Думала, слушала…

Её супруг затаился где-то в глубине квартиры, вздыхал, иногда вскакивал, листал какие-то книжки, снова вздыхал…

Галина Гавриловна плакала. Горячие слёзы капали в остывающий суп, на вкусное варёное мясо, в густую сметану, которой полила Галина Гавриловна произведение своего кулинарного искусства, к которому её Петруша раньше никогда не оставался равнодушным.

…Так прошло около двух часов.

Стемнело.

Суп подёрнулся холодной плёнкой бараньего жира. И дожидался лишь отправки в помойку…

Галина Гавриловна сидела неподвижно.

В кухне появился Пётр Брониславович.

— А что ж ты, Галиночка, на музыке не играешь? — запинаясь и виновато хлопая глазами, несмело спросил он.

— Не хочется что-то. — Галина Гавриловна подняла голову.

Пётр Брониславович включил в кухне свет, сел перед женой на корточки и очень серьёзно спросил:

— Галиночка, не к столу, конечно… Но у меня есть к тебе вопрос.

— Да… — еле-еле проговорила Галина Гавриловна, сразу приготовившись к самому худшему.

— Это ничего, что не к столу?

— Н-ничего, Петя…

— Скажи, Галиночка, а у вас на мясокомбинате крысы есть?

Бедная Галина Гавриловна меньше всего сейчас ожидала подобного вопроса. Но от сердца у неё сразу отлегло. И она даже весело (как, впрочем, и всегда, когда речь заходила о её любимой работе) ответила:

— Есть, Петя. А как же.

Муж сразу оживился, глаза его заблестели.

— Ну так скажи мне, чем вы их травите? Как изводите?

— Да ничем не травим, — отмахнулась Галина Гавриловна.

— То есть как?

— А вот так, — широко махнула рукой старший технолог мясокомбината. — Это у нас называется физическое уничтожение. Гоняем их швабрами, распугиваем. Одна уборщица умеет мастерски на них орать. Как с утра войдёт в цех, как крикнет — крысы в разные стороны от неё шарахаются. И прячутся, боятся вылезать, пока она по цеху ходит — вот как её голос на них действует…

Пётр Брониславович сел на пол.

— Это что же… — проговорил он. — У вас их так много?

— Много, — подтвердила Галина Гавриловна. — Но травить нам крыс нельзя. Это же вредно для потребителей.

— В смысле? — не понял Пётр Брониславович.

— Да эти паразиты часто в чаны с колбасно-сосисочной массой падают. Сверху, с труб. Случайно, конечно… Простая-то крыса упадёт, её перекрутит — и ничего. А представляешь, если упадёт туда травленая? А-а, вот так-то, Петя. Забота о потребителе.

— Да… — Пётр Брониславович снова помрачнел.

Он поднялся с пола, увидел на столе нарезку ветчинной колбасы с прожилками красного мяса и белого жира, в ужасе отшатнулся от него и побрёл в комнату.

«Стало быть, нет никакого спасения от крыс, — в отчаянии подумал Пётр Брониславович. — Физическое уничтожение… Каждую клюшкой по морде. Из-за меня теперь пострадает вся школа! Бедные дети! Я натравил на них полчища крыс! Как же мне не стыдно! Что же делать? Почему специалист по крысам не помогает, как обещала? Надо найти её во что бы то ни стало! Надо спасать детей!»

Подумав так, он решительно схватил телефон, нашарил в кармане клочок бумаги с номером будущей спасительницы, набрал. Гудок шёл, трубку не брали. Пётр Брониславович не сдавался, набирал и набирал.

И наконец, когда Пётр Брониславович уже совсем отчаялся, звонок приняли. И, хоть из трубки не послышалось ни «да», ни «аллё», Пётр Грженержевский отчаянно заговорил:

— Алевтина Константиновна, добрый день. Это вам звонит Пётр Брониславович Грженержевский. Из семнадцатой школы — помните, телефончик-то вы мне дали. Нам необходимо встретиться! Дело принимает серьёзный оборот. Жду вас! Вы моя последняя надежда! Почему вы молчите, Алевтина Константиновна? Вы не хотите со мной говорить?..

А в кухне сидела несчастная Галина Гавриловна. Помимо воли ей приходилось слышать, как её молодой муж названивает какой-то неизвестной Алевтине Константиновне и ждёт встречи с ней, потому что дело приобретает серьёзный оборот. Галина Гавриловна была не из тех, кто устраивает сцены, разборки и скандалы. Поэтому слёзы не каплями, а двумя полноводными струйками лились из её глаз в холодный суп.

А тем временем четверо учеников седьмого класса «В» крутились возле подъезда, куда вошла их подозреваемая — та самая Алевтина Константиновна, которой в пятый раз названивал сейчас Пётр Брониславович. Как раз в тот момент, когда подозреваемая открывала входную дверь квартиры, телефон в её сумке запиликал…

Арина Балованцева вот уже несколько минут стояла, не двигаясь, точно статуя индейского вождя, и смотрела на окна квартиры на первом этаже, в которую вошла подозрительная крысоотравительница. Остальные ребята тоже не покидали своих постов. Витя, обежав дом вокруг, вернулся и подошёл к Арине.

— Мне кажется, тётка самая обыкновенная, — сказал он. — Чего за ней следить? Факт, что она из службы отравления крыс. Ей нашу школу просто заказали. Поэтому она сообщение получила, честно пришла, но не дождалась Брониславовича, и отправилась туда, откуда ей следующий заказ поступил. Деньги платят, она и травит, работает… Какая ей разница? Вот и сейчас она пошла в эту квартиру, потому что там крыс много. Её и вызвали их извести. Логично?

— Да, — кивнула Арина, подумав некоторое время. — Но тем не менее нужно всё равно подождать, пока она оттуда выйдет. И проследить, куда пойдёт дальше.

Антон Мыльченко, переодетый женщиной, никуда не ушёл и продолжал вести наблюдение. Ему бы сбегать домой сменить одежду, ведь в маминых сапогах на тонких высоких каблуках он чувствовал себя в высшей степени неудобно, да ещё и дурацкая шляпка спадала на глаза и дутое пальто почему-то кусалась за шею. К тому же Зоя Редькина то и дело посмеивалась над его неудавшейся маскировкой. Но сыщик новой формации Антон Великолепенский не обращал на это внимания. Потому что очень боялся, что, пока он будет бегать туда-сюда, самые основные события могут как раз и произойти. И терпел, терпел, терпел ехидство Редькиной. Против её шуток и подколок он был совершенно безоружен.

Арина отошла от окон и смерила расстояние от школы до дома. Получалось, что ближе всего к этому дому как раз угол спортзала и находился. К Арине подошёл Витя Рындин, она показала на это расстояние ему. Витя кивнул, соглашаясь с ней.

— Да, какая-то связь между этой квартирой, крысами и бедами Брониславовича точно есть, — проговорила Арина. — Не знаю, какая, но есть.

Витя прошёлся от дома до школы, пытаясь высмотреть что-нибудь. Но тоже ничего подозрительного не обнаружил. Тем не менее слежка продолжалась.

Через некоторое время к подъезду быстрыми шагами подошёл мужчина в короткой куртке и с кейсом в руке. Арина с улицы дала сигнал наблюдателю в подъезде — мирной девочке Зое Редькиной (ведь такую кроткую и примерную не осмелилась бы погнать из подъезда ни одна, даже самая свирепая старуха). Та проследила за мужчиной с кейсом — он действительно вошёл в подозрительную квартиру.

— А, что я вам говорила? — Арина Балованцева торжествовала. — Не с букетом ведь дяденька проник в квартиру! А с кейсом! Кейс — это всегда что-то таинственное и важное. Ну, у кого есть возражения?

Возразить было нечего.

— Надо узнать, что в этом кейсе! — поджимая под себя то одну, то другую уставшую свою ножку, обутую в модный сапог на высоком каблуке, воскликнул Антон Мыльченко.

— Может быть, — согласилась Арина. — Пусть только выйдут, мы за ними проследим дальше.

Замёрзшие наблюдатели вновь заняли свои позиции. В подъезд и из него зачастили люди — возвращались с работы, из магазинов, выгуливали собак, выносили мусор. Старушки одна за другой появились и уселись на скамейку, согнав с неё ребят. И даже усилившийся холодный вечерний ветер был этим старушкам не страшен. Они сели и завязали разговор, то и дело косясь на ребят и обсуждая безнравственность современной молодежи. Бабкам явно не нравилось, что на месте их ежедневных прогулок толкутся какие-то дети. Старушки даже порывались их совсем отсюда прогнать.