— Я его не знаю.

— Пойдем, познакомлю.

— Это чей волчок? — спросила Варя, склонившись над щенком.

— Мой.

— Я думала, в кино сходим.

— Если Вове лучше — сходим.

На лестничной площадке встретили Соловья. Соловей оглядел Варьку, присвистнул, щелкнул Тигра по черной пуговке носа. Соловей ухмыльнулся вслед.

— Что это за пижон с крестом? — спросила Варька, дождавшись Виктора на следующей площадке.

— Наш сосед. Артистичный парень. А крест золотой. Это модно. Может, мне тоже купить? Как думаешь? Здоровый, далеко видно будет.

— Тогда еще приобрети и кадило. С одним крестом вида не будет.

— Дельный совет.

— Что у тебя с руками?

— Нервы, девочка.

У Виктора от злости мелко дрожали руки. Он не мог попасть ключом в замочную скважину. Однажды Соловей подкараулил Виктора в столовой. Ласковый такой. Стал звать к себе на какое-то прибыльное дело. Виктор отказался. Тогда Соловей сделал намек, что на стройке иногда и плиты летают. Как бы кто ненароком не попал под них. В свою очередь Виктор спросил Соловья:

— А что будет, если я один разик шлепну кого-нибудь? Вот здесь. Не знаешь? И не советую, — расхохотался и отошел. За себя он не боялся. Он боялся за Вову, Как-то вечером орава парней-подростков прижала Вову в темном переулке, сняли часы, пиджак и избили его. Всю ночь Вова курил от волнения, а ребятам сказал, что это проделка Соловья.

Наконец Зубакин открыл дверь. Вова не спал. Он глухо кашлял и метался от жара.

Варька подошла к кровати, пощупала лоб Вовы.

— «Скорую» вызывай! Надо в больницу!

— Что, Вова, плохо? — наклонился Виктор.

Вова бессмысленно посмотрел на них. Узнал Виктора, подмигнул, пошевелил распухшими, потрескавшимися губами.

— Господи, как ему плохо! Чего ты стоишь?

— Бегу, бегу...

Варька сидела у кровати незнакомого парня, смотрела на его смуглое в мелких родинках лицо, на пухлые, резко очерченные губы, на черный свалявшийся чубчик и не могла понять, что с ней происходит. Ей казалось, что она видела, давно знает этого парня, что он похож на кого-то из ее родных, хотя у нее и родных-то никого не было.

Она погладила его голову. И Вова вдруг поймал ее руку, прижался к ладони щекой, утих.

Вову отвезли в больницу.

— Пойдем в кино? — предложил Виктор.

— Уже не хочется. Давай лучше просто походим.

— Хорошо. Пойдем на площадь к кинотеатру?

— Пошли. Кто этот Вова?

— Друг мой.

— Это ясно. А еще? Родные?

— Совсем один. Когда я увидел его, он мне сказал: здравствуй! Я — Вова. Марка сорок второго. Знаешь, ему снятся синие табуны, степь. Мне нет. Мне снится тайга. Морошка. Собаки и проволока... Варя, давай зайдем, в гости к одному моему знакомому. У него горе — жена болеет.

— Зайдем, — согласилась Варя.

— Вот и хорошо. Только пошли прежде в магазин. И еще, не будем брать водку. Возьмем лучше торт.

— Смешной, конечно, лучше торт. Я видела в кулинарии большой красивый торт «Березка».

— Пойдем возьмем.

— А завтра пойдем к Вове?

Виктор посмотрел на нее и ничего не сказал. От Федора Ивановича они вышли поздно. Варька начала зябнуть.

— Варя, пойдем к нам? Ребята все на озере с ночевкой. Один Тигр.

— Нет, Витя, проводи меня домой.

— Ну и ну, что это с тобой?

— Влюбилась.

— Если в Вову, то хорошо! Я буду рад за него. А в меня лучше не надо.

— А я и не спрошу разрешения. Смешно. Разве об этом спрашивают? Знаешь, я весь вечер тревожусь, что-то сердце никак не уйму. Я ведь понимаю... Ты не для меня... Я боюсь доброты твоей. А Вову твоего мне жалко. Плохо ему.

— Логично, Варя. Ты умница. Как говорят: человек ищет. Ты, пожалуй, нашла. Его никто никогда не любил.

— А ты?

— Я люблю, — кивнул Виктор.

— Кого ты любишь?

— Я все люблю. Мне нравится, что я вот сейчас иду с тобой, смотрю на небо и на дома. Хорошо! Дышу свободным воздухом. Захочу вот, лягу на траву в газон...

— Спасибо, Витя. Я уже дома.

— Я завтра зайду. Пойдем к Вове в больницу.

— Пойдем, — улыбнулась она.

— Ну, спокойной ночи, Варя, — сказал Виктор.

— Счастливо дойти! — весело крикнула вслед ему Варя. — Привет передавай Тигру.

С утра начали устанавливать подкрановые колонны. Клим с Ильей стропили, хлопотали возле многотонной громадины, махали крановщику. А Виктор с Женькой ловили уже вертикально поднятую колонну за основание и вели на болты, торчащие из бетонного фундамента. Там Илья с Климом перехватывали колонну, садили на болты, а Виктор с Женькой подтаскивали пятикилограммовые гайки и закручивали. Тем временем Илья стропил вторую колонну.

— Давай, давай! — покрикивал бригадир на Клима. — Чего уселся как в такси.

Илья всегда скандалил с прорабом, если не было работы и приходилось бригаде убирать мусор.

— Ты дай мне высоту. Чего ты мне швабру суешь?

— Ишь ты, высоты еще не нанюхался? Езжай в Москву. Залезешь на телевышку, высотой подышишь... — ворчал прораб.

До обеда вчетвером поставили шесть колонн. И отправились в столовую. Клим умел накормить в любой заводской столовой всю бригаду без очереди. Он знал всех раздатчиц. И его знали. Он вначале брал обед, потом рассчитывался. В получку ребята отдавали Климу деньги на весь месяц вперед на столовую и питание. Деньги он держал в ящичке тумбочки, кто шел в магазин, брал деньги и приносил туда же сдачу. Ящичек звали кормушкой. А о бригаде в столовых говорили: «Вон семья Куличкова пришла».

— Дураки! — говорил Илья. — Тоже, придумали. Не могут раскинуть мозгой, что это практично. Хоть от получки до аванса, как бывало, не сидим голодными...

Сегодня в столовой на раздаче Виктор держал два подноса. Клим ставил тарелки, Виктор носил на стол. Обычно брали полное первое, по два вторых и третье. Виктор лавировал между столиками с подносом. Кто-то подставил подножку, горячие борщи полетели, кому-то плеснуло за шиворот, кто-то набычился и заорал. Виктор оглянулся, рядом за столиком обедали ребята из бригады Соловья, они старательно смотрели в тарелки и работали вилками.

Виктор собрал с пола осколки посуды, вернулся на раздачу и положил кассиру два рубля за тарелки.

— Не разевай рот, — сказал Клим и снова заказал первое.

Виктор сел за стол и сделал вид, что ничего не случилось. Но руки опять мелко дрожали и ложка побрякивала о тарелку. Илья перестал есть и отложил ложку:

— Клим, ну-ка пошли.

Клим молча встал.

Виктор не смотрел, куда они пошли, но чувствовал спиной, что к Соловью. Женька похлопал глазами, вскочил, пошел следом. Его турнули.

— Они на улице... — сказал Женька, вернувшись.

Через несколько минут появился Илья, за ним Клим.

Илья был спокоен, лишь чуть-чуть натянулась и побледнела на скулах кожа. Стал молча есть. Только на правой руке его из покрасневших козонков сочилась кровь. Потом поднял глаза на Клима:

— Ты что, к нему в бригаду собрался?

— Что, гонишь?

— Зачем гоню. Мне просто странным кажется твое пассивное поведение. Вроде и не друзья вы с ним?

— Нет.

— Так в чем же дело? Если он не знал, то ты-то знаешь, если Витька его стукнет, он не встанет: И зачем так глупо играть, тем более на работе. Может, у тебя с ним какие-то шуры-муры? Брось, пока не поздно, — посмотрел пытливо.

— Я к нему не пойду, — сказал Клим, намазывая на хлеб горчицу.

— Я тебя не гоню. Я думал, ты сам ищешь повод уйти от нас. Может быть, тебе там удобнее работать?

— Нет, — сказал Клим, глядя в тарелку.

— Ну и точка. Пошли работать. А ты, Витя, держись, царапайся.

— Царапаюсь, — сказал Виктор, допивая компот.

После работы Виктор переоделся и решил пойти в поле. За цехами, на пустыре, кто-то накосил травы. Виктор насобирал охапку и пошел к своим искривленным березкам. Натрусил сенца на землю и лег. Не хотелось думать, не хотелось в эту минуту и вспоминать и вообще ничего не хотелось.