— Идиот ты, — сказал ему Колька.

— Что?

— Эгоист.

— Человек всегда найдет в себе силу перенести несчастье другого, — сказал Саша. — Тебе что? Тебя в армию не забирают.

— Она тебя любит, а ты…

— За два года все может случиться.

Колька подошел к Саше, взял его за ворот рубахи.

— А как же моя мать отца пять лет ждала? А твоя? Эх ты!

— Ты не кричи! То война была!

— Дело не в войне, а в людях!

Саша рванулся — и ворот белой праздничной рубашки затрещал, зажатый в Колькиной руке.

— Я думал, ты мне друг, а ты мне рубашку порвал! — орал Саша. — Когда мне так плохо, все против меня! Вместо того чтобы человека поддержать, ему рубашки рвут!

— Кто тебе рвал? Ты же сам рванулся! — возмутился Колька.

— Ну да — сам! Кругом виноват! Все сам! А ты знаешь, что мне самому так тошно, что хоть реви! — Он налил, выпил. — Может, мне вообще теперь жить не хочется… — Саша сел, закрыв лицо ладонями.

— Знаешь, Коля, — вдруг заключил он, — подлец я.

— Да… — неопределенно сказал Колька. Он подошел к телефону и стал набирать номер. Из трубки доносились длинные гудки. Колька положил трубку, выключил магнитофон и подошел к окну.

Снизу тут же понеслись возмущенные голоса:

— Колька! Включи музыку!

— Света! — не обращая внимания, крикнул Колька. — Света! — Он высунулся в окно.

— Не надо, — сказал Саша.

— Молчи, — сказал Колька. — Света!

В окнах дома напротив уже показались люди.

— Света! — кричали ребята во дворе. — Света!!

На балкон восьмого этажа вышла тоненькая девушка в белом платье.

Возьми трубку! — крикнул Колька. — Трубку возьми!

— Трубку возьми! — закричали снизу ребята. — Это Колька!

Девушка исчезла.

Колька набрал номер.

— Да? — раздалось на том конце провода.

— Света? Здравствуй.

— Здравствуй, Коля.

— Ну, как дела?

— Хорошо.

— Плачет? — спросил Саша. Он стоял рядом.

— Нет, — Колька отстранил его рукой. — Слушай…

— Что?

— Ну, в общем, он осознал свои ошибки…

— Скажи ей, что я подлец! — Саша ходил вокруг Кольки.

— Он говорит, что он идиот, — сказал Колька.

— Не идиот, а подлец! — заорал Саша.

— Света, он тебе сам что-то хочет сказать, — Колька дал трубку Саше.

— Светочка… — начал Саша.

— Что?

— Света…

— Что?

— Я просто нервный.

— Я знаю.

Колька сидел на подоконнике и насвистывал свадебный марш.

А по двору шла невеста Саши, его жена. Ребята расступались, давая ей дорогу.

Ночь. Над городом звучат куранты — они далеко слышны в тишине… Под перезвон и удары часовых колоколов перед нами проходит бронзовый ряд застывших мыслителей.

Пушкин в окружении четырех фонарей прошлого века…

Взмахнул рукой Чайковский…

Два Гоголя — один стоит…

а другой согнулся в кресле…

Первопечатник Иван Федоров…

Ломоносов…

Тимирязев…

Колька ехал в вагоне метро. Час был поздний, и кроме него в вагоне была лишь пожилая чета, но, поскольку они сидели в другом конце вагона, Колька вел себя так, как ведут себя иногда люди, оставшись один на один с зеркалом.

Он смотрел на себя, отраженного в черном глубоком стекле окна, и то придавал своему лицу очень серьезное выражение, то снисходительно улыбался, то приветственно поднимал руку, как бы отвечая на шквал аплодисментов. Он не замечал, что старички внимательно наблюдают за ним.

Поезд подошел к станции, и в окне замелькали белые колонны. Колька вынес чемодан и плащ.

Володя и Алена неторопливо прогуливались по платформе. Володя что-то рассказывал, а Алена внимательно слушала и улыбалась. Кроме них и дежурной по станции никого на платформе не было. Только в отдалении какой-то человек шлифовал мрамор специальной машинкой.

Колька некоторое время шел за ними, но они не замечали его, и он остановился.

Подошел поезд, растворились двери, но никто не вошел и не вышел.

— Готов! — раздалась команда, и поезд умчатся.

Колька свистнул.

Володя оглянулся.

— Вот, — Колька поставил перед ними чемодан. — Ты давай уезжай, а то опоздаешь.

— Спасибо, — сказал Володя.

Ребята замолчали.

На циферблате больших квадратных часов зажигались цифры, отбивая секунды… пять… десять… пятнадцать…

В темноте засветилась точка прожектора первого вагона и, увеличиваясь, стремительно приближаюсь, вытягивая за собой весь состав.

— Ну, — Володя протянул Кольке руку, — до свидания, Николай.

— Будь здоров, — сказал Колька со всей мужской сдержанностью.

— Спасибо за все. — Володя вошел в вагон.

Он взял Алену за руки и, не отрываясь, смотрел на нее. — Я тебе позвоню, — сказал он. — Как только прилечу, сразу позвоню. В семь утра, не рано?

— Нет — сказала Алена, — только не позже, а то я на работу уйду.

— Готов! — раздалась команда, и двери захлопнулись, разъединив руки ребят.

Поезд тронулся. Алена шла за ним, махая рукой прижимавшемуся к стеклу Володе.

Поезд набрал скорость и скрылся в темноте тоннеля.

— Тебе куда? — Колька подошел к Алене.

— В обратную сторону, — сказала Алена.

— Я не могу тебя проводить, — сказал Колька, — мне на работу надо.

— Ладно, — сказала Алена. — До свиданья! — крикнула уже на бегу.

К противоположной платформе подошел поезд, Алена села в него.

Колька пошел к эскалатору.

— Молодой человек! — окликнула его дежурная.

— Да? — Колька остановился.

— А дома вы тоже свистите?

— Да, — сознался Колька.

— Нехорошо, — сказала дежурная. — Некультурно.

— Да, — согласился Колька и вздохнул. — Я больше не буду.

Он встал на ступеньку эскалатора и поехал вверх.

— Коля!

Колька оглянулся.

По платформе бежал Володя.

— Коля!

— Ты почему вернулся?! — заорал Колька.

— Свой адрес скажи! — кричал Володя на бегу. — У меня твоего адреса нет.

— Московский пятнадцать! — крикнул Колька. — Ты опоздаешь!

— Я тебе напишу! — Володя побежал обратно. — Пока!

— Пока! — Колька поднял руку и скрылся, сойдя с эскалатора.

Звучит песня «А я иду, шагаю по Москве…»:

ПРИЧАЛ[21]

Действие фильма происходит летом в Москве на протяжении одной ночи. Фильм начинается днем недалеко от города и кончается на следующее утро ровно в восемь часов.

Баржа спокойно плывет по спокойной русской реке, медленно уходят назад берега, деревья, опущенные в воду, рыбаки в желтых соломенных шляпах, пустые, чистые отмели и облака над рекой тоже уходят назад, высокие, летние облака.

Сверху баржа огромна, буксир кажется маленьким, а лодка, которая тянется за баржой, почти не видна.

Лодка привязана к барже тонкой цепью. Это хорошая, старая лодка. В ней сидит Катя, босая девушка, одетая в ситцевое платье. Она свесила ноги за борт, опустила в воду ладонь, вода легко бежит сквозь пальцы, солнце освещает поверхность реки, за баржой тянется широкий след, люди на берегу косят траву. Катя машет им рукой, и они, приветствуя ее, поднимают сверкающие косы.