У входа в шатер уже кучковались просители. Их сортировкой как раз занималась Волеслава. В шатре, в его «штабной» половине меня ждал Хегни. Вот ты-то мне и нужен. Коротенько, без конкретики обрисовал ему задачу. Мой воевода кивнул и пошел подбирать кадры для предстоящей операции.

За повседневными хлопотами незаметно пролетел день. Вечером, когда начало смеркаться, решил прилечь вздремнуть. Разбудил меня Туробой. В самую глухую ночь. Здесь это время называлось часом волка. На Земле у славян, такое название тоже было. Не помню только, соответствовало ли оно тому же времени, что и здесь. Привел себя в порядок и вышел из шатра. Оседланные кони стояли у входа, недовольно пофыркивая. Было пасмурно, здешние луны заволокло тучами, соответственно, темнота стояла — глаз коли. Замечательно! Поеживаясь от ночной прохлады и сырости, забрался в седло, разобрал поводья и тронул Воронка. Сзади раздался глухой топот копыт коней моих сопровождающих. Оглянулся. В этот раз охрану, из соображений секретности, решил не брать. Ехать со мной должны были только Туробой и Хегни. За ними, однако, в ночной тьме маячил кто-то третий. Придержал коня, пригляделся. Ну конечно! Валька! Кто бы сомневался!

Махнул рукой Туробою и Хегни, чтобы проезжали вперед, а сам дождался, когда со мной поравняется Волеслава. Дождавшись, спросил:

— Ну и куда ты собралась, красавица? Кто тебя звал?

— Меня не зовут. Я сама прихожу туда, где должна быть, — пожала плечами жрица.

И ведь не поспоришь! Ну, ладно, не гнать же. Да и не уйдет. Поехали дальше. Добрались до места, откуда днем наблюдали за местом будущей операции. Здесь нас уже ждала лодка с двумя варангами, подобранными Хегни. Абсолютно надежными, с его слов. Рядом с лодкой в воде колыхало ветвями свежесрубленное дерево. Под его прикрытием я предполагал добраться до арки. Да и нырять, маскируясь в его кроне, будет способнее.

Подошел к воде, поболтал в ней рукой. М-да, градусов семнадцать, не больше. А что ты хотел — осень, хоть и ранняя. Начал раздеваться. Тело предполагалось намазать жиром, заранее припасенным Хегни, оказавшимся, к приятному моему удивлению, опытным ныряльщиком. Валька стояла в паре метров, не сводя с меня глаз. Добравшись в разоблачении до подштанников, я почувствовал некоторый дискомфорт под ее пристальным взглядом.

— Может, отвернешься? — развязывая шнурок, поддерживающий сей предмет нижнего белья на бедрах, спросил у нее.

— Ты собрался плыть туда? — кивнув на стены города, и не проявляя каких либо признаков смущения, ответила она вопросом на вопрос.

— Ну да, — не видя смысла в дальнейшей секретности, подтвердил я ее догадку.

— Вода холодная, — задумчиво протянула Валька.

— Это ты тонко подметила, — согласился с ней.

— Наверное, эта твоя одежда защищает от холода в воде?

— Какая?

— Вот эта.

Она тронула чересседельную сумку, набитую каким-то барахлом.

— Что там у тебя? — заинтересовался я.

Волеслава сдернула поклажу с седла и, развязав шнурок, стягивающий горловину, распахнула мешок. Из него высунулся конец резинового ласта. Я, не поверив глазам, присел и дернул ласт наружу. Действительно — он. Целый, не обгоревший. Вытащил второй, тоже целый. Ниже лежал аккуратно свернутый гидрокостюм.

— Откуда? — только и смог спросить.

— Из подвала храма в Святом, — чуть усмехнувшись, видя, что сюрприз удался, отозвалась жрица.

— Разве там не все сгорело тогда, — задал следующий, совсем уже глупый вопрос.

— Не все, как видишь, — снизошла, все же, до ответа эта зараза.

Покачивая головой, вытащил гидрокостюм и обнаружил под ним в матерчатых свертках маску, трубку, пояс с грузами, два ножа — свой и Андрюхин и водолазные часы, которые сразу прицепил на руку.

— Ну, Волеслава, порадовала, — поднимаясь на ноги, выразил, переполняющие меня чувства.

Глаза Вальки светились удовольствием от удавшегося сюрприза. Не удержавшись, заключил ее в объятия. Потом, опомнившись, хотел, было, отстраниться, ожидая очередной вспышки возмущения от допущенной фамильярности. Но та, как-то обмякла и даже попыталась неумело приобнять меня за плечи. А когда я попытался отстраниться, подалась следом, но быстро опомнилась, отшатнулась, и на лице у нее появилось до боли знакомое отчужденное выражение. Вот так вот. А девица-то от моих объятий откровенно «поплыла». Еще бы, этакий мачо, да еще посланец небес. Тьфу! Старый пошляк! «Девица»! «Поплыла»! Как-то не хотелось думать в таких выражениях о Волеславе. Да уж не влюбился ли ты, братец!? На романтику потянуло? Ну, ладно, подумаем об этом позднее. Сейчас сосредоточимся на предстоящем купании.

Кстати. А какого, собственно! Откуда Валька узнала, что я куда-то собираюсь нырять? Припасла, ведь мое снаряжение! Знали об этом Туробой и Хегни. Туробой рассказать не мог. Написать тоже. Или мог? А Хегни? Я повернулся к обоим, неловко топчущимся в паре метров мужикам и задал единственный вопрос:

— Кто рассказал?

По недоуменному выражению лица Хегни и виноватому Туробоя все стало ясно — Туробой. Сумел объясниться, паразит. Понять его можно: сколько лет он служит при храме и сколько у меня? Скорее всего, все еще считает Вальку начальницей. Да и не предупредил я его о режиме секретности. Не счел нужным — немой ведь. Но видно было, что мой друг-телохранитель переживает из-за своего промаха. Даже слезы на глаза навернулись. Успокаивающе махнул рукой:

— Ладно, Туробой. Я сам виноват — не предупредил, что никому ни слова.

Эта моя фраза взбесила Вальку. До чего резко вспыхивает девка.

— От меня не должно быть секретов, — прошипела она. — Я твоя жрица. Единственная оставшаяся в живых. — Я — твое продолжение в наземном мире и должна знать все твои мысли и желания.

Ну, это вряд ли. Однако вслух, конечно, ничего такого не сказал. Просто повернулся к ней задом, стянул подштанники и не спеша, начал облачаться в гидрокостюм. В середине процесса повернулся к Волеславе в полоборота и скосил глаза. Та, все же, отвернулась. Вот так, а то — все должна знать, все видеть!

От гидрокостюма знакомо пахнуло резиной. Сердце защемила ностальгия по потерянному миру. В голову полезли лишние мысли: что я здесь делаю, зачем? Не ко времени. Рефлексировать будем позже, в теплой кроватке в шатре. Закончил с одеванием, нацепил пояс с грузами и ножнами с ножом, натянул на лоб маску с трубкой, подхватил ласты и уселся в лодку.

— Отчаливаем, — приказал гребцам-варангам.

Те оттолкнулись от берега. Один греб, второй придерживал за ветки, буксируемое за лодкой дерево. Оба с любопытством поглядывали на мой, экзотический для здешних мест, прикид. Решил спуститься на лодке метров на сто-сто пятьдесят ближе к крепости, а оставшееся расстояние проплыть, прикрываясь деревом. После разведки предполагал добраться до берега подальше от крепости самостоятельно, благо теперь, в обретенных ластах, это труда не составляло. Так что варанги, высадив меня, должны были сразу возвращаться обратно.

Решив, что приблизились к арке достаточно, скомандовал гребцу остановиться, натянул ласты, зажал зубами загубник трубки и, стараясь не плеснуть, соскользнул в темную воду. Вынырнул уже метров за пять от лодки — течение оказалось весьма приличным, глянул вперед. Нужная мне арка довольно отчетливо чернела на более светлом фоне крепостной стены. В паре метрах плыло, отпущенное варангами дерево. Добрался до него, забрался поглубже в крону, подкорректировал направление и, слегка подрабатывая ластами, отдался речному потоку.

Плыл недолго, даже толком замерзнуть не успел. Дерево ткнулось комлем в решетку, потом течение развернуло его и боком прижало к арке. Надо мной нависла каменная громада стены. Ну, что, с богом! Я провентилировал легкие и, придерживаясь вплотную к решетке, пошел в глубину. Дна достиг быстро. Продуваться пришлось только один раз. Видимости не было никакой — темнота, да и вода не слишком прозрачная. Светящийся фосфором циферблат часов, нужно было подносить к глазам почти вплотную, чтобы рассмотреть цифры. Часы показывали глубину в четыре с половиной метра. Немного. Это хорошо. Плохо было то, что решетка, заканчивающаяся заостренными шипами, воткнулась ими глубоко в песчаное, судя по ощущениям, дно. Ладно, арка широкая, пойдем вдоль, будем искать углубления в дне. Благо запас воздуха в легких еще оставался. Поплыл вправо к стрежню реки, полагая, что шансов обнаружить там искомые неровности больше. Плыл наощупь, придерживаясь левой рукой за решетку, а правой ощупывая дно.