«В темноте кто-то ломом колотит…» В темноте кто-то ломом колотит И лопатой стучится об лед, И зима проступает во плоти, И трамвай мимо рынка идет. Безусловно все то, что условно. Это утро твое, немота, Слава Богу, что жизнь многословна, Так живи, не жалей живота. Я тебя в этой жизни жалею, Умоляю тебя, не грусти. В тополя бы, в июнь бы, в аллею, По которой брести да брести. Мне б до лета рукой дотянуться, А другою рукой — до тебя, А потом в эту зиму вернуться, Одному, ни о ком не скорбя. Вот миную Даниловский рынок, Захочу — возле рынка сойду, Мимо крынок, корзин и картинок У девчонки в капустном ряду Я спрошу помидор на закуску, Пошагаю по снегу к пивной. Это грустно? По-моему, вкусно. Не мечтаю о жизни иной. «Я пуст, как лист…» Я пуст, как лист, как пустота листа. Не бойся, не боись, печаль моя проста. Однажды, наравне, заговорила осень, и это все во мне, а остальное сбросим. Пускай оно плывет, все это — даже в лето… Безумный перелет — но в это, это, это. «О рыжий мой, соломенный…» О рыжий мой, соломенный, Оборванный язык. Когда плывешь соломинкой — Я к этому привык. Собачья жизнь, собачья На этом берегу. Но не смогу иначе я, Наверно, не смогу. ДОЛГИ Живу веселым, то печальным В квартале экспериментальном. Горжусь я тем, что наши власти На мне испытывают пластик. А больше мне гордиться нечем, Да я ничем и не горжусь — Ем по утрам с картошкой лечо, Воспоминаю и тружусь. Труды приносят мне долги, Отдохновенья не приносят. Долги построились в полки, Приказа ждут и крови просят. Я к ним покорно выхожу И руки кверху поднимаю, Я их прекрасно понимаю, Но выхода не нахожу. Я говорю им — до утра. Ну что вам стоит, подождите. А утром я скажу — простите, Я вас обманывал вчера. «Все лето плохая погода…»
Все лето плохая погода, Звучит этот вальс с парохода, Над пляжем, над шлюзом, над домом И Тушинским аэродромом. А в Тушине — лето как лето, И можно смотреть без билета, Как прыгают парашютисты — Воздушных парадов артисты. То в соснах они пропадают, То в речку они попадают — Тогда появляется катер С хорошим названьем «Приятель». На катере ездят все лето Спасатели в желтых жилетах, Спасители душ неразумных, Раздетых и даже разутых. Татарово, я не ревную Ту лодку мою надувную, То лето, ту осень, те годы, Те баржи и те пароходы. Татарово, я не ревную Погоду твою проливную, И даже осенние пляжи — Любимые мною пейзажи. ОТВЛЕЧЕННЫЕ МЫСЛИ, НАВЕЯННЫЕ ВОСПОМИНАНИЕМ О ДМИТРИИ МЕРЕЖКОВСКОМ Живет себе, не дуя в ус, Героем «Энеиды», Не в ГПУ — при Гиппиус, На средства Зинаиды. А тут — ни средств, ни Зинаид, Ни фермы и ни фирмы, И поневоле индивид Живет, закован фильмой. На языке родных осин, На «Консуле» — тем паче Стучи, чтоб каждый сукин сын Духовно стал богаче. Стучи, затворник, нелюдим, Анахорет и рыцарь, И на тебя простолюдин Придет сюда молиться. Придут соседние слепцы, Сектанты и тираны, И духоборы и скопцы, И группа прокаженных. И боль и блажь простых людей Доступна — ты не барии, Хотя ты, Паша, иудей, А что — Христос — татарин? Я не за то тебя люблю, Что здесь — и не однажды! — По юбилейному рублю Всегда получит каждый. Ты не какой-то имярек — Прошу, без возраженья! — Ты просвещенный человек, Почти из Возрожденья. Нам зябнуть, но не прозябать! А некой протоплазмой Зевать, чтобы не прозевать Хотя б закат над Клязьмой. Болшево, 4 октября О СОБАКАХ Я со псом разговаривал ночью, Объясняясь наедине: Жизнь моя удается не очень, Удается она не вполне. Ну, а все же, а все же, а все же, — Я спросил у случайного пса, — Я не лучше, но я и не плоше, Как и ты — среди псов — не краса. Ты не лучший, единственный — верно, На меня ты печально глядишь, Я ж смотрю на тебя суеверно, Объясняя собачую жизнь. Я со псом разговаривал ночью, Разговаривал наедине. И у псов жизнь, выходит, не очень, Удается она не вполне. |
