Корабль взмыл в космос.

Все чувства в Бейли как-то притупились, и он не ощущал связи с реальностью. Он твердил себе, что с каждой секундой отдаляется на тысячи миль от Земли и от Джесси, но в голове это не укладывалось.

На второй день — или на третий (он мог судить о времени только по чередованию еды и сна), Бейли испытал странное ощущение, как будто его вывернули наизнанку. Он понял, что это Скачок — уму непостижимый, почти мистический, мгновенный переход через гиперпространство, перенесший корабль со всем его содержимым из одной точки космоса в другую, через много световых лет. Потом последовал ещё один провал времени и ещё один Скачок, снова провал и снова Скачок.

Ну вот, сказал себе Бейли, я теперь за десятки световых лет от Земли, за сотни, за тысячи.

Точной цифры он не знал — да и кто на Земле ведал, где находится Солярия? Бейли мог побиться об заклад, что никто об этом и понятия не имеет. Он чувствовал себя ужасно одиноким.

Корабль начал замедлять ход, и к Бейли вошёл робот. Своими красными глазами он внимательно осмотрел пристежные ремни, ловко подтянул гайку, проверил амортизатор.

— Посадка через три часа, — сказал он. — Пожалуйста, оставайтесь в этой комнате. За вами придёт человек, который проводит вас в вашу резиденцию.

— Подожди, — нервно сказал Бейли. Пристегнутый, он чувствовал себя беспомощным. — В какое время дня мы совершим посадку?

— По галактическому времени, — тут же ответил робот, — будет…

— По местному, бой. По местному! Иосафат!

— Солярианские сутки, — как ни в чём не бывало продолжал робот, — состоят из 28,35 стандартного часа. Они делятся на десять декад, каждая из которых делится на сто центад. По расписанию мы прибываем на двадцатой центаде пятой декады.

Бейли ненавидел этого робота. Ненавидел за тупость, за то, что он вынуждает его, Бейли, задать прямой вопрос и тем выдать свою слабость. Ну что ж, делать нечего. Бейли спросил с видимым безразличием:

— Это будет светлое время суток?

— Да, господин, — кратко ответил робот и вышел.

Светлое! Придётся выйти на поверхность планеты среди бела дня.

Бейли не мог даже представить, как это будет выглядеть. Порой он наблюдал открытое пространство, находясь в стенах Города, и даже выходил в него на какие-то мгновения. Но всегда поблизости находились стены, то есть убежище.

На какое убежище может он рассчитывать теперь? Не будет даже ложных стен ночной тьмы, чтобы помочь ему.

Но нельзя же проявить слабость перед космонитами — будь он проклят, если проявит. Бейли стиснул зубы, прислонился к противоперегрузочной переборке и стал мужественно бороться с паникой.

Он изнемогал в этой борьбе — одних доводов рассудка было недостаточно.

Люди всю свою жизнь живут в открытом пространстве, твердил он себе. Так живут космониты. Так жили наши предки на Земле. Укрываться совсем необязательно. Только моё сознание говорит мне, что это не так, но оно ошибается.

Всё впустую. Нечто такое, что было сильнее и выше рассудка, взывало об укрытии и начисто отвергало открытое пространство.

Бейли начинал понимать, что терпит поражение. В конце концов он всё же струсит, задрожит и будет представлять собой жалкое зрелище. Космонит, которого пришлют за ним (с фильтрами против бактерий в носу и в перчатках для пущей безопасности), не сможет почувствовать к нему даже здорового презрения — одно только омерзение.

Бейли держался из последних сил.

Корабль совершил посадку, ремни автоматически отстегнулись, амортизирующее устройство ушло обратно в стену, но Бейли остался сидеть. Он боялся, но решил не подавать виду.

Когда тихо открылась дверь отсека, Бейли отвёл взгляд, но краем глаза увидел высокую фигуру с волосами цвета бронзы. Космонит, один из гордых потомков землян, что отреклись от своего родства.

— Партнер Элайдж! — сказал космонит.

Бейли рывком повернулся к нему, широко раскрыл глаза и почти непроизвольно вскочил.

Он увидел лицо с высокими скулами, совершенно безмятежные черты, безупречное тело, невозмутимые голубые глаза.

— Д-дэниел!

— Я рад, что вы меня помните, партнер Элайдж, — сказал космонит.

— Как не помнить! — Бейли испытал глубокое облегчение. Это была частица Земли, его друг, утешитель и спаситель. Бейли захотелось вдруг броситься к космониту, стиснуть того в объятиях, засмеяться, хлопнуть по спине — словом, проделать все глупости, подобающие старым друзьям, которые встретились после долгой разлуки.

Но инспектор удержался — что-то удержало его. Он всего лишь сделал шаг вперёд, протянул руку и сказал:

— Разве я мог вас забыть, Дэниел.

— Мне очень приятно, — кивнул Дэниел. — Я, как вам хорошо известно, тоже не в состоянии забыть вас, пока нахожусь в рабочем состоянии. Рад нашей встрече.

Дэниел крепко, но не больно пожал руку Бейли — и отпустил её.

Бейли от души понадеялся, что робот не может заглянуть к нему в мозг и прочесть там, что на одно безумное мгновение, которое не совсем ещё миновало, Бейли воспылал к Дэниелу нежной дружбой, почти любовью.

Нельзя же, в конце концов, питать такие чувства к этому Дэниелу Оливо — он ведь не человек, а всего лишь робот.

Робот, так похожий на человека, сказал:

— Я попросил протянуть рукав от корабля к вашей роботизированной транспортной машине.

— Рукав! — не понял Бейли.

— Да. Это распространенное приспособление. Часто применяется в космосе для перехода или переноса груза с одного корабля на другой, чтобы не пользоваться специальным противовакуумным снаряжением. Вы, очевидно, с этим приспособлением незнакомы.

— Нет, но могу себе представить.

— Довольно трудно соединить таким образом корабль и сухопутный транспорт, но я тем не менее потребовал, чтобы это было сделано. К счастью, миссия, доверенная нам с вами, имеет первостепенную важность, и все вопросы решаются незамедлительно.

— Значит, вам тоже поручили расследовать это убийство?

— Разве вас не информировали? Жаль, что я не сказал вам сразу же. — Однако сожаление, как и прочие чувства, не отражались на безучастном лице робота. — Доктор Хэн Фастольф, с которым вы встречались на Земле во время нашей общей работы и которого, надеюсь, вы помните, первый предложил вас в качестве следователя. И поставил условием, что я снова буду работать с вами.

Бейли невольно улыбнулся. Доктор Фастольф являлся гражданином Авроры, а Аврора была самым мощным из Внешних Миров. Очевидно, советы аврорианца имели здесь вес.

— Нельзя разбивать команду, которая хорошо сработалась, а? — сказал Бейли. Восторг, вызванный появлением Дэниела, начинал проходить, и тревога снова сжимала грудь.

— Не ручаюсь, что доктор Фастольф имел в виду именно это, партнер Элайдж. Судя по распоряжениям, я скорее заключил бы, что в его интересы входило назначить работать с вами того, кто знаком с вашим миром и, соответственно, с вашими небольшими странностями.

— Странностями? — нахмурился обиженный Бейли. Применительно к себе это слово ему не нравилось.

— Так, например, я сразу подумал о том, что нужно протянуть рукав. Мне хорошо известно ваше неприятие открытого пространства, поскольку вы росли в земном Городе.

Бейли резко сменил тему. То ли потому, что его назвали человеком со странностями и надо было отыграться, то ли потому, что жизнь научила его сразу распутывать все логические неувязки.

— На корабле обо мне заботился робот. Робот, — не без ехидства ввернул Бейли, — который и выглядит как робот. Вы его знаете?

— Я говорил с ним перед тем, как подняться на борт.

— Как его зовут? И как его можно вызвать?

— РХ-2475. На Солярии роботов называют только по серийным номерам. — Дэниел перевёл взор на контрольную панель у двери. — Вот кнопка его вызова.

Бейли взглянул туда же. Кнопка, на которую указал Дэниел, была обозначена «РХ», так что её функция не вызывала сомнений. Бейли нажал её, и минуты не прошло, как явился робот, который выглядел как положено роботу.