— Вам помочь? — спросил Артем не очень дружелюбным голосом.
— Спасибо, Артем Сергеевич, — обрадовался и, бросив заниматься палаткой, подошел к Петунину. — Добрый вечер, Артем Сергеевич! Ну, как поохотился?.. То-то я весь вечер рвался сюда, а Люся фырчит и фырчит. — Затараторил: — Надо-о же! На заводе месяцами не увидишься, а тут... Надо же!
— Спирин! Какого ты дьявола включил транзистор? Дома не надоело? Сюда приволок цивилизацию. Уток веселить, что ли?
Люся кинулась выключать транзистор.
— Артем Сергеевич, извините, мы думали, здесь нет никого.
— Э-э, думали, — добродушно выговаривал Петунин. — Не суетись, Люся, я помогу твоему мужчине поставить палатку. Давай топор... А ты, Люсенька, вот стог, принеси-ка под дно палатки соломки — теплее будет... Ну, что там новенького? — повернулся он к Спирину.
— А не знаю... Я ведь ушел из цеха.
— Да ты что?!
— Поцапался с Котеночкиным... Он говорит: «Мне не нужны выдвиженцы Петунина». А я ему сказал, что я не выдвиженец, что я работаю в этом цехе, слава богу, десять лет, а не три месяца, как некоторые... И еще я разозлился и сказал, чтобы он пошел далеко-далеко, за сизую даль...
— Из-за чего? — Петунин расстроился. Он действительно назначил бригадира Спирина мастером и собирался перевести начальником смены — парень закончил вечерний институт, был лучшим рационализатором, организатором, рабочие уважали за прямоту и честность.
— А я отказался брак доделывать. Брагин скосил кладку вертикальных каналов. Смотрю, что-то не то. Замерили — брак. Котеночкину говорю, надо ломать, а он мне — надо выровнять. Я сказал — нет. Ну и понеслось...
— Куда ты ушел?
— В «Уралдомнаремонт». Бойко обрадовался. Я ведь пятерых за собой увел...
Петунин сел на клок соломы.
— Дай сигарету.
— То есть я не увел — сами ушли... — Спирин, почувствовав как бы виноватость, замолчал. Подав сигарету, он опустился на колени, присел рядом с Петуниным и зажег ему спичку.
— Кого? — хрипло спросил Петунин. — Кого увел?
Спирин назвал.
— Да ты что, двух бригадиров, трех лучших каменщиков? А кто же в смене остался?
— Так я-то что... Они сами...
— Знаю я тебя, сами...
— Ей-богу!.. Коля, они мне говорят, обрадуем Котеночкина — уйдем хором... Ну и что же я им должен был говорить: ребята, не уходите, я один уйду?.. Нет, я обрадовался. Там хоть знаешь, что тебя понимают. А Бойко — голова. Он жалеет, что ты ушел... Заварухин Володька вчера мне говорит: «Вернулся бы Пегов или Петунин, я б тоже вернулся...»
«Ну, Котеночкин, ну и делец, — зло думал Петунин. — А мне ведь и не сказал, что ребята ушли. Голосок тихонький: Артем Сергеевич, Артем Сергеевич, то надо, это надо, как вы думаете, как вы считаете? Тьфу!.. В понедельник пойду к директору, надо их вернуть. Ну, деле-ец! Две печи аварийно встали. Кто же там, в смене, работать будет?.. Ну, а тебе-то что? Ты-то что страдаешь? Пусть. Пусть стоят. Тебе что — жарко? Нет. Но это же надо? Я ему то, я ему это. Сам. А он не изволит даже сказать, что сразу пятеро уходят. От хорошего не уходят... Да Бойко сейчас разобьется, но ни одного не отпустит. Он не дурак. Он кому-нибудь повысит разряд, кому-то пообещает квартиру и даст. Молодец Бойко!..»
— Я принесла солому, — робко сказала Люся.
Он и не заметил, как Люся подошла с охапкой соломы. Петунин встал, взялся за палатку.
— Давай за угол, — сказал Спирину и стал молча вбивать колышки, а потом сухо сказал: — Ну-с, спокойной ночи!
— Вы нас разбудите, пожалуйста, проспим зорьку, — попросил Спирин.
— Что же будить — осталось два часа до рассвета.
Но было еще туманно и сумрачно. На западе, за тем озером, где охотился вечером Петунин, весело стрекотал трактор. На озерке, рядом, в камышах, сквозь сон покрякивали утки. Но сейчас крики этих уток не возбуждали Петунина, как возбуждали вчера. А еще Артем знал, что надо попытаться уснуть, иначе он не сможет, не то у него будет настроение, чтобы пойти утром на охоту.
— Артем Сергеевич, — догнал его Спирин со свертком в руках, — давайте кваску выпьем для крепкого сна. Что-то мне спать расхотелось.
— Что же, давай чуть-чуть... Может, уснем, — согласился Петунин. — Зови Люсю, у меня остались жареные шампиньоны. А то вы, наверное, промялись, пока добрались сюда.
— Точно, — обрадовался Спирин. — Люся, неси термос и сумку с едой.
— Есть у нас еда, — остановил Артем Люсю, Но Люся все-таки принесла термос с горячим кофе.
Петунин усадил гостей за столик, зажег фонарь и поставил сковороду с грибами, бутылку коньяка.
— Юлюш, может, встанешь, присоединишься? — спросил Артем.
— Сидите, сидите, я уж утром встану, — радушно отказалась Юлия.
— Ладно. А мы поговорим, — сказал Петунин и, заметив, что Люся сидит подрагивая и кутаясь в теплую шаль, налил и протянул ей стаканчик: — Выпей, согреешься.
— Это мне нельзя, — отказалась Люся, — крепкое. Я поем грибов, выпью кофе.
— Коля, а где же был парторг, когда ты уводил из цеха пятерых? — спросил Артем.
— В отпуске.
— А предцехкома?
— Гаврил Гаврилыч-то? А в саду, где ж ему еще быть?
— Он знает?
— А как же. Так ведь и ты знаешь, что он против ветра воду лить не будет. Да и аллах с ними. Жалко, конечно, но нам и тут неплохо. Бойко Володьке Заварухину дал седьмой разряд. Веревкина назначил мастером...
— А тебя?
— Пока старшим мастером...
— Почему пока?
— Ну что вы, Артем Сергеевич, он скоро будет иметь такой титул, что совсем перестанет со мной разговаривать...
— Люся, — прикрикнул Спирин, — не мешай мужскому разговору.
— Ну вот, видите? Уже... — нервно рассмеялась Люся.
— Он мне говорит: «Принимай огнеупорный участок». Я сказал, что мне рановато. Он сказал: «Ну, приглядись. Через две недели скажешь».
— А он еще, этот Бойко, пообещал квартиру, — добавила Люся. В ее голосе была неуверенность.
— Люся! — взмолился Спирин.
— Все. Молчу, — сказала Люся, вставая. — Коля, я пойду готовить ночлег. Спокойной ночи, Артем Сергеевич!
— Спокойной ночи, Люся!
Вскоре, накурившись, не сказав друг другу ни слова, они разошлись до утра. Петунин взял ружье, подержал его, поставил снова в куст крушины. Походил вокруг стога. Походил возле озера, оглядывая небо и белый туман над водой и камышами, прислушался, а потом резко повернулся, нашел плащ, снова взял ружье и тихонько пошел в сторону своего облюбованного озерка, где был сделан скрадок, где надо только забрести в воду, пройти всю мель и на глубине распустить чучела. И он пришел туда и распустил чучела, и устроился на. ящике, свесив ноги. В тишине он посидел недолго, сзади зашлепала вода. Он вскинул ружье и чуть не выстрелил в камыши — плыл щенок. Он подплыл к скрадку и молча стал взбираться на ящик, отряхиваясь от воды, лизнул хозяину руку.
Артем забрал щенка к себе на колени, прижал.
— Ну, брат, охота охотой, а как жить-то дальше будем, а? Молчишь?