— Я только что видел его… — сказал прохожий, появившийся неизвестно откуда.

— Только что?.. — переспросил Агент довольно холодно и нахмурился.

— Да, только что, правда, он был далеко, он шел по краю обрыва, а потом исчез… мне показалось, что прежде чем исчезнуть, он махнул мне рукой, словно он хотел, чтобы я последовал за ним…

— И ты последовал за ним?..

— Нет…

— Я так и знал… — воскликнул Агент и, потеряв интерес к прохожему, обернулся к Моисею. — Если бы он это сделал, он бы почувствовал беспредельное счастье, но есть какая-то причина, неизвестная мне, которая останавливает их… нет, ты только послушай, как они поют!.. просто хор ангелов… это и есть музыка небесных сфер… она и в земле звучит, и в каждой травинке, только преклони ухо и ты услышишь… об этом я и пишу не словами, а красками и ликами, это мои сны о Царстве Божием… иногда я даже теряю сознание или вдруг разражаюсь рыданиями, а люди смотрят на меня как на сумасшедшего и делают из меня зрелище, шепчутся между собой про меня…

— Это мне знакомо… — сказал Моисей.

— Надо радоваться жизни, а они сами себе жизнь отравляют завистью и подозрениями… человек подобен дуновению, как след на воде или уклончивая тень… — Незнакомец заговорил несколько темновато в образных выражениях, и Моисей пошел дальше вдоль стены. Стена как будто нигде не кончалась, опутывая город.

Он снова очутился у часовенки, заросшей ржавеющими лесами.

На кладбище было темно и пусто. Лишь сторож бродил с собакой среди могил и мертвецов. И вдруг, вызывая трепет и изумление, с оглушающим шумом над ним пронеслась стая птиц. Отступая, Моисей поскользнулся и свалился в вырытую яму. Пошарив в темноте возле себя руками, он невольно вскрикнул от боли. Он наткнулся на заступ для рытья могил…

Савва раскладывал пасьянс. Мрачноватый зал освещали белый огонь Гермеса, огни Святого Эльма германцев. Пылал очаг из храма Весты. Чадили светильники Авраама. Разливался сокровенный свет розенкрейцеров. Попугай настороженно следил за отсветами, блуждающими под сводами. Он сидел на карнизе над северным окном. Несколько черных голубок ворковали чуть поодаль. Рыкающий белый дог бродил по зале, косясь красными навыкате глазами на двойников Саввы, замерших в разных позах. Лишь дог отличал их друг от друга. Кроме магических огней в зале был и естественный свет, который собирался и направлялся зеркалами, проникая через четыре окна со стеклами разного цвета: совершенно прозрачные, белые, красные и синие.

Пасьянс не сходился и Савва потел и морщился, пытаясь сосредоточиться. Некстати в голову лезли давние мысли, путались, мешались. Они стали проклятием его жизни…

Огни чадили, гасли. Темнота медленно обступала Савву. Закрыв глаза, он почувствовал, как темнота крадется к нему…

В стене бесшумно отпахнулась дверь, и перед Саввой вырос лысоватый господин в очках с дымчатыми стеклами.

— Ах, это ты…

— Я… — Лысоватый господин приблизился и зашептал что-то на ухо Савве.

— Говори внятно, что ты шипишь…

Савва слушал и раздражался.

«Все это слухи… нет, я не верю… — Полулежа в кресле, Савва посмотрел на лысоватого господина, как пустое место. Голос его становился далеким и невнятным. Какое-то время Савва блуждал в дебрях одиночества и вернулся весь какой-то сникший, все меньше понимающий. Никогда он не чувствовал себя таким одиноким, неуверенным и старым. — Вот Иуда… даже говорит голосом Старика… и смотрит его глазами… хотя, кто знает… опять начался этот проклятый дождь… не нравится мне все это… надо бы чем-то отвлечься, может быть устроить музыкальные игры… выпустить на улицы духовые оркестры, поэтов, мимов?..»

— Что еще говорят, что слышно?..

— У Южных ворот Башни нашли подкидыша, мальчика, укрытого пальмовыми листьями…

— И что это значит?.. — спросил Савва с выражением досады и некоторого удивления.

— Возможно это намек… — Лысоватый господин потер пальцем очки.

— Намек на что?.. — Савва исподлобья глянул на него. Лысоватый господин был самым преданным его агентом, чуть ли не помешанным на преданности, и все же он почувствовал, как в нем зарождается недоверие к нему.

— Все жду Избавителя…

— Нельзя принимать все это слишком всерьез… — пробормотал Савва раздраженно и отвернулся к окну. Стекло запотело, на нем, как на экране, рисовалось что-то смутное. Картину перечеркнули следы сползающих капель. — Что еще?..

— В театре ставят пьесу «Подставное лицо», в которой постыдно представлена история и некоторые лица… — Агент не осмелился назвать имен.

— В театрах всегда разыгрываются вымыслы… надо бы их запретить… отстань… — Савва оттолкнул попугая, ласкающегося к нему. Попугай отлетел. — Что еще?..

— Покончил с собой Судья…

Савва изобразил на лице изумление.

— Он упал с горбатого моста на камни… в сводке упоминаются имена еще нескольких самоубийц… есть и другого рода преступления…

— Жаль Судью, вот так одним толчком жизнь свалила его… увы… я ведь хорошо знал его отца… был настоящий светский лев… а сын пошел в мать, она играла на пианино, знала латынь… — Минуту или две Савва блуждал в тумане скользких предположений. — Может быть, несчастный случай, что-нибудь ему привиделось?.. в детстве я тоже летал, правда, во сне и каким-то непонятным образом… помню, город становился вдруг страшно далеким и пустым… меня потом долго не могли разбудить… вполне мог заснуть и не проснуться…

Агент сочувственно посмотрел на Савву, обратив внимание, как трясутся его губы, он как будто старел на глазах.

— А ты летал в детстве?.. — спросил Савва. Его блуждающий взгляд наткнулся на силуэт пианино. Оно было похоже на гроб. Крышка откинута. На пюпитре морщились нотные листки.

— Нет, мне в детстве часто снился сон, что я превращаюсь в осла… как у Апулея… а однажды я проснулся в собачьей конуре среди обглоданных костей…

— Вот как?.. — Вытянув высохшую шею, Савва прислушался и вдруг спросил:

— Ты ничего не слышишь?..

Агент повел бровями. Он ничего не слышал, лишь прерывистое дыхание Саввы.

— Такое впечатление, что стены поют… ладно, иди и смотри…

Агент вышел и Савва стал раскладывать пасьянс. Пасьянс опять не сходился.

«Боже, как я устал…» — Он отбросил, смешал карты, попытался встать и увидел в зеркале чье-то отражение.

— Уходи, я никого не звал… — Дева не уходила. — Я же сказал, уходи… — пробормотал Савва и неожиданно для себя вскрикнул, закусил губы. Боль в паху пронзила его. Глаза его потемнели, пот выступил на лице. — Ну, что ты стоишь над душой?.. все, кому не лень, лезут в мою душу… впрочем, нет никакой души, все это дым, дым… напустили дыму… уходи, я уже слишком стар для этого, ничего не могу…

Одинокий, лишенный своих предчувствий, он нуждался в сочувствии, и дева молча обвилась вокруг его бедер, потерлась животом…

«Какие у нее маленькие и нежные груди…» — Савва закрыл глаза. Все уплывало вместе с неясной тоской, болью, как будто он лежал на облаке…

Рассвет застал Савву в зимнем саду. Он еще не совсем проснулся. Глаза опухли. Вяло, в самом дурном настроении, он приподнялся, сел. Кто-то помогал ему. Две невидимые руки поддерживали его сзади. Он обернулся. За его спиной стоял незнакомец. На вид нескладный, щеки впалые, на шее нитка серого янтаря. Увидев пятно на лбу незнакомца, Савва отвел глаза. Ему вдруг стало страшно.

«Кого-то он мне напоминает… Боже, я уже боюсь собственной тени и от каждого шороха вздрагиваю, и сердце ноет…»

— Вам снился странный сон… — заговорил незнакомец, не глядя на Савву. — Как будто люди ходили по пустоте и не могли упасть… целый народ…

— Кто ты и как ты здесь очутился?..

— Дверь была открыта и я вошел…

— Ты смеешься?.. сюда нельзя просто так войти… может быть, ты и есть тот самый Избавитель?.. Боже, в глазах темнеет, все плывет… так ты пришел их спасать… открой окно и посмотри на них, на этих идеалистов, карьеристов, авантюристов, шлюх, на это мычащее и блеющее стадо… многие из них даже не знают, зачем они живут… свобода, равенство, братство и прочий бред… каждый борется только за себя и за свою власть… — С усмешкой Савва посмотрел в окно. На лужайке у солнечных часов шумела толпа, на паперти толпились нищие, увечные, слепые. В толпе мелькнула фигурка девочки 13 лет. Савва обратил внимание на образок на ее груди. Снова начался дождь. В миг лужайка опустела. Усмешка сползла с губ Саввы. Он как-то весь съежился и заговорил унылым, морочливым голосом: — Не понимаю, что это за мания — спасать мир?.. да и от кого его спасать?.. и для кого?.. они жалуются, что они несчастны, но они сами делают себя несчастными… все, иди, не тревожь меня по пустякам, иди и спасай их, если спасение в твоих руках и если у тебя нет других забот… а мне надо выпить лекарство от старости… — Савва попытался встать, наткнулся рукой на раздавленную гроздь винограда, брезгливо отдернул руку, встал, краем глаза недоверчиво и неуверенно подсматривая за незнакомцем, он словно чувствовал за собой вину, потом подошел к фонтану, омыл руки, лицо…