Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Сам-то Бродский считал, что его правильно наказали: он не признавал режим и его арестовали, сослали и т. д. Он отказывался считать себя жертвой или святым. Однако именно эти образы навязывают ему критики. В чем тут дело?

Мне лично кажется, что ему очень повезло. Похоже, что Брежнев (или Хрущев?) был добрый человек, ведь мог сгноить в тюрьме, искалечить, а его выпустили живым, мыслящим, здоровым.

Ну здоровым — сильно сказано: у него первый сердечный приступ случился в тюрьме на второй день после ареста 14 февраля 1964 года, а 18 февраля он был направлен в психиатрическую клинику на набережной Пряжки и помещен в буйное отделение, где провел три недели. Там его и кололи, и калечили, но с ума он не сошел, а написал "Горбунова и Горчакова".

Я, скорее, имела в виду моральное здоровье, он продолжал писать и не замечал злодеев, то есть не признал их великими и ужасными, не признал за свое начальство, не умалился. Суд и ссылка над ним привлекли внимание всего Запада, "сделали судьбу нашему рыжему", как сказала Ахматова. Бродский признал лишь одного мучителя — М. Б. и подчинялся своему начальству — Христу.

Это тоже судьба: еврейский мальчик, плохо образованный, ушел из восьмого класса, имел такой дар, такое чувство свободы и обостренное восприятие всего вокруг и выше. Достаточно вспомнить "Большую элегию Джону Донну", где мысль и взгляд движется по кругу, а потом по вертикали: "Ты Бога облетел и вспять помчался". Откуда это устремление к беспредельному у Бродского? Я вижу тут родство с Данте. Помните, вы в свое время подсказали мне интересный подход к теме "Бродский и Данте". Сам Бродский горевал, что он не написал свою "Божественную комедию", а вы сказали, написал, только в форме фресок. Какие из его фресок для вас самые яркие?

Самые яркие — "Письма римскому другу", "Сидя в тени", "Стихи о зимней кампании 1980 года", "Я входил вместо дикого зверя в клетку…". Нет, не получается, я не знаю, где остановиться. Ну а что касается современного Данте, то с временем же произошла метаморфоза. Время, и это научный факт, убыстряется, то, что занимало миллион лет, потом стало занимать десять тысяч лет. До недавнего времени единицей измерения был век, а сейчас каждое десятилетие — это уже другой мир. Кроме того, мироздание воспринималось прежде как история, непрерывный сюжет, имеющий начало и конец. Сегодняшний мир не монолитен ("Войну и мир" или "Сагу о Форсайтах" уже никто не прочтет) — дискретны события, фрагментарно мышление и восприятие, не стоят за каждым движением головы олимпийские боги. То есть боги то стоят, но разные, их не всегда замечают (только Аллах сей час ваяет героический эпос), представления о добре и зле спутались настолько, что единственный сюжет, вызывающий отклик, — Апокалипсис. Можно ли сказать, что Бродский описал мироздание? Да, но как фрески. Для него важно понятие империи как социальной организации; важен проект человечества как такового; будущее: "После нас — не потоп, / где до вольно весла, / но наважденье толп, / множественного числа". В чем был ужас раньше? Пустота, ядерная зима, которая все разрушит. А он все время говорил, что пустота не самое страшное, самое страшное — деградация, которая сегодня реально происходит. А он об этом писал очень давно.

То, что вы обрисовали, можно назвать по-другому — это универсальные темы, о них пишут все большие поэты. Данте их выстроил в какую-то систему, а можно ли найти такую систему у Бродского?

Его система — еще одно обновление Евангелия, добавление к нему современного мира. Вы знаете про Ньютона, например, что он всю жизнь занимался расшифровкой Торы, а физика была для него частным случаем? И сейчас эти его расшифровки опубликованы; согласно Ньютону, в 2020 году наступит конец света. Расшифровка Торы — это была его концепция мироздания. Возвращаясь к Бродскому и Данте, я считаю Бродского посланником Христа. Его стихи и эссе рекомендации сегодня живущему христианину (жителю нашей цивилизации). Этих рекомендаций не хватало, хотя бы в том, как пробиваться к реальности из многослойной лжи, которой покрылось человечество, к ним следовало бы прислушаться. Я все-таки не исследователь, чтобы говорить об этом подробно.

Любопытно, что Бродский сам о себе сказал нечто похожее 23 августа 1995 года в Хельсинки на вечере у Наташи Баш- маковой, куда мы с Витей Кривулиным пригласили Бродского. Обращаясь к русским, он сказал: "Послушайте старого мудрого еврея".

— Мне кажется, что в качестве проповедника он абсолютно непризнан, непонят, невоспринят.

Как вы знаете, Иосиф ставил эстетику выше этики и весьма ценил женскую красоту. Чтобы Иосифу понравиться, следовало быть либо красавицей, либо аристократкой. Признаете ли вы это за его слабость или за его силу?

Про красавиц я ничего не знаю, в стихах это как-то не выражено.

Как не выражено? В эссе о Венеции "Набережная Неисцелимых" есть целые трактаты о красоте: "Этим объясняется тяга глаза к красоте, как и само ее существование. Ибо красота утешает, поскольку она безопасна. Она не грозит убить, не причиняет боли. Статуя Аполлона не кусается, и не укусит пудель Карпаччо. Когда глазу не удается найти красоту (она же утешение), он приказывает телу ее создать…" О красоте и вся последняя главка: "Повторяю: вода равна времени и снабжает красоту ее двойником… Или же она [слеза] есть результат вычитания большего из меньшего: красоты из человека. То же верно и для любви, ибо и любовь больше того, кто любит"[133]. Сознайтесь, если бы вы не были так хороши собой, разве бы он взял вас за руку и повел за собой?

Не знаю. А что касается этики и эстетики, то они взаимосвязаны.

Тут я согласна с вами, и если Бродский иногда выделял эстетику, то чтобы заострить наше внимание на важности обеих. Мы как бы должны соответствовать предмету, о котором говорим. Возможно ли этого достичь в случае Бродского? Ведь даже его близкие друзья стали позволять себе уничижительный тон в своих воспоминаниях о Бродском после его смерти.

Про других не скажу; может, они и не хотят соответствовать. Может, для них он — парень из их компании, который вознесся, а они остались. Хотя компания была одна. Меня, к счастью, не отягощают воспоминания, мы не делили пуд соли, потому я бы хотела соответствовать предмету.

Что вы почувствовали, когда услышали о смерти Бродского?

Я услышала об этом в тот же день, от кого, не помню. Для меня это не было неожиданностью. Его последние стихи об этом говорили, они меня очень расстраивали, они мне не нравились. Было ощущение, что жизнь уходит, уходит, уходит… Но когда я вспоминаю рассказ о его смерти, я вспоминаю так, как будто я при этом присутствовала. То есть не словами, как кто-то рассказывал, а картиной, сценой.

Я здесь повторю, как это было на самом деле, а то в России пишут, что он умер во сне. 27 января около полуночи Бродский после ухода гостей поднялся поработать в своем кабинете. Так иногда случалось, что он засыпал в кабинете. Закончив дела, он встал из-за стола, шагнул к двери и потерял сознание. В это время его кот Миссисипи на Мортон-стрит мяукал и метался по квартире. На следующее утро около девяти часов Мария не могла открыть дверь, когда пришла звать его к телефону. Он лежал на полу в очках, улыбаясь. Вы слышали эту версию?

Да.

Вы написали два эссе о нем: одно при жизни — "Бродский. Жидкие кристаллы" (1989), а другое вскоре после его смерти "Ниоткуда с любовью" (май 1996)[134]. Они были написаны по заказу или от тоски по нем?

Хотелось о нем поговорить, но я вообще больше люблю говорить с бумагой, чем с людьми. А в случае с Бродским — наверное, никто не рассказал мне о нем ничего столь же интересного, как его тексты.

вернуться

133

Иосиф Бродский. Набережная неисцелимых. М.: Слово, 1992.С. 243, 252.

вернуться

134

Татьяна Щербина. Лазурная скрижаль…

86
{"b":"191639","o":1}