— Наверняка из-за мужа. Знаешь, — она засмеялась, — я встретила его недавно с шикарной бабенкой в «Европейском». Блондинка, уже не первой молодости, но симпатичная, элегантная. Они ворковали как пара голубков. Ну прямо цирк!

— Почему? Может, они любят друг друга. — Продавщице нравились романы, разумеется, чужие — своего мужа она держала под каблуком.

— Что ты! Этот Казимеж такой повеса, он уже не одну обхаживал, мы-то знаем, не раз видела его я или Зоська, другая наша официантка. Вчера хозяйка жаловалась кому-то по телефону, что муж все чаще не ночует дома, приходит только на рассвете. В бар тоже редко заглядывает. А жаль, мы его любим. Он милый, симпатичный и порядочный. А она выглядит ужасно — неудивительно, что Казимеж не приходит ночевать, — снова засмеялась она.

Йолка заплатила за яйца и сыр и попрощалась с продавщицей.

Полковник взглянул на собравшихся, заглянул в блокнот и продолжил:

— Я уже говорил, что с августа прошлого года резко возросла преступность — нападения с целью ограбления, изнасилования, кражи со взломом, хулиганские выходки. Рост от десяти до нескольких десятков процентов! В некоторых воеводствах преступность увеличилась почти в два раза. Сами понимаете, что это значит.

Офицеры, присутствовавшие на совещании, шумно поддержали это заявление полковника. Они выглядели усталыми и раздраженными. Им на практике было известно, что означали эти проценты.

— В листовках и надписях на стенах домов можно прочитать, что милиция избивает, похищает, истязает людей. Распространяются так называемые «открытые письма», направленные против нас и наших семей. Милицию осуждают за то, что ей предоставлены самые различные привилегии, выдвигаются требования лишить нас законного права на отдых, лечение в санаториях и так далее. В Закопане, и не только там, разбрасывались листовки, призывавшие не обслуживать милиционеров в учреждениях общественного питания, не продавать им горючего на бензозаправочных станциях.

Полковник расстегнул пуговицы на милицейской куртке — в зале было жарко, — посмотрел на часы и перевернул несколько страниц в записной книжке.

— Больше всего преступлений совершается на сексуальной и еще точно не установленной почве. Об эскалации жестокости со стороны преступников, об их беспощадности, об актах насилия, о все более частом применении огнестрельного оружия я уже говорил. Хотелось бы только добавить, что сегодня у нас в стране свыше ста тысяч так называемых социальных паразитов, людей, которые нигде не работают и не учатся. Нами зарегистрирован также огромный рост цен на «черном рынке», где товары продаются на иностранную валюту и золото.

Он помолчал, некоторое время глядя на своих товарищей. Все присутствующие были офицерами с многолетним стажем, опытными, хорошо разбирающимися как в криминалистике, так и в психологических мотивах действий преступников. Каждый из них имел высшее образование, некоторые окончили Академию внутренних дел. Они представляли все воеводские управления, каждый знал свой район, как собственный карман, и то, что сейчас говорил им полковник, мог проиллюстрировать десятками примеров. Ему было известно это. Но хотелось собрать их всех вместе, постараться все подытожить, а затем вместе подумать, что предпринять дальше.

Полковник так же, как и каждый из них, переживал горечь, раздражение, разочарование. Он, как и они, спас не одну жизнь, десятки, а может, сотни раз задерживал воров, взломщиков, пьяных скандалистов, хулиганов, возвращал владельцам похищенное у них имущество, предотвращал налеты, находил убийц. И это все по воле некоторых теперь вдруг было предано полному забвению, как будто никогда не существовало. Неизвестные лица, а может, и не такие уж неизвестные, обращались к нему, ко всем офицерам и подофицерам в листовках, бюллетенях, надписях на стенах домов: «Вы не нужны! Никому — никогда — ни для чего». Это говорили даже люди, которые еще недавно обращались к милиции за помощью, потому что их обокрали, убили отца или мать, изнасиловали жену или дочь, избили без какой-либо причины. Но обо всем этом они не хотели сегодня вспоминать.

— Ну что ж, на нашу долю выпало тяжелое испытание, — закончил он свое выступление. — И наш долг — свято выполнять свои служебные обязанности. Без выходных и отпусков. Ситуация требует обеспечить безопасность граждан, спасти страну от полной анархии и насилия со стороны преступных элементов. — Он окинул взглядом зал и добавил решительным тоном: — Это приказ, товарищи!

Ночь выдалась темной и холодной. Зеленый обшарпанный польский «Фиат-125» остановился в глубине леса возле поляны. Человек в темных очках, выйдя из машины, осветил себе путь фонарем, хотя к тайнику мог подойти даже с закрытыми глазами. Но он боялся поскользнуться на мокрых от дождя камнях и разбить пару красивых хрустальных ваз, лежавших в сумке.

Как всегда, он отыскал дверь, отворил ее и вошел в подземелье. С заметным волнением стал рассматривать умело ограненные, изящные вазы, переливавшиеся всеми цветами радуги. Огляделся, чтобы найти для них подходящее место, и вдруг словно окаменел. Что-то его насторожило, он скорее почувствовал, чем услышал, шум, долетевший сюда сверху, через вентиляционное отверстие.

С минуту он прислушивался. Звук повторился, как будто что-то задело за корпус машины или за камень. Животное?.. Или человек?

О применении огнестрельного оружия не могло быть и речи: у него не было глушителя к пистолету. Поэтому он взял в руку небольшую, но тяжелую свинцовую трубу, лежавшую на всякий случай с давних пор всегда в одном и том же месте. Потом погасил лампу, бесшумно открыл дверь подземелья и скорее выполз, чем вышел, наружу.

Человек в очках сразу понял, что произошло: он забыл выключить фары. «Фиат» был виден издалека, ко всяком случае с лесной дороги, и кто-то пришел на этот свет. Теперь неизвестный стоял, склонившись над багажником, и, видимо, силился прочитать то, что было написано на номерном знаке.

Человек в темных очках решил не терять ни секунды. Он подкрался поближе, внезапно выпрямился, и, прежде чем пришелец сориентировался, что означает шорох за спиной, по его склонившейся фигуре был нанесен страшный удар. А когда он упал, то получил еще несколько сильных ударов по лицу, но их уже не почувствовал.

Человек в темных очках тяжело дышал. Вдруг ему пришло в голову, что неизвестный мог быть не один, поэтому он переложил трубу в левую руку и вытащил пистолет, сняв его с предохранителя. Но вокруг царила тишина, лишь изредка нарушаемая падавшими с мокрых листьев каплями воды. Он выждал несколько минут, огляделся, прислушался. Затем выключил фары и снова подождал. Наконец пришел к выводу, что незнакомец был один.

Теперь нужно было решать, что делать дальше. Поразмыслив, он наклонился и сдвинул мертвое тело, а потом затащил его в подземелье и бросил, как мешок с картошкой, на пол. Присев отдохнуть, он равнодушно посмотрел на разбитое лицо человека, которого он убил только потому, что тот мог стать опасным свидетелем.

Он осмотрел карманы убитого. Хотелось знать, кем он был, это могло пригодиться. Вытащил паспорт: Данель Мрозик, холостой, проживает в Варшаве… улица, дом номер… двадцати шести лет. На одной из страниц рядом с записью о месте работы стояла печать крупной столичной фабрики. В другом кармане убитого лежало служебное удостоверение, где называлась специальность Данеля Мрозика — механик. Еще он обнаружил пачку сигарет, зажигалку, носовой платок, несколько автобусных и трамвайных билетов, старый билет на автобус дальнего следования, ключи — видимо, от квартиры, — разбитые солнцезащитные очки. На руке — золотые или позолоченные часы фирмы «Омега», на шее — цепочка с медальоном.

Он сгреб все это, положил в целлофановый пакет и, взяв лопату, вышел на поляну. В густой траве между деревьями выкопал яму, бросил туда пакет, засыпал землей, прикрыл сверху травой, листьями. Вроде никаких следов. Разве только среди бела дня кто-нибудь… Но кто станет ни с того ни с сего раскапывать землю именно здесь? Чепуха!