Проживание признается совместным, если партнер ночует в доме женщины в течение трех ночей подряд, не считая выходных. Грегу следовало зафиксировать его присутствие в квартире поздним вечером и ранним утром. Ему нужна была всего-то пара фотографий. Поздний вечер Грег брал на себя, он мог поставить на это место кого-то вроде Рона. От меня же требовалось следующее: подойти к школе сына женщины с Джудом в коляске, и посмотреть, кто будет забирать ребенка из школы. Никто не обратит внимания на женщину с карапузом, а одинокий мужчина возле школы выглядит подозрительным.

У нас был рюкзак с вмонтированной в лямку мини-камерой. Я могла поднять ее на нужную высоту. Грег надеялся, что мама и ее новый бойфренд вместе придут забирать ребенка из школы. Нам надо было зафиксировать этот момент. Потом, если они приедут на машине бойфренда, мы последуем за ними и посмотрим, в чей дом они поедут — к нему или к ней. Мы с Джудом назывались «команда». Рон должен был быть поблизости в своей машине, готовый сопровождать нас. Грег вручил мне фотографию женщины. Некая Дара — худая, длинные гладкие каштановые волосы, сухая кожа, не хватает пары зубов. Она не была похожа на особу, купающуюся в роскоши.

— А-а-а! — сказал Джуд, протягивая ключи.

— Большое спасибо, — ответила я. — Ты очень любезен. Может, э-э-э… поиграешь с моим ноутбуком?

Я взяла его к себе на колени, он ухватился за клавиатуру и одним махом вырвал пять букв: «д», «с», «к», «ф», и «у».

Наступила моя очередь говорить «А-а-а!»

Почему-то Джуда это развеселило. Он вообще был веселый парень. Откинув голову назад, он хохотал с открытым ртом, демонстрируя все свои шесть зубов. Это было так мило, что я тоже захохотала. Мы пятьдесят раз повторили весь процесс: мои крики «А-а-а!» — взрыв хохота.

Грег то входил в мою комнату, то выходил.

— Тебе пора, — заметил он. — Если хочешь ее застать.

— Верно, — и тут Джуд застонал. Я посмотрела на него: его лицо побагровело. — О Боже! — вскричала я, — у него припадок, надо вызывать скорую…

— Это выражение лица называется «Фу!», — объяснил Грег. — У всех людей оно такое, когда они сидят на унитазе.

Я прижала руку к сердцу и вздохнула. Потом хитро взглянула на Грега:

— Мне лучше поспешить, ты же мне поможешь?..

Я медленно толкала коляску с Джудом по улице в направлении школы. Он ворковал что-то себе под нос, потом долгим радостным «Пливе-ет!» приветствовал алкоголика, проковылявшего, спотыкаясь, мимо нас.

У моего объекта — Лары — тоже был мальчик, лет пяти. Его звали Чарли. Я задумалась: интересно, насколько суд уменьшит алименты на содержание матери и ребенка, если я докажу, что бойфренд действительно живет у нее. Странное правило. Насколько я знаю, среднестатистический бойфренд, живущий у своей подруги, — это черная дыра, поглощающая деньги. Ларе надо как минимум вдвое увеличить алименты. Я стала думать, чего она не сможет купить для Чарли, когда я представлю доказательства. Трехколесный велосипед? Мороженое? Обувь?

Я свернула налево и вместо ведения наблюдения повезла Джуда в парк.

Мы вместе с ним сели на карусель, и я позвонила Рону:

— Она одна, кроме нее никого нет. И… — Я покрутила какую-то ручку, которую не следовало, — камеру заклинило. — Я завтра снова попробую, а до тех пор достану какую-нибудь информацию.

— Черт побери, — расстроился он, будто это касалось его лично.

Я посадила Джуда на качели, потом прокатила его на детской горке. Потом дала молока, как велела Габриелла. Он немного поорал, когда я стала снова запихивать его в коляску, но вскоре успокоился. Сначала я подумала, что он обиделся на меня и надулся, но оказалось, что он уснул. На его длинных темных ресницах блестели слезы; розовые, как бутоны, губки приоткрылись. Невероятно, подумала я, ведь я все сделала правильно! И мое сердце затрепетало от любви.

Я громко произнесла «любовь», но ничего сверхъестественного не случилось. Поэтому я вернулась в офис, где сразу же начала оправдываться:

— По-моему, у бывшего мужа ошибочка вышла, — доложила я Грегу. — Но я не смогла отснять никакого материала, камера сломалась. Можно, я завтра еще раз попробую? Или вечером послежу за домом, — как скажешь.

— Странно. Камера была в полном порядке. Ну, ладно. Вечером подежуришь. Рон, конечно, настроился уже. Но ты мне дешевле обойдешься.

— Без проблем. — Я вытерла под носом. Я даже вспотела. И не только из-за летней жары. Врать Грегу ужасно. Он же профи и легко догадается, что я говорю неправду.

— Кстати, звонила мать ребенка. Я сказал ей, что ты ушла на задание, и с ребенком все в порядке. Ах да, еще звонил твой отец. Судя по голосу, он был чем-то сильно расстроен.

Я смотрела Грегу вслед, пока он шагал к себе в кабинет. Представлял ли он, что натворил?

Габриелла влетела с каменным лицом. Увидела, что Джуд спит, за руку вытащила меня в коридор. Осторожно прикрыв дверь, она тихим зловещим шепотом проговорила:

— Я думала, что могу тебе доверять. Я тебе сказала, специально подчеркнув, чего не следует делать, а ты тут же именно это и сделала. Тебе просто понадобилось воспользоваться моим сыном в интересах твоей дурацкой работы, ты вовсе не хотела просто побыть с ним. Ты не уважаешь никого, ты холодная, злобная эгоистка! Как ты смела, подвергнуть опасности моего ребенка, и это после всего, что я сделала для тебя и твоего идиота Джейсона! Меня от тебя тошнит…

— Но я… — Я сделала попытку посмотреть, закрыта ли дверь в кабинет Грега. Но она оказалась открытой, он смотрел прямо на меня. Я снова обернулась к Габриелле.

— Ему не грозила ни малейшая опасность, Богом клянусь. Но мне, правда, жаль, Габи, что так получилось. Прости меня.

Я старалась дать ей понять, что сейчас не могу говорить, но она была слишком возбуждена, чтобы заметить мои сигналы:

— Знаешь, Ханна, ты напрасно извиняешься. Это ничего не изменит.

После этого она оттолкнула меня с дороги, схватила коляску со спящим в ней Джудом и покатила ее прочь, крепко стиснув челюсти. Я неуклюже, боком пробралась к себе, захлопнула дверь и забормотала, уткнувшись носом в ладони: «Позже ей все объясню». Но в том настроении, в каком Габи была сейчас, не было смысла с ней разговаривать.

Потом я позвонила отцу. Я надеялась, что мое обручение с Джейсоном его обрадует и вернет мне его любовь. По крайней мере, он позвонил сам. Во время нашей последней встрече он решил, что я обманщица, и вышвырнул меня из дома. Он пошел на контакт, и это уже надо расценивать как добрый знак.

Но все оказалось совсем не так.

Он звонил сообщить, что умерла моя бабушка.

В основном моя совесть просыпается, только когда я позволяю себе есть чипсы. Но, получив такое известие, я стала корить себя за то, что так и не навестила бабушку. И тут же себя отругала за такие мысли. Я ведь согласилась сходить к бабушке Нелли вовсе не по доброте душевной. Я согласилась на это, потому что не хотела, чтобы она ушла в мир иной с обидой на меня. А это было нечестно.

— Но ведь у нее был небольшой удар, — сказала я Роджеру в ответ на его сообщение.

— Да, верно, но ее доконал второй.

Странно это прозвучало, но в удрученном состоянии ляпнешь и не такое.

— Бедная мама. Как она перенесла ее смерть? Как правило, мы с отцом не обсуждаем мамины душевные состояния, соблюдая негласное правило: каковы бы они ни были, все они — ее личное дело.

— Она сейчас убирает комнату Нелли.

— О-о!

Это не было ответом на мой вопрос, но я не настаивала. Из его тона стало ясно, что я еще не прощена.

— Скажи, как назывался ее дом престарелых?

— Ханна, я не имею ни малейшего…

— Ладно, обойдусь.

Я позвонила маме на мобильник.

— Алло?

— Мам, это я, Ханна. Мне так жаль, что бабушка Нелли умерла. Как она? — Я совсем спятила. — То есть как ты? Как себя чувствуешь?

Мама молчала.

— Ты в порядке? Я хочу сказать, понятно, какой там может быть порядок, но…