В течение всей своей деятельной и насыщенной событиями жизни Вильгельм мастерски использовал различные приемы тайной войны: ловко завлекал в заранее подготовленные ловушки соперников, искусно использовал различные демагогические приемы для привлечения сторонников, был неистощим на различные военные хитрости. Среди дипломатов своего времени он был одним из лучших, ведь даже папская курия, известная своей изощренностью и коварством, стала его жертвой.

В 1095 году Клермонский собор, созванный папой Урбаном II, призвал к крестовому походу на Восток для завоевания восточных стран и «освобождения Гроба Господня». В 1096 году начался Первый крестовый поход — в путь тронулись рыцари пяти европейских государств. Нормандских рыцарей Южной Италии возглавил князь Боэмунд Тарентский.

Он давно враждовал с Византией. Еще в начале 80-х годов XI столетия, участвуя в походе своего отца Роберта Гвискара, Боэмунд стремился добыть себе земли на Балканском полуострове. Тогда греки нанесли ему поражение. Теперь Боэмунду вновь представился удобный случай реализовать свои давнишние захватнические планы — если не на землях Византии, то на Востоке.

Владения Боэмунда в Южной Италии были сравнительно невелики: он унаследовал лишь небольшое княжество Таревд. Поход на Восток, к которому призвал Папа, открывал перед князем Тарентским широкие возможности. О богатствах восточных стран, о раздорах тамошних правителей он был хорошо осведомлен. Видимо, он не прочь был основать обширное независимое княжество на Востоке.

Боэмунд обьявил, что «принимает Крест»[99], его примеру последовали племянник — безудельный, а потому особенно воинственно настроенный рыцарь Танкред, двоюродные братья Боэмунда и многие мелкие сеньоры Южной Италии и Сицилии.

Анна Комнина, дочь правившего в то время византийского императора Алексея Комнина, дает такую характеристику Боэмунду: «Этот человек, негодяй по природе, был очень находчив в любых обстоятельствах, а подлостью и бесстрашием настолько превосходил всех прошедших через нашу страну латинян, насколько уступал им в количестве войска и денег. Не владея никакими землями, он покинул родину для вида — ради поклонения Гробу Господню, на самом деле — чтобы добыть себе владения и, если удастся, то даже захватить трон ромейской державы. Самодержец[100], зная его злобу и недоброжелательство, искусно старался устранить все, что могло способствовать его тайным замыслам. Поэтому когда Боэмунд, думая перехитрить хитрого, хотел получить звание главнокомандующего восточной армии и стать во главе похода, он его не получил. Император боялся, что, обретя власть и подчинив, таким образом, всех графов, он в будущем легко сможет склонять их ко всему, что задумает».

К характеристике, данной Анной Комниной, следует добавить следующее: Боэмунд, будучи едва ли не самым жадным среди вождей крестоносцев, в то же время был, несомненно, наиболее одаренным и умным из них. Он обладал недюжинными военными и — что не менее существенно — дипломатическими способностями и с самого начала принялся обдуманно и методически претворять в жизнь собственные планы. Он был настоящим Одиссеем своего времени, и не только потому, что провел большую часть жизни в бесчисленных походах и приключениях. Окруженный постоянными опасностями и множеством врагов, он всякий раз находил выход из, казалось бы, безнадежного положения, раз за разом переигрывая своих противников. В этом Боэмунду действительно не было равных в то время.

В октябре 1096 года войско Боэмунд а Тарентского погрузилось на корабли и, переплыв через Адриатическое море, высадилось на западном берегу Балканского полуострова. Отсюда италийские норманны двинулись через византийские Македонию и Фракию к столице империи Константинополю. Приход Боэмунда, как и других участников крестового похода, император Алексей Комнин встретил недружелюбно и без тени доверия. Анна вспоминала: «Он боялся их прихода, зная неудержимость их натиска, неустойчивость и непостоянство нрава и все прочее, что свойственно их природе и неизбежно из нее вытекает: алчные до денег, они под любым предлогом легко нарушают свои же договоры. Алексей непрестанно повторял это и никогда не ошибался. Но самодержец не пал духом, а все делал для того, чтобы в нужный момент быть готовым к борьбе. Однако действительность оказалась гораздо серьезнее и страшней передаваемых слухов. Ибо весь запад, все племена варваров[101], сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столбов, все вместе стали переселяться в Азию; они двинулись в путь целыми семьями и прошли через всю Европу.

Люди простые и искренние хотели поклониться Гробу Господню и посетить святые места. Но некоторые, в особенности такие, как Боэмунд и его единомышленники, таили в себе иное намерение: не удастся ли им в придачу к остальной наживе попутно захватить и сам царственный город»[102].

Опасаясь крестоносцев и, по возможности, мешая им, Алексей Комнин, вместе с тем, не прочь был использовать силы непрошеных гостей с Запада с выгодой для Византии. Он попытался склонить вождей крестоносцев принести ему ленную присягу такого содержания: «Все города и крепости, которыми они овладеют и которые прежде принадлежали ромейской империи, они передадут под начало того, кто будет назначен с этой целью императором». Таким образом, с помощью крестоносцев Византия могла добиться того, чего собственными силами не в состоянии была сделать: вернуть под свою власть территории, утраченные в разное время в результате завоеваний восточных народов, — и Малую Азию, и Сирию, и другие земли на Востоке. Боэмунд, прибывший в Константинополь в начале апреля 1097 года, довольно скоро согласился стать вассалом Алексея Комнина. Интересно, что обе стороны мало доверяли обещаниям друг друга. Хитрый норманн, по-видимому, воспринимал вассальную клятву как политический ход, да и Алексей I вряд ли всерьез собирался исполнять обязательства, которые принимал на себя как сюзерен по отношению к своим вассалам. Стараясь втереться в доверие к Алексею Комнину, Боэмунд даже пытался уговорить одного из руководителей крестового похода Раймунда Тулузского принести вассальную присягу константинопольскому императору. Но Раймунд, не столь изворотливый, как его будущий соперник, Боэмунд, отказался. Анна Комнина среди прочих приводит и такую историю, из которой явно видна степень недоверия между Алексеем Комниным и Боэмундом: «Приняв присягу, Боэмунд отправился в город Космидий, неподалеку от Константинополя, где ему было приготовлено жилье, а также накрыт богатый стол. Но повара принесли сырое мясо животных и птиц и сказали: "Мы приготовили эти блюда, как видишь, по нашим обычаям, но если они тебе не нравятся, то вот сырое мясо — его приготовят так, как ты захочешь". Сделать и сказать им это повелел сам император, который, веля подать князю Тарентскому сырое мясо, желал рассеять всякие подозрения на свой счет относительно возможного отравления своего врага. Но Боэмунд не купился даже на это: он не только не отведал кушаний, но даже не захотел дотронуться до них кончиками пальцев. Он тотчас оттолкнул их от себя и, не обмолвившись и словом о своих подозрениях, стал милостиво раздавать блюда присутствующим. Сырое же мясо он велел приготовить своим поварам, но также не притронулся к нему. На следующий день Боэмунд спросил тех, кому он раздал мясные блюда, как они себя чувствуют. Те отвечали: "Даже очень хорошо" и сказали, что не испытывают никакого недомогания. Тогда Боэмунд произнес: "А я, помня о своих войнах с Алексеем, побоялся: не решил ли он умертвить меня, подмешав к еде смертельный яд"».