Он не находил слов для сравнения, но это и не имело значения. Такого не случится.

Стихийные беспорядки могли вспыхнуть где угодно: в столовых, в коридорах или в подъёмниках. В столовых даже скорее всего. Там люди вели себя чуть раскованней, чем где бы то ни было, и довольно любого пустяка, чтобы эта раскованность переросла в нечто более серьёзное.

Совсем другое дело — беспорядки организованные. В огромной столовой, забитой до отказа людьми, сами зачинщики оказались бы в ловушке. Начнись в зале заваруха с метанием тарелок и крушением столов, выбраться оттуда было бы очень непросто. Наверняка погибли бы сотни людей, и сами подстрекатели вполне могли попасть в их число.

Нет, безопасней устроить мятеж на улицах Города, в каком-нибудь сравнительно узком переходе. В ограниченном пространстве паника и истерия будут распространяться медленно, и у заговорщиков хватит времени, чтобы быстро, по заранее намеренному плану, исчезнуть в боковом переходе или незаметно вскочить на межсекторный эскалатор и там раствориться среди пассажиров.

Бейли понял, что попал в западню. Наверняка у этих восьмерых есть сообщники, поджидающие снаружи. Они будут неотступно следовать за Бейли и Р.Дэниелом и, улучив момент, подожгут запал.

— Почему бы их не арестовать? — спросил Р.Дэниел.

— Это лишь приблизит начало беспорядков. Вы знаете их в лицо, так ведь? Не забудете?

— Я не способен забывать.

— Значит, мы сцапаем их в другой раз. А сейчас мы будем прорываться сквозь их сети. Повторяйте в точности все мои действия.

Он встал, осторожно перевернул свою тарелку вверх дном и поставил её в центр диска, из-под которого она поднялась. Затем положил вилку в предназначенное для неё углубление. Глядя на Бейли, Р.Дэниел сделал то же самое. Тарелки и столовые принадлежности тотчас исчезли.

— Они тоже поднимаются, — предупредил Р.Дэниел.

— Хорошо. Думаю, они не станут подходить к нам слишком близко. По крайней мере, здесь.

Напарники стали в очередь, продвигавшуюся к выходу, где слышалось ритуальное пощелкивание автоматов. Каждый щелчок означал, что израсходован ещё один обеденный паек. У выхода Бейли оглянулся и ещё раз обвёл глазами гудящий зал, утопающий в облачках поднимающегося с тарелок пара. Он вдруг в мельчайших подробностях вспомнил, как они с Беном ходили в городской зоопарк. Это было шесть или семь лет назад, нет, восемь. Бену тогда только исполнилось восемь лет. (Боже! Как бежит время!)

Бен попал в зоопарк впервые и поэтому был в восторге. Немудрено, ведь он никогда раньше не видел живую кошку или собаку. И потом, там ко всему прочему был павильон с настоящими птицами! Даже сам Бейли, видевший его уже раз десять, не мог оставаться равнодушным к этому зрелищу.

Когда впервые наблюдаешь, как эти крошечные создания проносятся по воздуху, возникает какое-то потрясающее, ни с чем не сравнимое чувство. Было как раз время кормления воробьев, и работник зоопарка разбрасывал в длинные кормушки дробленый овес. (Люди уже привыкли к дрожжевым заменителям, но по-своему консервативные животные и птицы требовали натуральных продуктов.)

Воробьи слетались со всех сторон, и казалось, им не будет конца. С громким чириканьем, от которого закладывало уши, они плотно, крыло к крылу, рассаживались вдоль кормушки…

Так вот оно что! Вот какая картина всплыла в памяти Бейли, когда он оглянулся, выходя из столовой: воробьи у кормушки. Эта мысль вызвала у Бейли отвращение. «Господи! — подумал он. — Должен же быть какой-то иной путь!»

Но какой? Чем был плох тот, что избрали они? Прежде такие вопросы никогда не волновали его.

— Готовы, Дэниел? — коротко спросил он.

— Я готов, Элайдж.

Они вышли из столовой. Теперь их спасение было целиком в руках Бейли.

Трудно найти подростка, который не знал бы игру под названием «догонялки по полосам». Её правила разнятся от Города к Городу, но суть остаётся неизменной. А потому любой мальчишка из Сан-Франциско может без труда присоединиться к игре сверстников в Каире.

Смысл её состоит в том, чтобы из пункта А попасть в пункт Б через систему скоростного сообщения Города. Причём ведущий должен сделать это таким образом, чтобы оторваться от как можно большего числа догоняющих.

Ведущий, прибывающий к пункту назначения в одиночестве, получает признание сверстников за сноровку, также, как и догоняющий, которого не удалось «сбросить с хвоста».

Обычно игра проводится во время вечерних часов пик, когда возросший поток людей, едущих с работы домой, делает её более опасной и сложной. Ведущий начинает игру, устремляясь вперёд по ускоряющимся полосам. Чтобы сбить с толку догоняющих, он использует всевозможные хитрости: остаётся стоять на одной полосе как можно дольше и затем внезапно перепрыгивает на какую-нибудь полосу, идущую в другом направлении. Или быстро пробегает по нескольким полосам и потом снова выжидает на одной из них.

Беда тому догоняющему, который по невнимательности ошибется полосой. Если он недостаточно ловок, то, прежде чем осознает свою ошибку, безнадёжно отстанет или, наоборот, унесется далеко вперёд от ведущего. Находчивый ведущий сделает такой промах неисправимым, помчавшись в соответствующем направлении.

Ещё один приём, придуманный для того, чтобы усложнить задачу игроков раз в десять, заключается в том, чтобы в ходе игры попытаться пересечь местные линии или даже экспресс-дорогу. Считается дурным тоном как полностью избегать их, так и слишком долго на них задерживаться.

Взрослым трудно понять притягательность этой игры, особенно тем, кто никогда не играл в неё в детстве. С игроками, то и дело налетающими на кого-нибудь из окружающих пассажиров, не очень-то церемонятся. Их сурово преследует полиция, наказывают родители. Их обсуждают в школах, предупреждают об опасности по субэфирному видео. Не проходит и года, чтобы во время пробега не погибло пять-шесть подростков, не говоря уже о десятках получивших увечья и о множестве «невинно» пострадавших, кому в ходе игры был нанесен тот или иной ущерб.

Но, несмотря ни на что, ватаги подростков продолжают носиться по полосам; игру невозможно искоренить. Чем больше опасность, тем желаннее для игроков та самая ценная из всех наград — уважение в глазах сверстников. Заслуживший её счастливчик имеет все основания расхаживать с важным видом, а уж тот, кто добьётся славы непобедимого ведущего, и вовсе становится важной персоной.

Элайдж Бейли, например, даже сейчас с удовольствием вспоминал, как и он когда-то бегал по полосам. Как-то он вёл группу в двадцать человек от сектора Конкорс к границам Квинза через три экспресс-дороги. После двух часов неутомимого упорного бега он оторвался от самых проворных преследователей и в одиночестве прибыл к месту назначения. Об этом пробеге говорили не один месяц.

Конечно, теперь уже силы были не те: не так давно ему стукнуло сорок. И хотя больше двадцати лет он не бегал, некоторые хитрости помнил до сих пор. Он потерял былую ловкость, зато приобрел нечто другое. Он стал полицейским. Лишь сотрудник полиции, за плечами которого многолетний опыт работы, мог знать Город так же хорошо, как он, знать, где начинается и кончается почти каждый закованный в металл переулок.

Бейли живо, но не слишком быстро двинулся прочь от столовой. Каждую секунду он ждал, что сзади вот-вот раздастся крик: «Робот, робот!» Эти первые минуты были самыми опасными. Он считал каждый шаг, пока не почувствовал под ногами первую ускоряющуюся полосу.

На мгновение он остановился, и Р.Дэниел ровной походкой подошёл к нему вплотную.

— Они идут за нами, Дэниел? — шёпотом спросил Бейли.

— Да. Они приближаются.

— Это ненадолго, — уверенно проговорил Бейли.

Он обвёл глазами полосы, тянувшиеся по обеим сторонам от него. По мере удаления от того места, где стояли они с Р.Дэниелом, полосы слева постепенно увеличивали скорость своего движения: самые дальние из них мчали свой живой, человеческий груз быстрее всех.

Почти каждый день своей жизни Бейли по нескольку раз приходилось ощущать под ногами движение полос, но теперь впервые за последние семь тысяч дней он слегка напружинил ноги, согнув их в коленях, перед тем как рвануться вперёд. Совсем как в прежние времена, его охватило волнение. Его дыхание участилось. Бейли уже почти забыл, как однажды поймал игравшего в эту игру Бена. Тогда он прочитал ему бесконечно длинную нотацию и пригрозил отдать его под надзор полиции.