Так что кто-то сидел и, глядя в телефон или прихваченный из дома ноутбук, читал вслух подробности о жанре оперетты или знаменитых её спектаклях, режиссёрах и композиторах.
— Вот что я тут принесла, — сказала Арина, вытаскивая из своего военного ранца потрёпанную книгу «Оперетта — радость моя!», — я эту книжку чуть-чуть посмотрела, кое-что поняла. И вот ещё одна, тоже умная книжка. Нате, девчонки, прочитайте их, а после нам расскажете.
С этими словами она отдала книжки «Оперетта — радость моя!» и толстую серьёзную книженцию «Структура драматического действия» самым прилежным девочкам. Они уселись в уголок и принялись листать их. Все остальные ребята с надеждой смотрели на Арину и ждали, что она скажет. Потому что знали — если она взялась за дело, то обязательно что-то придумает.
— Ну, значит, вот что получается, — продолжала Арина. — Я поняла так, что в оперетте должны быть песни, пляски, музыка и декорации. И какая-то история. То есть либретто, сценарий… Что у нас сейчас есть? Ведь заболевший Мыльченко успел хоть что-то придумать?
— А, фигню какую-то… — махнул рукой Олег Дибич-Забакланский.
— Ничего не фигню, раз его ук… — с жаром заступилась за Антошу Зоя Редькина, но тут же остановилась на полуслове: ведь нельзя было выдавать позор мафии — похищение её брата.
— А покажите, что он придумал, — вовремя переключила разговор Арина. — Можно взять это за основу и дальше что-то сочинить. Антошка плохого не придумает, уж я знаю…
Ну раз уж Арина Балованцева считала, что Антоша крут и ничего плохого не придумает, тут уж ничего не попишешь… Все бросились вспоминать, что там Гуманоид предлагал.
— Да что-то про любовь клопов, — первой вспомнила Накокова. — А слова там у него…
Но слова никто вспомнить не мог. Не записали ведь шедевр на бумажку.
— Клопики там танцуют, — добавил Мамед Батыров. — И мотив вот такой: ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля, в общем, я помню…
— Уже легче! — обрадовалась Арина. — Клопами можно очень даже здорово нарядиться. Занятно будет. А танцы…
— Эх, не могу вспомнить, какой там танец Мыльченко называл… — почесал свою голову под кепкой Мамед. — Но вот точно — танцуют эти клопы какой-то танец.
— В оперетте обычно тётки голые в панталонах и в перьях канкан пляшут, — подал голос ещё один из ребят. — Вот нашим девчонкам можно…
— Ага, вот ты и будешь голый в панталонах плясать! — фыркнули девочки.
— Необязательно плясать голыми, — успокоила их Арина. — А вот в перьях и в панталонах — это круто. Короче, нужен этот танец-канкан. Во, Батыров, ты же на каком-то инструменте играешь. Вот и давай…
Друзья Мамеда усмехнулись — ведь Мамед играл на баяне.
— Ага, канкан под баян! — покачал головой Мамед. — Да я и не умею канкан играть.
— А что можешь?
— Вальс.
— Можно и вальс играть. А плясать под музыку вальса будем канкан. — Арину нельзя было испугать ничем.
— Кстати, у нас же Лена во Дворец детского творчества ходит заниматься! — крикнула главная проныра и сплетница класса Даша Спиридонова. — Да, я в журнале, на той странице, где про внешкольные занятия пишут, видела.
— Лена, и ты будешь играть! — Арина хлопнула медлительную девочку Лену по плечу.
Лена покраснела.
— Нет, ну как же я… Я в оркестре только…
— Ну и отлично! На чем ты в оркестре играешь?
— На треугольничке… — ответила Лена. Треугольничком назывался маленький музыкальный инструмент — самый настоящий металлический треугольник, по которому били тонкой палочкой, и он чисто и радостно звенел в нужный для оркестра момент.
— Мало, конечно. — Тут Арина запнулась. Ну а вообще какая разница? И она бодро добавила: — Всё равно приноси свой треугольничек и играй! Ведь это на великое общее дело. Так, а ещё что?
Арина посмотрела на Мамеда и его приятелей. Она помнила, что когда-то они пытались создать собственную рок-группу, до поздней ночи играли в гараже и даже транслировали свои композиции по школьному радио. Потом, правда, группа распалась. Но инструменты-то должны остаться…
Олег Дибич-Забакланский, один из участников группы, имел дома барабан — осколок печально развалившейся рок-группы. В чём и признался.
— Барабан — это вообще успех! — обрадовалась Арина. — Как увидят его на сцене — сразу все поймут, что у нас круто! Вот уже и оркестр — барабан, баян и треугольничек.
— А ещё нужен хор! — подала голос Зоя Редькина. — И я даже представляю, что можно петь про этих клопов. У меня тоже стихи почти сложились…
Недаром Редькина как соседка по парте столько времени была неутомимой слушательницей прозаических и стихотворных сочинений Антона Мыльченко!
Скромница Зоя начала что-то напевать. Все уставились на неё. И Зоя, сначала оглядываясь на Арину, а затем уже и забыв об этом, пела, размахивала руками и приплясывала.
А тем временем Костик и Витя обследовали школу. Они подкрадывались к кабинетам, за дверями которых ощущалась жизнь, прислушивались, подглядывали в щёлки и замочные скважины. Но пока их поиск никаких результатов не давал. В одном кабинете заседал кружок любителей русского языка, в другом проходил факультатив по математике, а в кабинете музыки заседали одиннадцатиклассники — будущие выпускники — и обсуждали что-то своё.
Актовый зал — вот там-то точно должна проходить чья-нибудь репетиция! Но он был закрыт изнутри на ключ, и Витя с Костиком долго толклись под дверью, прежде чем им удалось проникнуть внутрь.
— Закрылись, — прошептал Костик. — Значит, есть что скрывать.
— Подождём, — откликнулся Витя.
Однако и это оказалось малорезультативным. Как только дверь открылась и в коридор выскочили две девочки в куртках, Костик с Витей просунули головы и заглянули в актовый зал.
Раздался многоголосый визг.
— А-а-а! Мальчишки!
— Куда прётесь?!
— Мы переодеваемся!
— Пошли отсюда!
— Вы чего подсматриваете?!
— Нахалы!!!
Захлопнув дверь, ребята бросились бежать по коридору.
— Хорошо ещё, что не убили… — завернув вслед за Витей за угол, схватился за голову Костик.
— Это точно, — кивнул Витя. Он тоже сразу узнал девчонок из девятого «А», которые, очевидно, закончив репетицию, разложили свои вещички по всему актовому залу и переодевались. На сцене суетились только две последние, крутились, вертелись, подпрыгивали — изображали балет.
— И зачем надо так визжать? — фыркнул Костик. — Балерины, блин. Аж уши заложило…
— Зато теперь понятно — девятый «А» отпадает, — заметил Витя. — Мыльченко у них мы не видели, да он им и на фиг не нужен.
— Точно! Потому что для балета слова не надо придумывать! — обрадованно подхватил Костя. — Значит, у нас осталось четыре объекта.
И они бодро двинулись по школе, выискивая двери, за которыми горел свет. Из-за двери кабинета истории, который был закреплён за восьмым «Б», неслись душераздирающие вопли и завывания. Они то и дело прерывались — и слышалась отчаянная ругань.
— Ругаются, — тихо сказал своему другу Костик, — значит, договориться не могут. А что, раз не могут, может, они-то как раз Гуманоида и спёрли, чтоб он за них думал…
— Что-то не слышно нашего красавца, — с сомнением проговорил Витя. — А он уж бы точно влез со своими идеями.
— Да, в этом плане тишина… — согласился Костик.
— Посмотреть бы… — с этими словами Витя чуть толкнул дверь кабинета. Было видно, что она не заперта изнутри.
В это время из кабинета послышалась заунывная музыка.
— Придумал! — Витя хлопнул Костика по плечу, отчего тот слегка поёжился. — Надо зайти внутрь, на дурика. И конкретно уже проверить…
— Ага, а там тоже какие-нибудь красотки переодеваются, и тоже воплей не оберёшься… — с сомнением проговорил Костик. — Ещё глаза выцарапают.
Но Витя что-то зашептал Костику в ухо. И через мгновение Витя и Костя вломились в кабинет истории. Молодецким напором они своротили стол, который был придвинут к двери. И, не теряя времени, очутились на середине кабинета.
— Ребят, а дайте нам магнитофон на полчасика, — с видом тупого амбала заявил Витя. — А я смотрю, вы ещё не ушли. Наши попросили магнитофон где-нибудь найти. Дайте.
