Сейчас я слушаю его путаные объяснения, и мне начинает казаться, что я придумала его таким, каким мне хотелось его видеть, а все упомянутое у него никогда вообще не существовало… Не могло же все так сразу взять и исчезнуть…
Хотя — зачем я играю с собой? — пора бы и привыкнуть, ведь изменения в нем начались не вчера и этот совершенно чуждый мне человек уже давно никому и ничему не сострадает и ничего не ценит, а доброты и ответственности в нем ровно столько же, сколько во мне — заблуждений на его счет… И сегодня я не впервые чувствую, что он отмежевался от семьи, это случилось давно, так что не стоит удивляться и тому, что он и сейчас ни в чем не сомневается, а спокойно режет по живому и эгоистически-убежденно сообщает мне об уже созревшем решении…
Чувствую, что постепенно начинаю приходить в бешенство, но даю себе слово — буду держать себя в руках и постараюсь не сорваться…
— Неужели ты думаешь, что я настолько завишу от тебя, что позволю тебе экспериментировать с моей собственной жизнью, с жизнью нашего ребенка и стану молча ждать твоего решения, твоего очередного приговора?!
— При чем тут «экспериментировать»?
— А как еще это можно назвать? Мы, как подопытные мыши, должны тихо и покорно сидеть и ждать — что же там решит сделать с нами, живя где-то отдельно, заботливый и думающий о нас муж и отец? Такое ощущение, что мы не в хваленой цивилизованной Франции, а где-нибудь в Иране… Идиотка… как я могла столько времени терпеть твое хамство?
— Ты сейчас тоже не на высоте…
— Наверное, сама виновата — дала тебе повод считать, что ты — хозяин моей судьбы.
— Я прошу тебя только об одном — успокойся, не горячись, давай всего лишь попробуем пожить раздельно и постараемся во всем разобраться… Я вовсе не хочу скандала. Ты ведь тоже понимаешь, что наш брак исчерпал себя, и у нас нет иного выхода — нужно, конечно, разъехаться, а потом, не торопясь, все взвесить, обдумать, сравнить… то есть, надо все сделать постепенно…
— Скандала и не будет. Твоей хваленой европейской цивилизованности никто и ничто не угрожает. Раз одна из сторон утверждает, что не может больше состоять в браке, потому что он полностью исчерпал себя, значит, действительно, браку — конец и требуется развод.
— Заметь, не я это предложил…
— Ты к этому замечательным образом подвел. Не могу сказать, что наша совместная жизнь давала и мне повод для оптимизма… мягко говоря…
— Видишь, я же был прав, я же говорил, что…
— Да уж, ты всегда прав. Поступай как знаешь, я тебя не держу, но Мари, конечно же, останется со мной — встречаться с ней можешь сколько пожелаешь… Кстати, имей в виду, имущественный вопрос, который ты затронул в своем трусливом письме, меня очень даже занимает — мне ведь придется одной растить дочь…
Пока, несмотря на весь бредовый диалог, мне как-то удается контролировать свой гнев и обиду.
— Растить дочь мы должны вместе, от этого я не отказываюсь…
Клер говорит, что не стоит торопиться, после двенадцати лет брака возможны всякие отклонения… Да нет же, какие там отклонения — я только что сказала о необходимости развода, а он и бровью не повел, проглотил и даже для виду не возразил… теперь будет утверждать, что развод — моя идея. Плевать, пусть, если ему этого хочется, главное уже понятно — он этого ждал. Мне же вполне ясно заявлено — брак ис-чер-пал себя, то есть кончился. Для чего искать лазейку? Уж лучше остаться хозяйкой положения и проговорить все самой, не ожидая, когда будет вынесен его очередной приговор… И лучше с этим покончить побыстрее.
Ничего, кроме усталости и едва сдерживаемой злости, не чувствую, поэтому пока могу говорить довольно спокойно. Думаю об одном — нужно как-то продержаться.
— Ты все инициировал сам, поэтому сам и подготовь все необходимые документы, только, пожалуйста, без долгих проволочек.
— Для развода нужна причина, и нам стоит вместе подумать о том, как…
— Найдешь. Я заранее согласна с любой причиной, по которой разведут без промедления. Что там тебе больше подходит — сексуальная несовместимость, наличие другой семьи?.. Что угодно…
— Как ты легко все приняла, неужели ты совсем разлюбила меня?
— Что?! Теперь ты решил еще и поиздеваться?!
— Ты так спокойно отнеслась к разводу, что…
— Прошу простить, месье, за очередное разочарование или, может, напротив, сюрприз — все-таки не до конца вписываюсь в ваше представление о себе, как о прочитанной книге. Лично мне приятно сознавать, что хоть чем-то удалось вас удивить. А на вопрос о наличии останков любви даже не знаю, что и ответить — настолько он нелеп. С некоторых пор именно вас, месье, очень подводит чувство меры и вкуса, о которых вы так любите распространяться.
Фиксирую учащенную пульсацию раздражения и понимаю, что снова начинаю заводиться… Нарастание нешуточное — боюсь, что скоро не смогу больше сдерживаться.
— Мы ведь можем оставаться друзьями…
— Знаешь что, катись-ка ты отсюда… дружок, да побыстрей… на сегодня — достаточно. Не знаю, как ты, но я по горло сыта всей этой чушью и мне нужна передышка…
— Но мы же еще ничего не решили…
— Мы решили главное, с деталями разберемся позже… все, вытряхивайся, предлагаю немедленно закончить первый тур переговоров… пока я еще владею собой.
— Не иронизируй, мне нелегко, я до сих пор чувствую такую сильную связь с вами…
— То есть, если я правильно тебя понимаю, мы тебя связываем… Освободись от этой иллюзии — ты совершенно свободен.
— Почему ты совсем не пытаешься бороться за семью? Почему ты так легко меня отпускаешь?
Это было слишком даже для такого законченного эгоиста, как он.
— Слушай, урод, ты издеваешься или просто… спятил?! Да кем ты себя вообразил? Режиссером?
— Почему режиссером?
— А кем же еще? Утверждаешь, что я — тормоз в твоем развитии, что наш брак исчерпал себя и одновременно хочешь, чтобы я стала удерживать тебя?! Режиссер недоволен — статистка позволяет себе действовать по-своему!
— Я просто задал вполне естественный вопрос…
— Естественный?! Ты хотя бы иногда слушай себя со стороны, мерзавец! По-моему, от воздержания сперма ударила тебе в голову! Бороться за такое дерьмо! Это же полный абсурд! Убирайся, скотина, видеть тебя больше не могу!
Я впервые бросаю ему в физиономию все эти словечки, и мне это — абсолютно легко!
— Остановись… не раздражайся, а постарайся взять себя в руки и понять, что мне сейчас придется… уйти и закрыть за собой дверь — насовсем… и это, как выясняется, довольно трудно…
— Так что ж ты тогда устраиваешь эту многословную тягомотину и не вытряхиваешься сразу? Или ты решил попугать меня этим?!
— Я действительно ухожу… только хотел, чтобы ты лучше поняла меня… полнее, что ли…
Это уже что-то совершенно запредельное — подавай ему еще и полное понимание…
— Это от меня ты ждешь помощи и сочувствия? Хочешь, чтобы я, обливаясь слезами, еще и жалела тебя? Или ты специально несешь всю эту околесицу, чтобы я не выдержала и выкинула что-нибудь предосудительное?
— Что ты имеешь в виду?..
— Разбила тебе физиономию, например, чего ты вполне заслуживаешь…
— Успокойся…
— Да, теперь я вижу — все эти наглые, снобские подначки были нужны тебе для одного — довести меня до белого каления и втянуть в свару, чтобы тебе и сейчас, и потом было легче перед самим собой и перед другими оправдывать свое сволочное желание — сбежать!
— Что ты несешь?..
— По-моему, ты давно напрашиваешься на то, чтобы я выперла тебя… Что ж, пожалуй, попробую помочь — ты уже достал меня, и видеть твою поганую рожу я больше не желаю!
Не понимаю, что со мной произошло, — он вдруг становится мне настолько отвратителен, что хочется только одного — вцепиться ему в глотку, но, пересилив себя, сначала с размаху закатываю ему оплеуху, а потом начинаю с яростью толкать к выходу.
На такой взрыв месье, конечно, не рассчитывал — испуганно вытаращив глаза и пытаясь увернуться, он начинает пятиться к двери, повторяя одно и то же:
