— Бетси, ваше приглашение как нельзя вовремя! Мне просто необходимо выбраться отсюда. Эти стены меня душат.

Они договорились о времени, и Кили повесила трубку, чувствуя себя чуточку менее одинокой и подавленной, чем раньше. Если бы только Дилан согласился поехать и вести себя прилично за ужином, все было бы просто чудесно. Кили вернулась в холл. Наверху стоял такой грохот, словно Дилан швырялся мебелью.

— Дилан! — позвала она.

— У меня уборка! — сердито прокричал он.

— Спустись сюда, мне надо с тобой поговорить.

Наверху хлопнула дверь, и круглая, как футбольный мяч, голова Дилана показалась над перилами.

— Ну, чего? — спросил он.

— Лукас и Бетси пригласили нас на ужин, и я сказала, что мы пойдем.

— Ну уж нет! — ответил он. — Только не я.

— Почему нет? Они же твои дедушка и бабушка.

— Они мне никто!

— Дилан! — воскликнула она.

— У меня одна бабушка. Вот и все.

«Спорить бесполезно», — поняла Кили. Фактически он был прав, и не стоило даже пытаться убедить его, что он должен испытывать какие-то чувства к Уиверам.

— Хорошо. Прекрасно. Они не твои дедушка и бабушка…

— Они даже Эбби не приходятся дедушкой и бабушкой, — продолжал Дилан, чувствуя себя отомщенным, — если прикинуть, сколько лет было Марку, когда они его усыновили.

— Дилан, прекрати! За… замолчи.

— Ты хотела сказать «заткнись»?

— Дилан, — настойчиво повторила Кили, стараясь не повышать голос, — мне необходимо выбраться из этого дома, пообщаться с людьми.

— Не хочу я к ним ехать. Никогда не знаю, что какой вилкой есть.

Уиверы действительно придерживались несколько чопорных традиций, в которых была воспитана Бетси. Сам Лукас вырос в рабочей семье, но хорошо приспособился к изысканным манерам, принятым в семье жены. И все-таки они были милыми людьми, а вовсе не снобами. Бетси, робкая и застенчивая, отличалась такой заурядной внешностью, что ее можно было счесть почти дурнушкой.

— Тебе было бы не вредно хоть на один вечер вспомнить о хороших манерах, — сказала Кили. — К тому же Уиверы были очень добры к нам.

— Мне надо уроки делать, — заупрямился Дилан. — Джейк сказал, что я могу прийти к нему вместе делать уроки.

— Какие уроки?! Тебя же отстранили от занятий в школе. Это означает, что ты должен сидеть дома, а не развлекаться с друзьями.

— Я не собираюсь развлекаться. Я собираюсь делать уроки. Это ты идешь развлекаться.

— Дилан…

— Я не хочу отставать от программы. Учителя набросятся на меня, как волки, когда я вернусь.

— Позаниматься можно и здесь, — отрезала Кили. — Ты никуда не пойдешь ни сегодня вечером, ни во все остальные дни, пока не вернешься в школу. Это мое последнее слово. Либо ты едешь со мной к Уиверам, либо сидишь дома.

— Я туда не поеду, — отчеканил он сквозь зубы.

— Тогда мне придется позвонить Уиверам и отменить…

— Ну, конечно! Ты же мне не доверяешь! Разве ты можешь оставить меня дома одного?

Кили возмущенно вздернула подбородок, но в глубине души вынуждена была признать его правоту.

— Ты не можешь отрицать, что в последнее время не давал мне оснований доверять тебе.

— Я останусь дома, — пообещал Дилан. — Позвоню Джейку, он мне продиктует, что нам задали, и буду делать уроки.

Кили вздохнула. Она прекрасно понимала, что не сможет удерживать его пленником в доме. Но ей нужно было узнать, готов ли он уважать установленные ею границы, а для этого придется оставить его дома одного. Пусть докажет, на что он способен, как бы ей ни было страшно, что он ее разочарует. Она помедлила, не зная, на что решиться.

— Ты проголодаешься…

— Я могу сделать бутерброд.

— Конечно, можешь.

— Ну так поезжай. Ты же хочешь ехать, так езжай.

Кили была просто не в силах продолжать спор. Если она заставит его поехать к Уиверам, он замкнется в угрюмом молчании, и всем будет неловко. И хотя Уиверы наверняка проявят понимание, подвергать их такому испытанию было бы просто несправедливо с ее стороны.

— Ну, хорошо, — устало сказала Кили. — Можешь остаться дома.

— Какое облегчение! — горько заметил Дилан.

— Не испытывай мое терпение, — предупредила Кили, качая головой.

Он повернулся к ней спиной и скрылся в комнате. Через секунду дверь за ним захлопнулась. Можно было пойти за ним следом, выбранить его, можно было передумать и отказаться от ужина в гостях. Но какой смысл в новой ссоре? «Пусть побудет один», — сказала она себе.

Вернувшись в кухню, Кили позвонила в контору доктора Стоувера и договорилась о встрече на следующий день. Потом переоделась, провела щеткой по волосам, собрала детское питание Эбби и несколько игрушек.

— Мы уезжаем! — крикнула она наверх.

Ответа не последовало.

— Дилан, ты меня слышишь?

Дверь его комнаты открылась.

— Я тебя слышал. Все?

— Мы вернемся к девяти.

— Ладно.

Кили подумала, не сказать ли ему, что она дозвонилась до доктора Стоувера и договорилась о встрече на завтра, но решила, что не стоит. Лучше действовать постепенно, шаг за шагом. Прокричав: «До свидания!» — она подхватила Эбби на руки и вышла из дому.

По дороге к машине Кили оглянулась. Дилан стоял у окна своей комнаты, приподняв штору, и смотрел прямо на нее. Кили подняла руку, чтобы помахать ему, но в этот самый момент Дилан отпустил штору, и она упала, скрыв его от глаз.

— Спасибо, было очень вкусно, — сказала Кили.

Подхватив Эбби вместе с ее игрушками с пола столовой, она прошла следом за Бетси по всему громадному дому, выстроенному в колониальном стиле, в уютный кабинет, окна которого выходили на залив. Лукас извинился, сказав, что ему нужно сделать несколько звонков, но пообещал вскоре к ним присоединиться. В кабинете, как и повсюду в доме, удобные диваны и кресла перемежались с любовно отреставрированными предметами антиквариата. В сделанных на заказ стеклянных шкафах была выставлена коллекция Лукаса: револьверы с зарубками на стволах, оперенные стрелы, купчие на право разработки золотоносных жил, походные котелки и столовые приборы.

— Я рада, что тебе понравилось, — застенчиво ответила Бетси. — Как хорошо, что ты смогла прийти.

Кили опустила Эбби на шелковый восточный ковер, мысленно молясь, чтобы малышка ничего не сломала и не испачкала своими липкими пальчиками. Впрочем, Бетси такая перспектива как будто ничуть не смущала. Всю свою жизнь она провела среди ценных предметов, и один из них всегда можно было заменить другим.

«Нет, не всегда», — подумала Кили, усаживаясь на диванчик-визави напротив Бетси, которая вытащила рабочую корзинку с вязанием и устроилась в кресле под бронзовым торшером. Столик рядом с креслом был превращен в настоящий алтарь — он был весь заставлен фотографиями Прентиса в серебряных рамках. Увы, он не пошел лицом в своего красавца-отца. На снимках был изображен мальчик с маленькими кроличьими глазками, скошенным подбородком и непропорционально крупным носом. По фотографиям было видно, что с годами камера начинает внушать ему все больший ужас: очевидно, ему не нравилось собственное изображение.

Оглядев комнату, Кили была вынуждена согласиться с тем, как Марк оценивал свою роль в этой семье. Она насчитала лишь несколько его фотографий, разбросанных тут и там, в то время как фотопортретами невзрачного Прентиса были заставлены буквально все доступные поверхности.

Бетси подняла взгляд от работы и заметила, что Кили рассматривает галерею портретов. На одной из фотографий, стоявших на столике рядом с ней, нарядный, тщательно причесанный Прентис в костюме с бутоньеркой, с широкой улыбкой на лице выглядел почти привлекательно. Рядом с ним стояла девушка с тонкими чертами лица и нежным румянцем на щеках, глядевшая на него с обожанием. Бетси взяла рамочку и вгляделась в снимок.

— Он тут такой красивый, — заметила она, разглядывая фотографию с таким озадаченным видом, словно искала в лице своего сына ключ к разгадке его безвременной гибели.