Здоровье мое довольно сносно; всё еще не женат и всё еще не богат, хотя Маркс и купил мои произведения за 75 тыс<яч>. Возникает вопрос: где деньги? Их не шлют мне, и, по-видимому, мой поверенный Сергеенко пожертвовал их на какое-нибудь доброе дело или, по совету Л. Н. Толстого, бросил их в печь.
Вукол здесь, собирается тебе писать. Он здравствует и держится бодро. Третьего дня он приготовлял собственноручно макароны, варил их в двух бульонах, вышло очень вкусно. Говорит, что уедет не скоро, не раньше поста.
Я рад, что ты организуешь книжный склад и повторительные курсы. Все-таки доходишка. На одно жалованье нынче не проживешь. Пришли и нам с Вуколом чего-нибудь, например битых гусей. Служи беспорочно, помни присягу, не распускай мужика, и если нужно, то посеки. Всякого нарушителя долга прощай как человек, но наказывай как дворянин.
Ну, будь здоров, счастлив и удачлив в делах своих. Не забывай, пиши, пожалуйста, пиши, памятуя, что живу я в чужой стороне не по своей воле и сильно нуждаюсь в общении с людьми, хотя бы письменном. Буду ждать посвященную мне вещь*.
Ну-с, жму руку.
Твой А. Чехов.
Адрес Вукола: Ялта, д. Яхненко.
Чеховой М. П., 4 февраля 1899*
2628. М. П. ЧЕХОВОЙ
4 февраля 1899 г. Ялта.
4 февр.
Милая Маша, пиша́ тебе о пианино*, я руководился таким соображением: надо бы обзаводиться крымской обстановкой теперь зимою, пока ты в Москве, а я в Ялте, чтобы потом летом не пороть горячки. Пианино может постоять в доме Иловайской — и кстати бы мне тут играли. Впрочем, как знаешь. Сие не суть важно.
В доме, в верхнем этаже, будет паркетный пол. Дом немножко увеличен, так что комната мамаши и столовая будут шире и длиннее на 1 арш<ин> или несколько даже более. В нижнем этаже целая квартира. Делать ли у тебя в башне паркетный пол?
Я подписал уже договор с Марксом, это факт совершившийся, и потому Сергеенко может говорить о нем где угодно и сколько угодно*. Теперь уже, когда всё кончено, нет секрета. 75 тыс<яч> я получу не сразу, а в несколько сроков, на пространстве почти двух лет, так что с уверенностью можно сказать, что деньги эти я не проживу в два года. Расчет мой таков: 25 тысяч на уплату долгов, на постройку и проч., а 50 тыс<яч> отдать в банк, чтобы иметь 2 тысячи в год ренты.
В одном из своих последних писем я спрашивал: согласятся ли Дарские сыграть Марину и Самозванца на второй и третий день Пасхи, в Ялте, во время пушкинских празднеств? Ответа до сих пор нет*. Я делаю это предложение на том основании, что, как слышал, Ольга Мих<айловна> весною собиралась в Крым лечиться.
Был ли у вас офицер Лесков? Был ли Меньшиков, который теперь в Москве?
Я читал в «Курьере», что Станиславский играет Тригорина каким-то расслабленным*. Что за идиотство? Ведь Тригорин нравится, увлекает, интересен одним словом, и играть его расслабленным и вялым может только бездарный, не соображающий актер.
Какое здесь тусклое общество, какие неинтересные люди, батюшки мои! Нет, нельзя разрывать с Москвой навсегда. Будь здорова. Мамаше поклон.
Твой Antoine.
Мне пишут, что Л. Н. Толстой очень хорошо и смешно читает мой рассказ «Душечка», напечатанный в «Семье*».
Какое хорошее имение Кучукой! Дом не заперт, хозяев нет, никто там не бывает, и сторожа нет. Никаких расходов.
Моды пришлю*.
Девица Корш взяла у меня здесь 100 рублей. Ф. А. Корш, ее родитель, пришлет тебе сии деньги на Дмитровку; это в счет мартовских двухсот, тебе и матери на харчи.
Ежову Н. М., 5 февраля 1899*
2629. Н. М. ЕЖОВУ
5 февраля 1899 г. Ялта.
Дорогой Николай Михайлович, я опять с просьбой. Если у Вас есть сборник «Призыв»*, изданный Гариным, то, пожалуйста, велите переписать два моих рассказа, помещ<енных> в нем. Один подписан так: Лаэрт. Переписанные пришлите мне.
Что касается «Петерб<ургской> газеты», то не хлопочите, я напишу в Петербург*. Там, в Петербурге, легче отыскать, что нужно, и переписать, а Вы лишь возвратите мне список рассказов, которых не нужно переписывать; этот список я как-то послал Вам*. Если потеряли, то не беда.
Как поживаете? Что новенького? Об игре Станиславского* мне уже говорили и писали, и с Вами я совершенно согласен.
Буду ждать ответа.
Ваш А. Чехов.
5 февр.
Переписывать нужно лишь на одной стороне листа, чтобы удобнее было набирать.
На обороте:
Москва. Его высокоблагородию Николаю Михайловичу Ежову.
Поварская, Трубников пер., д. Джанумова.
Авиловой Л. А., 5 февраля 1899*
2630. Л. А. АВИЛОВОЙ
5 февраля 1899 г. Ялта.
5 февр.
Многоуважаемая Лидия Алексеевна, я к Вам с большой просьбой, чрезвычайно скучной — не сердитесь, пожалуйста. Будьте добры, наймите какого-нибудь человека или благонравную девицу и поручите переписать мои рассказы, напечатанные когда-то в «Петербургской газете». И также походатайствуйте, чтобы в редакции «Пет<ербургской> газеты» позволили отыскать мои рассказы и переписать, так как отыскивать и переписывать в Публичной библиотеке очень неудобно. Если почему-либо просьба эта моя не может быть исполнена, то, пожалуйста, пренебрегите, я в обиде не буду; если же просьба моя более или менее удобоисполнима, если у Вас есть переписчик, то напишите мне, и я тогда пришлю Вам список рассказов, которых не нужно переписывать. Точных дат у меня нет, я забыл даже, в каком году печатался в «Петерб<ургской> газете»*, но когда Вы напишете мне, что переписчик есть*, я тотчас же обращусь к какому-нибудь петербургскому старожилу-библиографу, чтобы он потрудился снабдить Вас точными датами.
Умоляю Вас, простите, что я беспокою Вас, наскучаю просьбой; мне ужасно совестно, но, после долгих размышлений, я решил, что больше мне не к кому обратиться с этой просьбой. Рассказы мне нужны; я должен вручить их Марксу, на основании заключенного между нами договора, а что хуже всего — я должен опять читать их, редактировать и, как говорит Пушкин, «с отвращением читать жизнь мою»*…
Как Вы поживаете? Что нового?
Мое здоровье порядочно, по-видимому; как-то среди зимы пошла кровь, но теперь опять ничего, всё благополучно.
По крайней мере, напишите, что Вы не сердитесь, если вообще не хотите писать.
