Ну-с, жму Вашу руку, низко кланяюсь, стукаюсь лбом о пол, многоуважаемая.

Скоро пришлю еще подарок.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Книппер.

Б. Никитская, угол Мерзляковского пер., д. Мещериновой.

Мизиновой Л. С., 30 сентября 1899^*

2900. Л. С. МИЗИНОВОЙ

30 сентября 1899 г. Ялта.

30 сент.

Вы пишете о моих невестах по обыкновению, милая Лика, но ни слова о том, как поживаете, как здоровье, как идут Ваши дела. Я ничего не буду писать о Ваших женихах и начну с того, что я здоров или почти здоров, живу в собственном доме в Ялте, и что погода здесь хорошая, летняя, и что мне скучно без Москвы. Маша здесь, вернется в Москву после 20-го октября. У матери болят зубы, старуха Марьюшка приятно удивлена, что у нас во дворе собственный лавровый лист, но, по-видимому, Крым ей не нравится и хочется в Россию.

Когда Вы приедете в Ялту? Напишите мне поподробнее обо всем, а главное — о себе. Кстати сообщите адрес Ольги Петровны^*.

Бываете ли в театрах? Видаетесь ли с Левитаном? С Мамонтовым?

Напишите же, Лика, не ленитесь и не откладывайте в долгий ящик.

Здесь прекрасное вино 35–40 к. за бутылку, чудесный белый хлеб и белый овечий сыр. По вечерам хорошо есть белый сыр и запивать красным вином. Приезжайте.

Ваш А. Чехов.

Чехову И. П., 30 сентября 1899^*

2901. И. П. ЧЕХОВУ

30 сентября 1899 г. Ялта.

Милый Иван, Киров прислал накладную. В предыдущем письме я забыл написать тебе, что в Ялте был С. И. Шаховской, теперь он в Москве (Тверской бульв<ар>, Мебл<ированные> к<омна>ты Романова) и может рассказать тебе про наше житье.

Наши здоровы. Всё мало-помалу ус<тра>ивается[9], и жизнь входит в колею. Нового ничего нет. Маша вернется в Москву после 20 окт<ября>. Напиши, как поживаешь и что нового в Москве. Соне и Володе привет и поклон. Будь здоров.

Твой Antoine.

99 30/IX.

У нас П. И. Куркин^*.

На обороте:

Москва. Ивану Павловичу Чехову.

Н. Басманная, д. Крестовоздвиженского.

Московскому Художественному театру, 1 октября 1899^*

2902. МОСКОВСКОМУ ХУДОЖЕСТВЕННОМУ ТЕАТРУ

1 октября 1899 г. Ялта.

Бесконечно благодарю^* поздравляю шлю глубины души пожелания будем работать сознательно бодро неутомимо единодушно чтобы это прекрасное начало послужило залогом дальнейших завоеваний чтобы жизнь театра прошла светлой полосой в истории русского искусства и в жизни каждого из нас верьте искренности моей дружбы^*

Чехов.

На бланке:

Мск Художеств. театр.

Мейерхольду В. Э., начало октября 1899^*

2903. В. Э. МЕЙЕРХОЛЬДУ Начало октября

1899 г. Ялта.

Дорогой Всеволод Эмильевич, у меня нет текста под рукой, и о роли И<оганнеса> я могу говорить только в общих чертах^*. Если пришлете роль, то прочту ее, возобновлю в памяти и буду подробен, теперь же скажу только то, что может иметь для Вас ближайший практический интерес. Прежде всего И<оганнес> интеллигентен вполне; это молодой ученый, выросший в универс<итетском> городе. Совершенное отсутствие буржуазных элементов. Манеры воспитанного, привыкшего к обществу порядочных людей (как Анна) человека; в движениях и в наружности мягкость и моложавость, как у человека, выросшего в семье, избалованного семьей и всё еще живущего под крылышком у маменьки. И<оганнес> немецкий ученый, и потому с мужчинами он солиден. С женщинами же, наоборот, становится женственно нежным, когда остается с ними. В этом отношении очень характерна его сцена с женой, где он не может удержаться от ласок, хотя уже любит или начинает любить Анну. Теперь о нервности. Не следует подчеркивать нервности, чтобы невропатологическая натура не заслонила, не поработила того, что важнее, именно одинокости, той самой одинокости, которую испытывают только высокие, притом здоровые (в высшем значении) организации. Дайте одинокого человека, нервность покажите постольку, поскольку она указана самим текстом. Не трактуйте эту нервность как частное явление; вспомните, что в настоящее время почти каждый культурный человек, даже самый здоровый, нигде не испытывает такого раздражения, как у себя дома, в своей родной семье, ибо разлад между настоящим и прошлым чувствуется прежде всего в семье. Раздражение хроническое, без пафоса, без судорожных выходок, то самое раздражение, которого не замечают гости и которое всей тяжестью ложится прежде всего на самых близких людей — мать, жену, — раздражение, так сказать, семейное, интимное. Не останавливайтесь на нем очень, покажите его лишь как одну из типических черт, не переборщите, иначе выйдет у Вас не одинокий, а раздражительный молодой человек^*. Я знаю, Константин Сергеевич будет настаивать на этой излишней нервности, он отнесется к ней преувеличенно, но Вы не уступайте; красотами и силою голоса и речи не жертвуйте такой мелочи, как акцент. Не жертвуйте, ибо раздражение в самом деле есть только деталь, мелочь.

Большое Вам спасибо за то, что вспомнили. Напишите мне еще, пожалуйста, это будет совсем великодушно с Вашей стороны, так как я очень скучаю. Погода здесь великолепная, теплая, но ведь это только соус, а к чему мне соус, если нет мяса.

Будьте здоровы, крепко жму Вам руку и желаю всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Ялта.

Поклонитесь Ольге Леонардовне, Александру Леонидовичу, Бурджалову, Лужскому. Еще раз спасибо за телеграмму.

Меньшикову М. О., 2 октября 1899^*

2904. М. О. МЕНЬШИКОВУ

2 октября 1899 г. Ялта.

2 окт.

Дорогой Михаил Осипович, как-то в Москве известный Вам Н. М. Ежов, узнав, что я собираюсь писать Вам, просил меня сделать Вам следующее заявление. Летом он, Ежов, был на юге, объездил Придонецкий и Приазовский край, побывал на металлургических и прочих заводах — и у него скопился материал «из жизни рабочих», материал для «Нов<ого> времени» не совсем подходящий. Не пожелаете ли Вы ознакомиться с сим материалом и то, что найдете достойным, взять для «Недели»? Если да, то Еж<ов> приведет всё в порядок и пришлет Вам. Напишите ему^*: Москва, Мал. Песковский пер., д. Крутикова. Или напишите мне.

Итак, со своей просьбой он обратился ко мне еще в Москве, а я забыл и вспомнил о ней только вчера, получив от него письмо^*.