Я сообщаю ему, что Очаровательные девушки — до сих пор мои самые близкие и дорогие друзья, и он, кажется, вовсе не удивлен.

— Тебе надо остерегаться попасть в зависимость от коллектива, Эмилия. Это может легко случиться в таком спевшемся квартете, как ваш. Вы создаете защитный кокон вокруг своей группы, который отталкивает остальных.

Вежливость удерживает меня от возражений, но это единственный раз, когда его речи кажутся мне ученой психологической бессмыслицей.

Не считая этого ляпа, Саймон производит впечатление человека более уравновешенного, чем я, и определенно более адекватного, чем большинство актеров, с которыми я работаю в «Кельтскихтиграх». Похоже, что сейчас мы ладим гораздо лучше, чем в студенческие годы.

Опять наступает приятное молчание.

— Теперь моя очередь спрашивать тебя, Эмилия, — говорит он. — У тебя все в порядке?

— Конечно.

— У тебя сейчас есть кто-нибудь?

Обычно на такой прямой вопрос я немедленно отвечаю беззастенчивой ложью типа: «Я только что рассталась кое с кем и хочу временно побыть одна» или, цитируя Рэйчел, «Люди не понимают, как прекрасно жить одной. Мне принадлежит все мое время», но с Саймоном почему-то я не могу заставить себя произнести эту вопиющую ложь.

Он был честен со мной; меньшее, что я могу сделать, — это быть честной с ним.

— Нет, я свободна, — просто отвечаю я.

— Почему ты не замужем? По-моему, ясно, почему я не женат, хотя в пятой палате есть несколько приятных дам с маниакально-депрессивным психозом, но там, на свободе, некоторые парни ничего не пожалели бы за такую жену.

— Позволь заметить, это вовсе не от недостатка старания с моей стороны. Но на этом этапе даже моя мама уже не спрашивает, почему у меня никого нет. Теперь она говорит так: «Не огорчайся, Эмилия. Погляди на Кондолизу Райс. Это прекрасный пример того, как преуспевает свободная и независимая женщина». Она даже послала мне статью о заморозке яйцеклеток. Я не думаю, что они с папой хотели для меня именно этого; их единственная надежда на внучат теперь глубоко заморожена.

Он опять смеется:

— О боже, ты даже не представляешь, как приятно беседовать с человеком, который не разговаривает с тобой особым отработанным тоном. Может…

— Что может?

— Может, ты не побоишься как-нибудь встретиться со мной и чего-нибудь выпить? Когда я вернусь домой…

Я ласково гляжу на него. Нет, я совсем не боюсь встретиться с ним снова. Он очень переменился с тех пор; теперь он совсем другой человек.

— Я бы не отказалась. Спасибо.

— Прекрасно. У меня в квартире стоит замечательный языческий алтарь, освященный человеческими жертвоприношениями, он тебе понравится. Мы могли бы смотреть видео, пить кровь из черепов… ага, купилась! Ты слишком доверчива.

Теперь я смеюсь вместе с ним:

— Обманщик! Я на минуту подумала, что ты опять собираешься перекладывать мои платья…

— Я же сказал тебе: дни, когда я контролировал женщин, давно прошли.

Опять приятное молчание.

И очень здорово, что он не теряется в этой ситуации.

И в конце концов, думаю я, чего здесь стесняться? У него было нервное расстройство, и он отправился сюда поправлять здоровье.

Я все-таки не могу удержаться от улыбки. Только бы дождаться следующего занятия у Иры Вандергельдер. Я посетила психиатрическую клинику, чтобы навестить бывшего бойфренда, и кончилось все тем, что меня приглашают на свидание. Что это, как не развитие моей матрицы?

Вдруг из-за угла появляется врач в белом халате, хлопающем на ветру, и присаживается к нам.

— Здравствуйте, доктор Симпсон, как дела? — говорит Саймон, представляя меня. — Это моя бывшая подруга, которая… хм-м, меня не бросила.

Я улыбаюсь и пожимаю доктору руку. Доктору Симпсону на вид лет пятьдесят пять, это седой мужчина с землистым цветом лица, с дружелюбным, добрым взглядом — словно подобранный по кастингу тип доброго пожилого доктора.

— Да, Саймон, — говорит он, — я слышал, что у тебя посетитель. Поэтому я здесь.

Затем, поворачиваясь ко мне, он говорит:

— Прекрасно, что вы пришли. Я не люблю вмешиваться, но позволите ли вы переговорить с вами несколько минут наедине?

Я немного удивлена, и Саймон выглядит… в общем, расстроенным, но остается ждать меня на скамье, а доктор Симпсон уводит меня по тропинке к ухоженным клумбам, подальше за пределы слышимости.

— Пожалуйста, не считайте меня грубым, Эмилия, — говорит он, — но скажите, по какой именно причине вы пришли сюда?

Ох, мама дорогая. Если я скажу ему правду, боюсь, он запрет меня в женской палате и выбросит ключи. Я что-то лепечу, выдумывая удобоваримую ложь, но доктор Симпсон прерывает меня:

— Я не хочу, чтобы вы поняли мой вопрос неправильно, просто Саймон сейчас на решающей стадии лечения. Для него было бы прекрасно завести друга, который бы приходил к нему на свидания, поэтому я должен знать, планируете ли вы посещать его регулярно.

— Ну… я полагаю…

— Позвольте мне объяснить. Саймон сейчас находится там, где нуждается в постоянных и регулярных моделях внешних стимулов.

— Извините, что вы сказали?

— Я имею в виду, что если вы планируете сделать ваши визиты к нему постоянными, то мы должны отвести для вас определенное место в еженедельном распорядке. Таким образом он будет знать, что вы придете, будет ждать вас и в то же время будет убеждаться, что есть люди, которые не бросают его. С точки зрения Саймона, худшее, что вы можете сделать, — это посетить его пару раз, уйти и не вернуться. Бросить его — значит затормозить его выздоровление на месяцы. Конечно, никто не принуждает вас к регулярным визитам, если вы не вернетесь после сегодняшнего, — это абсолютно нормально. Понимаете ли, я забочусь о своем пациенте и его благополучии. Поэтому я присматриваю за ним.

Я на мгновение задумываюсь.

Саймон так сильно изменился… Мне действительно было приятно встретиться с ним снова. Конечно, я желаю ему добра. И меня порадовало, что он пригласил меня на свидание. И если так важно посещать его регулярно каждую неделю, для меня это несложно.

Это меньшее, что я могу сделать, правда?

— Я была бы рада прийти сюда еще раз, доктор, — говорю я. — Я уверена, что смогу выделить время в своем расписании по вашему совету. В течение недели удобнее всего во время ленча, но я могу приходить и по выходным, если это лучше для Саймона.

— Отлично, — говорит он, глядя на меня с выражением, которое я не могу описать иначе, как восхищение. — Это чудесные новости. Теперь я оставляю вас с Саймоном, но прошу вас зайти в мой кабинет перед уходом. Я должен выписать вам постоянный пропуск.

— Конечно, — соглашаюсь я, и мы медленно возвращаемся к скамье, на которой сидит Саймон и курит.

Я жму руку доктору Симпсону и опять сажусь на скамью.

— Приятно было с вами встретиться, — говорит он.

— И с вами.

— Мой кабинет на втором этаже, просто спросите в приемной, и они вам объяснят, — говорит он, уходя обратно в клинику.

Я гляжу на часы. Почти два часа.

— Извини, Саймон, — говорю я, — но я должна возвращаться на работу. У меня встреча в два тридцать с финдиректором, так что…

— Так что ты сейчас отправишься на второй этаж к своему любовнику, да?

— Что ты сказал?

— Я вас видел. Ты флиртовала с Симпсоном. Просто вешалась на него.

Его тон полностью изменился. Теперь он говорил резко, напряженно, угрожающе.

— Саймон, что с тобой? Он спрашивал меня о тебе. Он хотел, чтобы я приходила к тебе регулярно, вот и все.

— Сначала ты соглашаешься на свидание со мной, а через минуту вешаешься на моего врача. Даже придумываешь предлог, чтобы остаться с ним наедине в кабинете. Что ты за человек, Эмилия? Кто так делает?

Да, теперь я по-настоящему напугана.

— Ладно, давай разберемся прямо сейчас, — я пытаюсь говорить спокойно и рассудительно. — Все, что я сделала, это…

— Ты была шлюхой давным-давно и с тех пор ничуть не изменилась. Готов поспорить, ты спишь с ним.