
— Стараюсь, говорю, пытаюсь, пробую.
— А вы не старайтесь.
— А я не стараюсь. Я к вам пристраиваюсь.
— Не стоит — пристраиваться.
— Марина, все, чего бы вы ни сказали…
— Какая красивая сверху Гренландия!
— Ничего.
— Красавица!
Гл. 89
— И качели?
— И качели.
— Карусели?
— Да.
— Все, к сожалению.
— Дотла.
— До пепла.
— А газели?
— Те — глазели.
— Отбежали что ли?
— Глазели.
— А.
— б.
Кто?
Люди.
Ибо тишина трав, а уж вода — о! — читатель, о воде, реках, тишайших, стремительных, остановившихся, розовых, голубых, бледно-зеленых, красных, оранжевых — о прудах — читатель — листьями засыпанных, — пруды, читатель — лучше всего — недаром бедная Лиза — сочинение Карамзина — в пруд — и — лучше не придумаешь — чистый пруд, зимой превращаемый в блистательные, в ослепительные — мороз и солнце — день чудесный, а где-то — дремлет друг прелестный — вставай, красавица, очнись, открой — богом тебе пожалованные — взоры — навстречу северной авроры.
…Как дева русская свежая в пыли снегов.
…Поцелуи на морозе.
…Валенки, валенки — неподшиты стареньки.
…По морозу — босиком — к милому ходила.
…Вот такие люди были.
…По морозу — босиком.
…Зря, может быть. В смысле — босиком.
…Валенки, валенки…
…А на тоненький ледок выпал беленький снежок.
…Беленький.
…Якобы.
…И тут же…
…Прыг-скок — обвалился потолок…
…Он зарезал сам себя — веселый разговор.
Песня.
…Ох, хорошо в стране советской жить.
Песенка.
Современники, собеседники, собутыльники, соприятели, неприятели, приятели.
Люди.
Тише, травы, ниже воды.
В канаве, как говорил Владимир Владимирович — ниже канавы — только — канал.
В прорубь.
Люди, будьте бдительными.
Фучик.
— Вы! — блядью — пожалуйста — но — сукой — вот уж! Впрочем, — как знать, как уж у кого сложится… Не виновных, не виноватых… Хотя, знаете, — с возрастом, очевидно, с возрастом, к сожалению, ибо женщине стареть — крайне несправедливо — но — с возрастом, и этим проклятым опытом — коего лучше не приобретать — но увы! — сам, не спрашиваясь, в дверь не стучась — приходит сука — ах! — Анечка, вам-то уже ничего не грозит — ну там, мелочи, мелочи — сука — Анечка — проклятье — и для самих сук, хотя многие из них об этом не подозревают — это крест, ужас — представляете, сколько им приходится — по ходу дела, для дела — врать, изворачиваться, спать не с тем, с кем бы хотелось, — а — надо — ложатся — так вот, заканчивая этот и без того затянувшийся монолог, — тем более у меня возникла одна, по-моему, чудесная идея — так вот — суки — самые несчастные люди на земле. Добавление — если они не дуры, ибо счастливей дур… но сука и дура — редко совместимо, но — бывает! — бывает — повезет.
— Марина Алексеевна, — сказала Аня — вы знаете, мне даже неудобно как-то…
— Все между нами удобно, все.
— Я — того же мнения.
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь.
— Вы, наверно, все знаете… — начала Аня.
— Я не знаю ничего. Вернее, так: я знаю, что ничего не знаю.
— Мне, простите…
— Анечка, не извиняйтесь — ради бога, которого нет, но есть такое выражение — вы-то? — ангел — вам-то чего извиняться? — Да и перед кем?
— Мне ваши стихи пока еще не очень нравятся, ну, я просто… Вы понимаете.
— Понимаю.
— Но Борис Леонидович — я его стихи тоже, кстати, не очень. Но Борис Леонидович, а он уж такой замечательный человек…
— Разнообразный.
— Вам это лучше знать, конечно. Но Борис Леонидович, когда мы гуляли с ним, там, у озера, сказал о вас такое, что даже вот так в глаза вам, вслух — при вас — как-то и неловко говорить…
— Гений?
— Да…
— Все, что Боря обо мне говорит, говорил и будет говорить — мне давным-давно известно. Руку предлагал — чего же более? Но вот — вам мое предложение.
Читатель, наберись мужества.
Не извиняясь, хотя всегда надо извиняться — женщину вперед пропускать и проч. — так вот — не извиняясь.
…она спала в электричке — думаю — не сладким сном. С работы ехала и спала, спала. Испуганно спала — чтоб не проехать! — а то ведь…
…спала, приоткрывая — на мгновение — свои ресницы и смотря — испуганно — бледно-голубыми глазами — на пролетающие мимо уже ночные, читатель, ночные — пейзажи, которых, собственно, впотьмах и не разобрать.
… ох.
… приезжайте ко мне, приезжайте
вы мне нравитесь —
издали нравитесь.
приезжайте, а вдруг?
вдруг понравитесь — вдруг —
вдруг понравитесь
и вблизи.
(Обращение в пустоту).
Гл. 84
— Знаете, — сказала Марина. — Мне тут как-то не нравится. Да и Марина… сука.
— Но… — я имел в виду, что рядом все-таки Аня идет.
— Ничего. Ничего страшного. Сука.
Монолог Марины Цветаевой о суках
— Суки — самое точное и вовсе не ругательное, ну, в общепринятых выражениях — слово. Очень точное и очень, как бы вам сказать, точное — да, но — и — как ни странно — гражданское, сукой можно родиться. Вероятнее всего — нужно, ибо наивные попытки, правда — иногда наивные попытки — самые лучшие — стать суками — чаще всего оканчивались неудачами. К сожалению — для сук, разумеется, для сук. Я бы сама… Я же тогда челочку носила. Блядью, Аня, вы уж меня извините, — что вы! — сказала Аня — что
— Вы уезжаете?
— Конечно, уезжаю.
— Ну, что вам предложить — хоть кружку чая?
— Да, чай…
— Ну, если
— Невзначай?
— То лучше — водка, а не чай.
— Но — невзначай. — Все так обыкновенно…
— Вот. Вы когда-то были и военным. Понятно — взначай — но — невзначай. А вы Марине предложили чай.
— Простите мне — поступок — ну, поступком его же вряд ли…
— А жила — живу без уступок. Поступки были — не были уступки.
(далее — матом).
— Вот что.
— Что?
— Полетели?
— Не медля.
— Вы же не в порядке. Как там у вас? У нас ведь дела. А там, в доме, у Марины — переночуем.
— Неохота.
— У чужих ночевать?
— Ну, в общем…
— Марина. Клянусь. На колени становлюсь.
— Вранье.
— Вам все врали.
— Полувсе.
— Вот что.
— Что?
— Забудьте все. Как сон. Вам столько наврали, что я из этого вранья в одиночку — не выберусь.
— Сможете.
— Полетели?
— Ох — то — и предлагать — не посмела.
Гл. 78
Мы летели очень медленно.
Просто Ане стало — неважно.
Помедлим, раз неважно.
Гл. 79
Пруд розовел. Цвел. Бледнозеленел. Царскосельский — вот какой.
В лодке. Анна Андреевна Ахматова, Аня и я.