«Уж не влюбился ли он в эту простушку?.. такое несчастье может случиться со всяким… подождать последствий или предупредить, чтобы держался подальше от нее, иначе остаток жизни он проживет в нищете или среди умалишенных?..»
— Что вы молчите?..
— Да нет, просто устал…
— А прошлой ночью кто-то вломился в библиотеку и перерыл все мои книги…
— Даже не знаю, что вам сказать…
— Между прочим, молодой человек, который был на вашем месте, все знал…
«Вот мужлан, он даже не знает, что мне сказать… — Дева невольно вздохнула. — Все они народ неблагодарный и невежливый… какой дурак, безумец, воображает, будто я настолько глупа, что не догадываюсь о его планах… дверь-то я умышленно оставила открытой… подготовлюсь и буду ждать этой ночи с таким же нетерпением, как и он… ну, вот, ушел и опять забыл извиниться…» — провожая взглядом Аркадия, дева еще раз вздохнула…
42
Уже смеркалось. Темные туч ползли над ржавыми крышами домов.
Прихрамывая и опасливо поглядывая по сторонам, Астролог шел по бульвару. Позади он слышал шаги, но никого видел. Свернув в узкий, стиснутый стенами и петляющий переулок, он побрел в сторону Болотной улицы.
«А вот и мой старый знакомый… — Астролог приостановился у дома с крыльями флигелей. Дом как будто пустовал. Когда-то в этом доме он снимал комнату у вдовы. — Интересно, как она поживает?.. наверное, все еще в трауре…»
Вспомнилось, как она водила его по комнатам, показывала все входы и выходы.
— Это ваша комната… здесь такая чудная тишина и так сладко спится… а на закате солнца она напоминает райский сад… и не дорого, всего ничего… — Она дала ему ключ и вышла, сопровождаемая роем черненьких чертенят, прячущихся в складках ее черной юбки. Вспомнился ее сосед, писатель, знакомый с латынью. На вид вялый, рассеянный, в мешковатом костюме, он был душой любого общества. Какое-то время Астролог был влюблен в его жену, актрису. Вскоре Астролог съехал, но еще долго получал от писателя учтивые письма с шутливыми приглашениями:
«Едва ли вы захотите лишить себя возможности еще раз увидеть нашу ярчайшую звезду… но хочу вас предостеречь, не поклоняйтесь звездам, это опасно…».
Письма затерялись где-то среди книг и бумаг.
На двери дома все еще шелестела афиша с надорванным лицом актрисы.
Астролог разгладил ее лицо.
«Сколько же лет прошло?.. тринадцать?.. нет больше… нисколько не изменилась, все такая же, стриженная, и улыбается все так же, как будто кому-то другому, стоящему у тебя за спиной…» — Астролог испуганно обернулся.
Из-за поворота улицы, гремя помятыми крыльями и разбрызгивая грязь, выехал черный лимузин, остановился. Внезапно выглянувшая из-за туч луна озарила фигуру незнакомца, закутанную в черный плащ с капюшоном. Незнакомец откинул капюшон и потер лоб увечной рукой. На ней отсутствовал большой палец.
— Боже мой… — прошептал Астролог вдруг ослабевшим голосом, отступая к арке. — А-а-хр… — Неожиданно он захрипел и опрокинулся навзничь, с такой силой Агент сдавил ему горло…
Было уже за полночь. Следователь подошел к окну, лениво потянулся, зевнул. И как будто зевнула за окном темь. Какое-то время он вглядывался в силуэт Башни, этажами спускающейся на город, потом вернулся к креслу, уселся поудобнее, ослабил галстук. Он хотел отдохнуть, но мешали какие-то лишние мысли…
Как затянувшийся дурной сон вспомнилось детство. Следователь родился в семье мелкого служащего Тайной Канцелярии. Жили они бедно, в крохотной комнатке, заставленной какой-то лишней мебелью, заваленной книгами и чемоданами, хранившими рукописи его деда, здесь же были и фотографии и пожелтевшие письма, свидетельствующие о былом процветании семьи. Его отец, нервный, подвижный человек, с быстрыми, слегка косящими глазами, мало подходил для роли канцелярской крысы.
В 23 года Илья окончил университет и вскоре оказался в Башне. Каждому уготовано свое место. Как-то, засидевшись в Башне до полуночи, он возвращался домой, шел молча, опустив голову, пересек холл, в дребезжащем подъемнике опустился на нужный этаж и очутился в небольшом зальце, залитом синеватым светом. Он с недоумением огляделся и понял, что вышел не на том этаже. Вначале он не придал этому никакого значения.
«Оплошность… пустяк… с каждым может случиться…» — подумал он и вдруг увидел Старика. Сомнений не было — это был Старик.
«Надо уходить… но что все-таки происходит?..»
Старика сопровождали двое: один лысоватый, в очках с дымчатыми стеклами, другой в униформе слуги. Старик вел себя как-то странно. Увидев постороннего, лысоватый господин и слуга обменялись тревожными взглядами. Оба были серьезны и молчаливы.
Илья заколебался. Что делать?
По всей видимости, со Стариком случился приступ. Шея его была обмотана засаленным шарфом, лицо мертвенно-бледно, рот странно перекошен, глаза пугали бельмами. Они то закрывались, то открывались, как у жабы, но самым удивительным была реакция лысоватого господина. Он поспешно удалился. Услышав предостерегающий шепот слуги теряющимся где-то голосом, Илья бросил быстрый взгляд на Старика, затем на дверь подъемника, причем как-то растерянно, и вместо того, чтобы уйти, почти подбежал к Старику.
Старик уже корчился в судорогах. К счастью он был очень легкий, и Илье с помощью слуги удалось без труда втащить его в подъемник. Охранники расступались перед ними и оборачивались вслед. Старик не переставал корчиться, гримасничать, пускать слюни, из его горла вырывались неясные глухие звуки.
«Кажется, он обмочился…» — подумал Илья, заметив тянувшийся за Стариком мокрый след. Затащив Старика к врачу, он услышал отданное сухим тоном приказание:
— Можешь идти, оставь его…
Илья с изумлением оглянулся. Из-за портьеры вышел Савва и, взглянув на Старика, быстрым шагом удалился. Слуга уложил Старика на диван и буквально вытолкал его за дверь. Опасаясь скандала, Илью отправили в ссылку. Почти 5 лет он провел в песках Средней Азии, потом вернулся, долго не мог найти работу, начал пить и вскоре, возможно по этой причине, попал в лечебницу для душевно больных…
Следователь не любил отца, но, жалея мать, иногда навещал его. Вспомнилась пригородная станция, зимний лес, унылое здание лечебницы, утопающее в сумерках…
По узкой темной лестнице он поднялся на террасу и вошел в дом. Невысокий, длинный коридор привел его в полутемную залу с колоннами и зимним садом. Отец не ждал его. Он сидел у окна, покачивая головой. Следователь огляделся. Чувствовал он себя неловко.
— Что ты сказал?.. — Неожиданно спросил отец, не оборачиваясь.
— Что я сказал?.. ничего я не говорил…
— Я смотрю, ты в трауре?..
— Я в трауре?.. — Следователь беспокойно заглянул в лицо отца. Глаза красные от бессонницы, трясущиеся губы…
— Но ведь я еще не умер?.. ты даже не можешь представить себе, как здесь со мной любезны… и знаешь почему?.. — Отец притянул его за пуговицу. — Потому что они в заговоре против меня… кстати, кажется, и за тобой шпионят… — Он как-то противно хихикнул и взглядом указал на окно. В сквере под заснеженными липами беспокойно прохаживался субъект весь в сером. Нервно подергивая шеей, отец перебежал от окна к двери, согнул спину.
— Иногда подслушивают… у дня есть глаза, у ночи — уши… ты знаешь, мне, наконец, предъявили обвинение… и как ты думаешь, в чем меня обвиняют?.. в подозрительном поведении… — Отец замолчал. Выражение лица его изменилось. С диким хохотом, уже без осторожности он вдруг закричал:
— Пора перевешать всю эту сволочь… жиды, фантазеры… — Лицо его посинело. На губах выступила пена…
Следователь закрыл глаза, чтобы не видеть всего этого.
«Надо бы позвонить матери… как она там одна?..» — подумал он и тяжело вздохнул, но не смог избавиться от ощущения пустоты в груди.
В дверь постучали.
— Войдите… — крикнул Следователь и, скосив глаза, глянул на часы.
В комнату вошел Агент. Он был мрачен и встревожен. Торопливо и путано он доложил о происшествии на бульваре.
