— Я вижу, клыки так и не отросли.

Он, было расплылся в улыбке, но тут же нахмурился. Я сразу поняла: пожалел, что улыбнулся. Но мне стало легче, чем минуту назад. Я хотела создать доброжелательную обстановку, и мне показалось, что это у меня получилось.

— Ты постарела, — заметил он.

Опять, значит, за свое.

— Хамишь. — Меня поразила такая нелюбезность. Захотелось куснуть в ответ, но я стиснула зубы.

Джек пожал плечами:

— Не хочешь ли выпить, грубиян? — спросила я.

Он открыл крышку мобильника, снова захлопнул и уставился на меня:

— Нет. Хочу поскорее закончить разговор. У нас не светская встреча.

— Расслабься. — Я пристально посмотрела на него. — Ты тоже не стал моложе.

Когда подошел официант, я заказала красного вина и залпом выпила его. Руки у меня тряслись, поэтому я на них села.

— Нервничаешь? — спросил Джек.

— Да нет, ведь мне ничто не угрожает.

— Я подумал, что ты занервничала, снова увидев меня.

— Да, естественно, а знаешь почему? Потому что ты — темная лошадка. — Я с надеждой уставилась на донышко своего бокала. — Боже мой, я думала, мы сможем хоть минут пять побыть цивилизованными людьми. Черт побери, забыла, с кем имею дело.

Я всегда переходила на вульгарности при общении с Джеком. Всего пять минут в его компании, и вот, пожалуйста, заговорила, по выражению Габриеллы, как торговка с рынка.

— Ну и что ты хочешь обсудить? Почему ты встречалась с кем-то в одно время со мной? Или как дела в фирме? Кого ты теперь обманываешь? Как его — Джеймс? А-а, Джейсон. Он просто расплачивается за все человечество.

— Джек, откуда такое ехидство? Ревнуешь, что ли?

— Ну да, конечно! Кому-то другому, а не мне, достается такое счастье — брак с женщиной, которая сделает из мужа посмешище. О-о, дорогуша!

Я подпрыгнула от неожиданности. Тощая блондинка с немного косоватыми глазами стояла у нашего столика, пытаясь сконцентрироваться на Джеке. Она ослепила меня широкой белоснежной улыбкой, потом наклонилась низко к Джеку, расцеловала его в обе щеки и дала ему возможность заглянуть в ее глубокое декольте.

Я зевнула и стала оглядываться.

Из моего угла был отлично виден весь ресторан. Что означало одно: Джек Форрестер заказал лучший столик. Подальше, у арочных витражных окон, впускающих свет с улицы, но не дающих заглядывать внутрь, я увидела нескольких занятых едой сердитых типов. Они тоже чувствовали, что их место в ресторане «Сибирь». Ближе к нам я заметила накачанного мужчину в розовой цветастой рубашке — звезду сериала. Он тыкал вилкой в салат, поданный в тарелке на кружевной бумажной салфетке. А к соседнему столику шел пожилой мужик, и я могла поклясться, что это известный актер. По-моему, из фильма про хоббитов. При его приближении две женщины встали из-за столика, он поцеловал в щеку одну из них, после чего та вкрадчиво произнесла, обратившись к другой: «Ты знакома с Йеном?»

Джек пробормотал тощей блондинке что-то насчет «проекта», который «на мази», но надо подождать, «когда дадут зеленый свет», и она устремилась назад, к своему столику.

— Вот, значит, кто твоя дорогуша.

Джек опустил глаза:

— Я обращаюсь к даме «дорогуша», — объяснил он, — когда не могу вспомнить ее имени.

Я вертела своим бокалом:

— Ну, и как дела в конторе?

Он засмеялся.

— Нет, правда. Я слышала, дела идут хорошо.

— Да-а? От кого слышала?

— Ну, черт возьми, Джек. Поставила прослушку в твоем офисе… — Я смотрела на него с неприязнью, но потом все же призналась: — Мой шеф наслышан о тебе и к слову упомянул.

Джек потер шею:

— Все верно, — и добавил более дружеским тоном: — У меня есть довольно приятные клиенты. С некоторыми ты даже знакома лично.

— Я? — Я от души рассмеялась. — Вот уж этого не может быть: я не знакома ни с одной знаменитостью!

— Джонатан Коутс. Мистера Коутса знаешь ведь?

— Мистер Коутс! — рассмеялась я. — Тот мистер Коутс, который преподавал драму в моей начальной школе?

— Это была и моя начальная школа.

— Угу, знаю. А он тут при чем?

— Он очень талантливый актер, читает текст за кадром.

— Еще бы тебе так не говорить. Ты же его агент. Смешно.

— Он увидел мое имя в ежегоднике «Актеры и агенты» и позвонил, что тут удивительного?

Джек снова посмотрел на свою трубку.

— Спешишь?

— Да. Так что говори, что собиралась, и расстанемся навеки.

Это было так жестоко. Я попыталась сначала вспомнить, что собиралась сказать, и тогда уже заговорить, но мой язык как будто оброс мхом. К моему ужасу, у меня задергался нос, и я смутно припомнила, что это предшествует слезам.

Вот ведь в чем дело. От меня требовалось низкопоклонство. Джейсону недостаточно было, чтобы я облегчила свою душу, он хотел письменного доказательства, что Джек и я — как он это сформулировал — «снова лучшие друзья». Получить такую расписку от Джека было так же невероятно, как заключить мир на Ближнем Востоке.

— Знаешь, — сказала я, — ты меня, пожалуйста, прости за то, что произошло. Но я действительно не считаю, что все было так страшно, как ты подумал. Я ведь по существу ничего не делала… особого с Гаем. Вообще ничего, когда с тобой отношения начали становиться серьезными. Я хочу сказать, в начале всяких отношений бывает такой неопределенный период… — Джек барабанил пальцами по столу. — Что-то не гак?

— Ханна. То, что ты говоришь, не похоже на извинение.

— Конечно, нет. Это не извинение. Это объяснение. У меня были эксцентричные представления о взаимоотношениях, когда я встретила тебя. Джейсон ходит к… — я поморщилась, — психотерапевту, и тот, гм, советует оглядываться назад, чтобы… э-э… идти вперед. Он считает, что если бы ты понял меня, ты смог бы меня простить. И тебе стало бы легче думать об этом… эпизоде.

— Вот оно что! Ну, так этого не будет.

— Но… — я стала заикаться, — дай мне шанс.

Джек испугал меня — неожиданно рывком подался вперед и положил обе руки на стол:

— Ханна, твой парень требует от меня невозможного. Ты говоришь, он хочет, чтобы мы с тобой проанализировали наше прошлое, вытащили проблемы, скажем, как блох из собачьей шерсти, и все исправили, оставив тебя чистой и невинной, безгрешной, как новорожденный младенец.

Я кивнула. Мысленно я все еще пыталась понять аналогию с ногой собаки.

— Да. Именно этого он хочет. Даже если ты саркастически это воспринял. Но почему ты так?..

— Потому что тут нет решения, и отчасти проблема в том, что ты этого никогда не поймешь. Если ты кого-то обманула, это никуда не уйдет. Ты меня предала, Ханна, предала, хотя я тебя любил больше, чем когда-нибудь смогу полюбить другую женщину, а ты этого не видела, не признавала. Ты и сейчас не можешь понять, у тебя другое устройство мозга, у тебя нет соответствующих эмоций, ты — чертов… аутист! Не могу я простить тебе того, что ты со мной сделала; ты изменила меня как личность в худшую сторону, и я тебя за это ненавижу.

Ну вот. Наконец все сказано. Прямо, от сердца. И прямо в сердце. Это сказало мне больше о том, как Джек воспринимает мой поступок, чем все его речи в прошлом. Теперь мне следовало пасть к его ногам, раздавленной стыдом. Но я не сделала этого. Он раздражал меня до чертиков. Он был надутой свиньей, погрязшей в жалости к себе, он просто не умел слушать.

— Ты полный дурак, сам разбирайся в своих проблемах, — заявила я и вышла из ресторана.

Точнее, я пулей вылетела из ресторана. Меня охватило бешенство. Разговор получился вполне в духе наших прежних отношений с Джеком. Нам и раньше хватало десяти секунд, чтобы поссориться. В ушах еще звучали его слова: «Я тебя ненавижу». У меня от гнева даже дыхание сперло. Вообще-то я не привыкла так бурно реагировать на события своей жизни.

Ход моих мыслей прервала такая картина. Прямо перед собой я увидела очень стильную даму, давившую ногой окурок. Она втаптывала его в землю с такой силой, как будто это был ее личный враг.