В настоящее время я читаю корректуру второго тома. В свое время я послал список рассказов, которые должны войти в этот том, между тем типография не руководствуется этим списком, присылает рассказы по своему выбору, и сегодня, например, я получил рассказы, которые были написаны мной в последние два года и которые могут войти лишь в последний, X том. Присланы в корректуре также рассказы «Человек в футляре», «Крыжовник» и «О любви», — рассказы, принадлежащие к серии, которая далеко еще не закончена ^* и которая может войти лишь в XI или XII том ^* , когда будет приведена к концу вся серия.

Убедительно прошу Вас сделать распоряжение, чтобы типография, набирая рассказы, всякий раз строго держалась моего списка, чтобы рассказы, написанные в позднейшее время, не набирались и не печатались вместе с ранними, иначе наши томы будут представлять из себя по составу нечто беспорядочное и случайное. Я знаю, Вы теперь очень заняты и Вам теперь не до меня, и если я решаюсь беспокоить Вас письмами, то только во имя порядка и потому, что Вы сами и в письмах, и словесно выражали желание, чтобы чтение корректуры и печатание моих произведений были закончены возможно скорей.

Позвольте пожелать Вам всего хорошего и пребыть искренно Вас уважающим.

А. Чехов.

Ялта.

Грюнбергу Ю. О., 28 сентября 1899 ^*

2896. Ю. О. ГРЮНБЕРГУ

28 сентября 1899 г. Ялта.

28 сентября.

Многоуважаемый Юлий Осипович, сегодня я послал Адольфу Федоровичу деловое письмо ^* ; будьте добры, ознакомьтесь с его содержанием и посодействуйте. В добавление еще раз позвольте пожаловаться на изумительную медленность, с какою посылается мне корректура, на совершенное игнорирование моих писем и проч. и проч. Мне была прислана корректура II тома в начале лета; я прочел и возвратил. Затем дней пять назад я опять получил корректуру II тома, но уже в другом составе; среди старых юмористических рассказов попался новейший («Белолобый»), я и его прочел и отослал, не желая заводить переписку из-за одного рассказа, а сегодня мне прислали то, что может войти только в самые последние томы. «Пьес», о которых так много писалось в письмах и говорилось, не присылали до сих пор. Простите, что я наскучаю Вам, но что же делать, я не знаю, как мне быть, как обойтись без того, чтобы не беспокоить. Если типография завалена работой, то можно было бы отложить печатание моих произведений на неопределенное время, я ничего не имел бы против этого. Вообще я готов на какие угодно условия, лишь бы только в сношениях моих с типографией установился хотя какой-нибудь порядок ^* .

Скоро пришлю для «Нивы» рассказ ^* . Пусть возрадуется сердце Вальтера, которому очень хочется, чтобы я печатался в «Ниве».

Адольф Федорович при мне сделал распоряжение, чтобы мне были высланы сочинения Терпигорева ^* . Сочинений сих я не получил.

В Крыму очень хорошая погода.

Желаю Вам всего хорошего и крепко жму руку.

Преданный

А. Чехов.

Ялта.

Если список рассказов для II тома затерян, то пошлите в типографию прилагаемый листок. Для III, IV и V тома пойдут томики изд<ания> Суворина «Пестрые рассказы», «В сумерках», «Рассказы» и «Хмурые люди», плюс еще несколько рассказов, не вошедших в эти томики.

Книппер О. Л., 29 сентября 1899 ^*

2897. О. Л. КНИППЕР

29 сентября 1899 г. Ялта.

29 сент.

Ваше благоразумное письмо с поцелуем в правый висок и другое письмо с фотографиями я получил. Благодарю Вас, милая актриса, ужасно благодарю. Сегодня у вас начало спектаклей ^* , и вот в благодарность за письма, за память я шлю Вам поздравление с началом сезона, шлю миллион пожеланий. Я хотел было послать телеграмму директорам и поздравить всех, но так как мне не пишут, так как обо мне, очевидно, забыли и даже не прислали мне отчета ^* (который, судя по газетам, вышел в свет недавно) и так как в «Чайке» играет всё та же Роксанова, то я почел за лучшее делать вид, что я обижен, — и вот поздравляю Вас только одну.

У нас был дождь, теперь ясная, прохладная погода. Ночью был пожар, я вставал, смотрел с террасы на огонь и чувствовал себя страшно одиноким.

Живем мы теперь в доме, обедаем в столовой; есть пианино.

Денег нет, совсем нет, и я занимаюсь только тем, что прячусь от своих кредиторов. И так будет до середины декабря, когда пришлет Маркс.

Хотел бы написать Вам еще что-нибудь благоразумное, но никак ничего не придумаю. У меня ведь сезон не начинался, у меня нет ничего нового и интересного, всё то же, что и было. И ничего не жду, кроме дурной погоды, которая уже на носу.

В Александринке идут «Иванов» и «Дядя Ваня» ^* .

Ну, будьте здоровы, милая актриса, великолепная женщина, да хранит Вас бог. Целую Вам обе руки и кланяюсь в ножки. Не забывайте.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Книппер.

Угол Б. Никитской и Мерзляковского пер., д. Мещериновой.

Лазаревскому Б. А., 29 сентября 1899 ^*

2898. Б. А. ЛАЗАРЕВСКОМУ

29 сентября 1899 г. Ялта.

29 сент.

Многоуважаемый Борис Александрович, у меня стучат плотники, очень шумно, писать негде, и я поневоле должен быть краток. Маркевича я не помню ^* . Он был когда-то учителем в Таганрогской гимназии, но я уже не застал его там. Помнится, у него учился мой брат. Книжки Вашей в магазине Синани ^* , где торгуют книгами (Вы были в нем), — нет.

С удовольствием поехал бы в Севастополь, но едва ли пустят дела. И постройка еще не кончена, и пора, давно уже пора приниматься за работу. Когда буду в Севастополе, то, конечно, побываю у Вас непременно и напомню Вам о Вашем обещании показать мне эскадру.

Что еще? Фотографию вышлю завтра ^* . А за сим простите, отложу продолжение этого письма до того благополучного времени, когда уйдут плотники и маляры.

Большое спасибо за письмо, будьте здоровы и счастливы. Пришлите Вашу фотографию.

Жму руку.

А. Чехов.

Книппер О. Л., 30 сентября 1899 ^*

2899. О. Л. КНИППЕР

30 сентября 1899 г. Ялта.

30 сент.

По Вашему приказанию, тороплюсь ответить ^* на Ваше письмо, где Вы спрашиваете насчет последпей сцены Астрова с Еленой. Вы пишете, что Астров в этой сцене обращается к Елене, как самый горячий влюбленный, «хватается за свое чувство, как утопающий за соломинку». Но это неверно, совсем неверно! Елена нравится Астрову, она захватывает его своей красотой, но в последнем акте он уже знает, что ничего не выйдет, что Елена исчезает для него навсегда — и он говорит с ней в этой сцене таким же тоном, как о жаре в Африке, и целует ее просто так, от нечего делать. Если Астров поведет эту сцену буйно, то пропадет всё настроение IV акта — тихого и вялого.