— Да, сэр. Вам не потребуется прослушивать всю запись.

— А в случае необходимости ты можешь выступить свидетелем в суде?

— Я, сэр? Нет, сэр. — Глаза Жискара были устремлены на дорогу. — Поскольку умело составленная инструкция может заставить робота солгать, причём никакие настояния или угрозы судьи действия не возымеют, закон мудро считает робота некомпетентным для дачи показаний.

— В таком случае для чего ты фиксируешь их?

— Это, сэр, совсем другое. То, что раз зафиксировано, не может быть изменено, а только стерто. Следовательно, зафиксированная запись может служить свидетельством. Однако твёрдого правила не существует, всё зависит от данного дела и данного судьи.

Бейли не понял, что произвело на него угнетающее впечатление — слова Жискара или неестественный жутковатый свет за окнами.

— Ты хорошо видишь, куда ведёшь машину, Жискар? — спросил он.

— Конечно, сэр, но это неважно. Машина снабжена компьютерным радаром и автоматически обогнет любое препятствие, даже если я против всякой вероятности не справлюсь сам. Так мы двигались вчера утром, когда все окна были заматированы.

— Партнер Элайдж, — сказал Дэниел, вновь отвлекая Бейли от неприятных мыслей о надвигающейся буре, — вы правда надеетесь, что доктор Амадиро окажет вам содействие?

Жискар посадил машину на широкой лужайке перед длинным, но не высоким зданием, со сложно украшенным фасадом, которое, несомненно, было новым, хотя и выглядело имитацией чего-то старинного.

Бейли сразу понял, что это административный корпус. Он сказал:

— Нет, Дэниел, боюсь, Амадиро слишком умён, чтобы дать нам хоть маленькую зацепку.

— И что вы сделаете, если так?

— Не знаю, — угрюмо ответил Бейли с ощущением, что это уже было, было, было… — Но постараюсь что-нибудь придумать.

Войдя в административный корпус, Бейли испытал огромное облегчение оттого, что укрылся от противоестественного освещения снаружи. И тут же чуть не усмехнулся.

Здесь на Авроре все дома — частные жилища — были сугубо аврорианскими. Сидя в гостиной Глэдии, завтракая в столовой Фастольфа, разговаривая в рабочем кабинете Василии, пользуясь передатчиком Гремиониса, он ни на секунду не мог вообразить, будто находится на Земле. Нет, эти комнаты отличались друг от друга, и всё же их объединяла общность противоположности подземным квартирам Земли.

Однако административный корпус был пронизан чиновничьим духом, видимо, далеко превосходящим просто человеческий. Административный корпус явно не принадлежал к одному типу с жилыми домами — как и учрежденческие здания в родном Городе Бейли, совсем не похожие на системы квартир в жилых секторах. Однако административные корпуса на двух столь различных мирах обладали странным сходством.

Впервые на Авроре Бейли чуть не показалось, что он вдруг очутился на Земле. Те же длинные, холодные пустые коридоры, та же скудость и функциональность обстановки, те же светильники, рассчитанные на то, чтобы раздражать как можно меньше людей — и нравиться столь же малому количеству.

Были, конечно, детали, на Земле отсутствующие, — например, кое-где висели горшки с растениями, которые купались в солнечном свете и были снабжены приборами (как заключил Бейли) для автоматической дозировки полива. На Земле это напоминание о живой природе отсутствовало, и он предпочел бы без него обойтись. А что, если такой горшок оборвётся? А что, если в растениях заведутся насекомые? А что, если вода будет капать на пол?

Однако кое-чего здесь не хватало. В земном Городе всегда ощущался всеобъемлющий теплый гул людских голосов и машин — даже в самых холодно-официальных административных зданиях. «Деловой Гул Братства», по излюбленному выражению земных политиков и журналистов.

А здесь было тихо. Бейли как-то не обратил внимания на тишину в домах, которые посетил в этот день и накануне, — там всё выглядело настолько непривычным, что одна какая-то несообразность осталась незамеченной. Наоборот, он сознавал жужжание насекомых снаружи, шелест растений под ветром, а не отсутствие «Гласа Человечества» (ещё одно популярное определение).

Но здесь, где словно повеяло Землей, отсутствие «Гласа» было не менее гнетущим, чем оранжеватость искусственного света, куда более заметная среди голых, почти белых стен, чем в жилых домах с их декоративной обстановкой.

Раздумывал Бейли над всем этим недолго. Они стояли внутри парадного входа, где Дэниел, протянув руку, остановил Бейли и Жискара. Через полминуты Бейли спросил шёпотом (под воздействием окружающей тишины):

— Почему мы ждем тут?

— Потому что так разумнее, партнер Элайдж, — ответил Дэниел. — Перед нами щекотное поле.

— Что-что?

— Щекотное поле, партнер Элайдж, если применить эвфемистическое название. Это поле стимулирует нервные окончания, вызывая резкую боль. Роботы способны проходить сквозь него, люди — нет. Разумеется, любое его нарушение, роботом или человеком, сразу включит сигнал тревоги.

— А как ты определил, что тут есть щекотное поле?

— Его видно, партнер Элайдж, если знать, куда смотреть. Воздух словно чуть колеблется, а стена за полем кажется зеленоватой по сравнению со стеной перед ним.

— Но я ничего не замечаю, — с негодованием воскликнул Бейли. — Что помешает мне — или любому другому постороннему — вступить в него ненароком и подвергнуться пытке?

— У членов Института всегда при себе нейтрализатор, а посетителей практически всегда сопровождают роботы, которые сразу обнаружат щекотное поле.

По коридору с той стороны поля к ним приближался робот. (Колебания воздуха стали заметнее на матовом фоне его металлической оболочки.) Жискара он словно не заметил, но, казалось, замялся, переводя взгляд с Дэниела на Бейли и обратно.

Затем принял решение и обратился к Бейли. («Наверное, — подумал Бейли, — Дэниел выглядит слишком уж человечным, чтобы быть человеком».)

— Ваше имя, сэр? — осведомился робот.

— Я следователь Элайдж Бейли с Земли. Меня сопровождают два робота из дома доктора Хэна Фастольфа: Дэниел Оливо и Жискар Ревентлов.

— Удостоверение личности, сэр? — На левой половине груди Жискара мягко засветился его серийный номер.

— Я ручаюсь за остальных двух, друг, — сказал Жискар.

Робот вгляделся в номер, словно сравнивая его с картотекой в своей памяти. Потом кивнул и сказал:

— Серийный номер зарегистрирован. Проходите.

Дэниел и Жискар сразу шагнули вперёд, но Бейли невольно помедлил и протянул руку, словно ожидая болевого шока.

— Поле отключено, партнер Элайдж, — сказал Дэниел. Оно включится, когда мы пройдём.

«Осторожность не помешает!» — подумал Бейли и продолжал ещё волочить ноги, пока не оказался далеко за местом невидимого барьера.

Робот без малейших признаков нетерпения или осуждения ждал, пока Бейли не подошёл к ним, а затем свернул на спиральный пандус, такой узкий, что стоять рядом на нём могли только двое. Робот был впереди — один. Бейли и Дэниел за ним бок о бок (ладонь Дэниела легла на локоть Бейли легко, но с какой-то дружеской настойчивостью). Замыкал строй Жискар.

Бейли обнаружил, что носки его ботинок чуть задраны, и подумал, что будет не так-то просто взбираться по такому крутому пандусу, наклоняясь вперёд, чтобы удерживать равновесие. Хоть бы его подметки или поверхность пандуса (а ещё лучше — и они, и она) были рифлеными, — а не такими гладкими.

Робот впереди произнёс «мистер Бейли!», словно предупреждая о чём-то, и его пальцы на перилах заметно напряглись.

Тотчас пандус разделился на секции, которые составились в ступеньки, двинувшиеся вверх. Они сделали полный оборот сквозь раздвинувшуюся часть потолка и остановились (видимо) на втором этаже, а затем исчезли. Роботы и Бейли сошли с пандуса. Бейли с любопытством оглянулся на него.

— Вероятно, он служит и для спуска. Но что, если поднимающихся людей окажется больше? Ведь эта штука на полкилометра ввинтится в небо — или, наоборот, — в землю.