Неожиданно, совсем рядом где-то послышались ребячьи голоса, свист и топот. И на противоположный берег, на кромку скалы, высыпал пионерский отряд. Ребята замерли, глядя вниз, на бурлящую воду, на скалы и на него, Тропина. Где-то взлаяла собака. Он быстро спрятался за выступ скалы и нащупал в кармане пистолет. Резко обозначились скулы, напряглись мускулы, взбухло и заметалось в груди сердце. «Неужели все?» Прижался спиной к скале. Но вот ребята снова загалдели, голоса стали удаляться. За ними растаял заливистый лай собаки.

Он — человек — был страшен. В его серых маленьких глазах медленно утихал страх, а кулаки все не разжимались, и не проходил озноб. Надо было уходить. Он быстро собрался, завернул в газету недожаренного гуся вместе с глиной и углубился в лес.

К полудню он вдруг наткнулся на туристов. Захотелось подойти, попросить воды напиться, но, увидев две машины с палатками, торопливо свернул в сторону. Потом забрался в глухой ельник, сел, оторвал у гуся ножку, съел ее почти сырую и снова пошел.

Он держал свой путь на Север. Думал уйти подальше и остановиться в какой-нибудь глухой деревушке, переждать там лето, пока ищут. Шел день и еще два дня. И еще день, а к вечеру в проредь леска увидел дорогу. Одна за другой проходили машины. Он устал, стер до крови ноги. Мучили жажда и голод. Просидел в кустах до потемок. Наконец ему повезло. Одна из машин остановилась, остановились за ней и остальные. Он осторожно раздвинул кусты, выглянул, побежал и забрался в кузов последней машины. Прополз меж ящиков к кабине, лег на спину и растянулся на сене. Было тихо, мягко. Робко проклевывались звезды. Скоро он уснул.

А машины эти шли всю ночь в город. Тропин не знал этого, спал. Но ему опять повезло. Он проснулся от паровозного гудка, испуганно приподнялся и узнал свой родной город в туманной дымке. От удивления и растерянности выругался и выпрыгнул.

Виктор нашел общежитие и постучал в дверь с номером 13. За дверью кто-то на кого-то кричал, и похоже было, что дрались кастрюлями. Такой там стоял грохот. Двинул кулаком в дверь. Послышались шаги. Дверь открыл щупленькии парень в тренировочных обвисших штанах и желтой майке, тот, что покупал пирожки.

— Ба! Мсье, пришел! Чего стоишь, проходи!

— Добрый вечер! Да я не один... Жить пустите?

— Женатик, что ли?

— Да нет. Вот щенок у меня...

— Ну, проходи. Да брось ты свои мешки.

Посреди пола лежала швабра, обмотанная тряпкой, и садовая лейка, очевидно приспособленная для орошения пола.

В комнате с желтыми обоями три железных койки и старый диван, облитый в углу чернилами. На одной койке лежал огромный парень с черным бритым затылком, рядом на тумбочке полуметровая дубина колбасы и полбулки хлеба. Парень отщипывал то и другое и читал «Роман-газету». На второй койке лицом к стене, укрывшись простыней до конопатых плеч, лежал еще один, с взлохмаченной рыжей гривой.

— Клим, перестань храпеть! — щупленькии наклонился над ухом спящего: — Р-р-р-ав... Ав...

— Ребята, я — Виктор. А вас как?

— Я — Вова Якупов, — огромный парень перестал жевать колбасу и добродушно протянул руку с койки, потом показал на спящего: — А это наша знаменитость, Клим Раннев — довоенного выпуска. Вес у него семьдесят восемь кэгэ. Имеется сберкнижка. Копит на машину. Если придется деньги занимать — кланяйся его левой ноге. Пока не женат...

С койки Клима в Якупова полетела подушка.

— Вы, кончайте опылять квартиру! Кто пол моет? Я, — оборвал тот, что открывал дверь, и повернулся к Зубакину, — Куличков! — сказал он и опустил щенка. — Топай, братец.

Куличков провел Виктора во вторую комнату:

— Вот тебе койка. А это мое лежбище. Но вот сюда прошу не притрагиваться, — показал на чертежную доску с книгами. — Ну, а в остальном располагайся, как тебе приглянется. К кому в бригаду направили?

— К Илье Куличкову.

— Худовато тебе будет у Ильи Куличкова.

— Это почему?

— Очень просто. Хохмачи и привыкли вкалывать.

— Отлично, и меня научите!

— Кто знает? Ну ладно, ты вытряхивай свои мешки, а я помою пол, потом поджарю картошки, и за круглым столом продолжим нашу аудиенцию.

Виктор вытряхнул все из рюкзака на кровать и подошел к Вове Якупову.

— Вова Якупов, ты можешь показать мне магазин?

— Айда, сейчас оденусь.

Виктор, конечно же, знал, где магазин, нужно было только спуститься с пятого этажа и завернуть за угол дома. Просто ему хотелось узнать вкусы ребят, поговорить с Якуповым, который уже успел ему приглянуться.

— Что пьют ребята? — спросил Виктор, разглядывая витрину «Вино — соки».

— В основном водку. Только Клим чисто виноградное. Забота о личном здоровье.

— Ладно, на деньги и купи хлеба и всякой закуси, чтоб не стоять обоим.

— У меня есть деньги, — сказал Вова.

— Кажется, новоселье-то у меня?

— Ну, тогда давай.

Разошлись в разные отделы.

— Девушка, мне четыре «Столичной», — попросил Виктор.

— У вас, наверное, свадьба? Может быть, шампанского дать из холодильника? — лукаво улыбнулась девушка. У нее тонкая шея и блестящий ободок в высокой пышной прическе. «Симпатичная», — подумал Виктор.

— Нет. У меня новоселье. И, если можно, дайте две шампанского, только холодного.

— С удовольствием.

— Вот спасибо! Вы завтра работаете?

— Да.

— А в парк вас пригласить можно?

— Можно, после восьми... — Ее зеленоватые глаза, подведенные синим карандашом, смеялись. — У вас было две жены или одна?

— У меня их было десять, а на одиннадцатую я объявил конкурс.

Девчонка засмеялась, а Зубакина потянули за рубашку.

Вова Якупов подошел с пакетами и трехлитровой банкой томатного сока.

— Здравствуй, Нина!

— Здравствуй, Вова!

— До свидания, Нина!

— До свидания, Вова!

— Пойдем к столу, я все уложу в рюкзак, — сказал Вова, когда отошли от прилавка. — Ты не очень... Это девчонка Соловья, то есть Прутикова.

— Что за фрайер? Пардон, ты мне объясни, за какие заслуги присвоили ему этот титул? И кто он?

— И с ним потише... По-моему, он шарит по темным улочкам. Многие его боятся. В общем, сволочь! Но монтажник — артист! Уступает только Куличкову. Живет на нашей площадке. Носит поповскую прическу. Впрочем, сам увидишь.

— И много здесь таких?

— Да есть!

— И вы не можете их прижать!

— А кому охота?

— Вот так всегда, кому охота, — укоризненно сказал Виктор. — А как эта Нина, любит его?

— Куда там! Любовь — как рыбалка: клюет — закидывай удочку, не клюет — сматывай. Соловей — нет. Из-за него ребята к ней не подходят.

— Какие страсти! А что ты будешь делать? — Виктор щелкнул по крышке банки с томатным соком.

— Коктейль «красотка Мэри».

— Это что-то новое. А чем вы занимаетесь вечерами?

— Танцами, картами, водкой, девчонками, прогулками и вздохами при луне...

— Чем же еще?

— Илюшка учится на четвертом курсе политехнического. Клим собирает библиотеку приключений и шпионажа, еще занялся любовью — пропадает где-то по ночам, а я — ничем.

— Молодец, ты и меня научишь!

— Чему? — удивился Якупов, вынося из магазина охапку свертков.

— Заниматься ничем.

В рюкзаке глухо позванивали бутылки. Поднялись на пятый этаж, толкнули дверь с номером 13. В центре комнаты стол, покрытый газетами. На столе две бутылки вермута, стаканы и сковорода с жареной картошкой.

— Уже выфрантились. А мы что?

— И мы тоже, — поддержал Якупова Виктор и полез в чемодан за свежей рубашкой.

Сели. Илья плеснул в стакан томатного сока и по широкому ножу долил до краев водкой.

— Эх, водонька! — вздохнул Якупов.

— Я — шампанское, — сказал Клим.

— Ребята, выпьем «красотку Мэри» вот за этого мсье, — предложил Илья.

Выпили.

— Ну, так кто ты и откуда? — спросил Илья.

— Я? Как видите — я. Прибыл из творческой командировки. Ну, а об остальном я как-нибудь расскажу в другой раз, а то будет очень весело...