— Я подумала, что, возможно, в вашей жизни было какое-то событие, которое могло привести вас к убеждению…

— Какому убеждению?

— Убеждению, что эмоциональная открытость опасна.

— В моей работе она опасна. Даже очень. Я хочу сказать, если работаешь под прикрытием и…

— Она говорит не о твоей дурацкой работе! — завопил Джейсон.

Психотерапевт приняла смущенный вид:

— Ханна, Джейсон, боюсь, наше время истекло. Может, кто-то из вас хочет что-нибудь добавить?

— Да, — сказал Джейсон, — я хочу добавить. Я знаю, у меня есть недостатки, но у нее их больше, и теперь, когда она сказала, что хочет еще раз попробовать, я растерялся. Хотя мне очень неудобно перед Люси, но я хочу дать Ханне еще один шанс, однако, чтобы у нас все получилось, она должна немножко научиться отдавать, адаптироваться…

Психотерапевт заерзала в кресле:

— Джейсон, извини. Мы должны заканчивать через секунду. Меня ждет следующий пациент.

— Ладно, но я просто хочу, чтобы она знала: если бы она призналась, почему она такая, все бы изменилось. Я хочу сказать, она даже не сказала вам… — Он свирепо смотрел на меня.

Психотерапевт поднялась с места:

— Боюсь, нам пора заканчивать. — Сделала паузу. — Не сказала чего?

Я нахмурилась, глядя на Джейсона. Потом поняла:

— Ах, вот в чем дело. Он имеет в виду, что я уже была замужем… В двадцать лет. В течение пяти месяцев. Я бестолковая старая разведенка, обремененная тоской и сожалением. Это к делу относится?

Этот факт — единственное, что роднит меня с Дженнифер Лопес. Хотя нет, еще нас объединяют размеры наших задниц, но об этом я лучше промолчу. Видимо, я не настолько готова к самобичеванию, насколько следовало бы. Боже, до чего все получилось неловко. Свадьба была на широкую ногу. Отцу хотелось пустить пыль в глаза. Я и сама люблю показуху, так что с радостью согласилась на все его выдумки. В душе все пело: я — невеста! Все должны прыгать вокруг меня! В день, когда выходишь замуж, тебе все можно. Свою школьную подругу Мартину я попросила быть подружкой невесты. Она спросила:

— Приглашаешь, потому что я толстая?

— Правильно мыслишь, — ответила я. — Потому только и пригласила. Думаю, рядом с тобой я буду кл-л-лассно смотреться.

— Ясно, — ухмыльнулась она, — тогда я согласна.

Мартина была одной из немногих, кто не считал мой брак с Джеком ошибкой. В основном все родственники были в отчаянии. Только отец жены кузена, которого я видела два раза в жизни, сказал мне: «Поздравляю. Я не поддерживаю этих «феминисток». Как они там себя называют — «одиночки»? Жизнь женщины бессмысленна, если ее рука не зажата в твердой мужской руке». Я ответила: «Вот как? Никогда не была поклонницей садо-мазо». Большинство родственников вообще никак не могли решить, одобрить мой поступок или осудить. Пора ли мне стать солидной замужней дамой, или же я связываю себя семейными узами, едва выйдя из подросткового возраста.

А жена кузена так отреагировала: — Ханна, выходить замуж в таком возрасте ненормально, тем более ты — из среднего класса, и у тебя есть образование. Скорее всего, тебе захочется сделать карьеру — здесь нужна определенная свобода, ты должна сначала примерить другие социальные роли и изучить свои личностные возможности.

Надо так понимать, что совместить это нельзя. Я посмотрела на нее так, будто она спятила. Во-первых, у меня не было еще образования. Во-вторых, почему замужество должно помешать карьере? Оно больше, чем свобода, может помочь: если повезет, мне больше не придется тралить улицы в поисках мужчин в любое время суток. В-третьих, не могла же она считать Джека, как она выразилась, «моим первым»? Возмущают меня люди, которые произносят фразы типа «мой первый». Собеседник, домысливая фразу, неизбежно представляет, что имеется в виду секс. Это пошло.

Отец же мой был в восторге. Он любил Джека. И мать его любила, я это видела. Я и сама ого любила. Он, конечно, был порядочная дрянь, но я его любила. Начинал он адвокатом в Сити, в фирме, о которой говорили, что ее сотрудницы все, как одна, красавцы. Он был заносчив и груб, но забавен и симпатичен, так что этим в основном и держался. Мы с ним учились в одной школе, как и с Джейсоном, но они не были знакомы, потому что Джек пришел к нам в шестом классе, а Джейсон был на три класса младше. Но, в противоположность Джейсону, Джек не был в таком уж восторге от меня. Оказалось, что мы с ним учились в одной начальной школе, — возможно, он помнил меня в то время, когда я гонялась за мальчишками по игровой площадке в костюме тыквы. Наши отношения напоминали мне игру кошки с мышкой. Я не возражала. Я играть любила. А когда мне становилось скучно, Джек всегда развлекал меня.

Он был страстным поклонником Элвиса, но не таким нудным и демонстративным, как многие. В отношении Пресли он был пуристом, что мне нравилось. Однажды я его спросила:

— Ты бы согласился, чтобы я умерла, если тогда Элвис оживет?

Подумав, он сказал:

— И мне придется тогда околачиваться возле него?

Мы состязались, кто быстрее выведет другого из себя. Особенно я любила позвонить ему на мобильник, зная, что он в поезде.

— Ты где?

— В поезде.

— Не поняла?

— Я сейчас в поезде.

— Повтори, не слышно.

— Я сейчас в… ой, отцепись, Колючка.

Он называл меня Колючка. Не скажешь, что романтично, но мне казалось весьма остроумным.

В основном я согласилась выйти за него, считая, что его это выведет из себя. И в итоге так оно и вышло.

Он долго думал, прежде чем сделать предложение. Все началось (обратите внимание) в Рождественскую ночь. Я сбежала из дома, как только приличия позволили, оставив родителей в их красных рождественских бумажных колпаках, и рванула к нему на квартиру, в крошечное помещение над греческим рестораном. Джек после окончания университета не вернулся в дом родителей, да и вы бы к таким не вернулись. Это были люди-ледники.

Разорвав обертку полученного от него подарка, я пришла в ярость: оказалось, он купил мне картинку-пазл, состоящую из тысячи деталей. Вот свинья! На коробке не было картинки, и я сказала:

— Хотелось бы, чтобы это оказалось что-нибудь хорошее… Интересно, что там?

— Есть только один способ узнать, — ухмыльнулся он.

К трем часам второго дня Рождества, в День подарков (я отвлекалась, и потом я не очень-то умею собирать пазлы), я приложила последний кусочек и не поверила своим глазам: на сплошном черном фоне белыми буквами написаны были четыре слова: «Колючка, выйдешь за меня?»

Я поморгала, протерла глаза. У меня было такое ощущение, будто голова наполнена желе. Руки тряслись. Я обернулась к Джеку: он прислонился к дверному косяку с загадочным выражением лица.

— Так, ладно, — сказала я. — А где настоящий подарок?

Джек не был сентиментален, и поскольку он не бомбардировал меня романтическими виршами (в двадцать лет у меня были общепринятые представления о проявлениях любви), я приняла его за человека, умеющего управлять своими чувствами. Так что я приложила все усилия, чтобы тоже научиться держать себя в руках. Бабушка Нелли говорила: «Не та курица громче всех кудахчет, что снесла самое большое яйцо», но я не была склонна к ней прислушиваться. Когда я рассказала Мартине, что Джек предложил мне выйти за него замуж, у нее рот открылся, как капкан. Она сказала:

— Я не думала, что такие, как Джек, делают предложения. Я думала, что такие, как он, просто хамы.

Я тоже так считала. Сколько я знала Джека, он всегда держался отчужденно.

В школе мы кивали при встрече в знак приветствия. Позже столкнулись в кинотеатре «Эвриман», в Хемпстеде, выходя после сеанса фильма «Крутой». Я в фойе наступила ему на ногу, извинилась и узнала его: «А, это ты! Привет!» Огляделась, проверяя: он оказался один, как и я.

От его близости я ощутила необычный прилив адреналина. Он не отходил.

— Ну, и как тебе фильм, Ханна? — Мне было приятно, что он помнит, как меня зовут. О чем-то это говорит, и я безрассудно ответила: